“I want a woman”. How Russian soldiers harass women on trains and planes while returning from the front Vladimir Putin claims conscripts aren’t fighting in the war, but they go missing in Kursk region in droves. Mediazona interviews their relatives ФСБ и лазеры. Сотрудничавший с китайскими учеными физик из Томска получил 2,5 года колонии Кто‑то кричит «Позор!», кто‑то — «Путин, помоги!». Что происходит в затопленном Орске “Your dick—where is it?” Police and special forces are raiding private parties in Russia, in search of the “international LGBT movement” Карта разрушений. Как сносят и перестраивают захваченный Мариуполь «Работаем, сестры». Кто ведет канал жен мобилизованных «Путь домой», чего они хотят и чем рискуют «Жалко Валеру». Как больной туберкулезом 14‑летний школьник из Хабаровского края стал фигурантом «террористического» дела «Переломать ей позвоночник». Рассказ жительницы Донецка, которую затравили после тиктоков под украинские песни, заставили извиняться и оштрафовали Босиком, в одних трусах. Сын бизнесмена из Одинцово рассказал, что полицейские подкинули ему гашиш и избили; его отец годами судится с властями «Успокойся, ты уже в вооруженных силах, обратного пути нет». Полиция и военкомы снова устраивают облавы на призывников “Total clusterfuck, son, excuse my language.” How residents of the occupied and flooded city of Oleshki spent the first night after the dam destruction in Ukraine Театральное дело об «оправдании терроризма». Женю Беркович и Светлану Петрийчук задержали из‑за спектакля о женах исламистов (он получал «Золотую маску») «Пепел, выжженная земля, выжженная жизнь». Разговор с Милой Тешаевой — режиссеркой документального фильма «Когда весна пришла в Бучу» «Этого просто не может быть». Год войны в рассказах фотокорреспондентов «Последний юбилей последнего уебка». Как уволенный за поддержку Навального учитель истории из Коми стал обвиняемым по делу о «дискредитации» армии Боевые травмы. В России появилось не меньше 2 тысяч военных инвалидов Их число будет расти — с фронта возвращаются все новые раненые
«Ловить их, как зайцев». В регионах полиция вручает повестки на проходных заводов и в «Пятерочках» — жители жалуются на облавы Son‑in‑law, husband, son, father. First days of the special mobilisation operation in the Republic of Buryatia «У нашего государства трудные времена». Как работодатели помогают военным вербовать своих подчиненных на войну Сел на 10 лет, завербовался в «ЧВК Вагнера», погиб в Украине. Пример одного заключенного из Карелии Война пришла в Крым. Взрывы на аэродроме — разбираем версии Moscow politician Ilya Yashin condemned Bucha atrocities. He now faces up to 10 years in prison over ‘discrediting’ the army «Мне соболезновать не надо, вы хоть тело‑то видели?». Матери моряков с «Москвы» уже два месяца пытаются узнать их судьбу — и все еще надеются, что те живы Третья «республика». Что происходит в Херсоне — единственном областном центре Украины, захваченном Россией после 24 февраля «Где спали, там и срали». Что российские военные оставили после себя в городах, селах и домах украинцев «Ха, вы ему уже ничем не поможете. Он у вас умрет». Как в карельской колонии погиб свидетель обвинения по делу Политковской «Белый хлеб — значит, или проверка скоро, или праздник какой‑то». Что едят в колониях на Новый год: версии ФСИН и заключенных «Мы чем‑то смешным занимаемся?». Как в Петрозаводске за избиение заключенного судят бывших начальников ИК‑9 «Вышвыривают, как использованный презерватив». Осужденные руководители пыточной ИК‑7 в Карелии вышли на свободу раньше срока «Просрали все, что мы тушили». Репортаж из карельского поселка, жители которого пять дней сдерживали лесной пожар своими силами Неделя пожаров. День третий
«Бред, который пишут враги нашей страны». Следователь ФСБ прочел комментарий активиста (и оскорбился) после сообщения регулярного доносчика Судья постановил выпустить петербургскую модель из СИЗО. Но потом сослался на «техническую ошибку» «Будем делать лабутены». Бывший заключенный владимирской колонии рассказывает, как его заставили пытать людей «Мы ехали полтора‑два часа, смотрим в окно, а там лес». Где и как отбывают наказание арестованные за участие в протестах москвичи «В морге ответили: "Как нам скажут, так и напишем диагноз"». Что происходит с врачами, когда они заражаются коронавирусом (и умирают) «Это геноцид, согласитесь?». В Петрозаводске людей с подозрением на коронавирус отправляют в очередь к автобусу, где делают тесты «Неношение маски — это как секс без контрацепции». Врачи о второй волне коронавируса Цой, митинг, уволенный мэр. Как небольшой карельский город Сортавала уподобился Хабаровску «Полицейский ударил дедушку головой». Жители дагестанского поселка устроили митинг из‑за жестокого задержания Неуважение к власти в Калевале. Оштрафованного за карикатуры с Путиным жителя Карелии объявили в розыск по уголовному делу Страшнее только деревни. Как справляются с коронавирусом за чертой города «Мама, меня везут убивать». Что стало с заключенными и руководителями ИК‑9 в Карелии после публикаций о пытках