Подсудимыми по уголовному делу о мошенничестве в особо крупном размере (часть 4 статьи 159 УК) проходят художественный руководитель «Гоголь-центра» и автор идеи театрального проекта «Платформа» Кирилл Серебренников, бывший генпродюсер «Седьмой студии» Алексей Малобродский, гендиректор Юрий Итин, а также сотрудница министерства культуры Софья Апфельбаум.
Продюсер Екатерина Воронова объявлена в розыск. Дело бухгалтера Нины Масляевой выделено в отдельное производство, она признала вину.
По версии следствия, подсудимые похитили из бюджета 133 млн рублей, которые должны были потратить на экспериментальный проект «Платформа». В прошлом году суд вернул дело в прокуратуру после комплексная экспертиза выявила, что расходы «Платформы» даже превысили выделенную ведомством сумму в 216 млн рублей. Новая экспертиза снова выявила завышение расходов, она стала последней в этом процессе.
В коридоре Мещанского суда собрались до четырех десятков слушателей, которые столпились у дверей зала; в итоге внутрь попали не все.
Подсудимые в масках занимают места, соблюдая небольшую дистанцию. Пресс-секретарь суда отправляет не вместившихся в зал на девятый этаж, где организована трансляция; некоторым удается уговорить ее, показывая на пустующие места на некоторых лавках.
Фото: Дима Швец / Медиазона
В зал заходит судья Олеся Менделеева, которая объявляет, что пока не появились представители прокуратуры.
«Телефоны все выключили, чтоб я не слышала звука», — строго говорит судья. «Телефон убираем из зоны моей видимости», — требует она от слушательницы и повторяет несколько раз, пока та не подчиняется.
На кафедре для выступающих стоит массивная банка с антисептиком.
В зал заходят два прокурора, и начинаются прения. Первым выступает прокурор Резниченко.
Кирилл Серебренников, Софья Апфельбаум и Алексей Малобродский. Фото: Дима Швец / Медиазона
Прокурор Резниченко объявляет, что «буква закона гласит»: разбирательство проводится только «применительно к предъявленным обвинениям», хотя на процессе было много «спекуляций о том, что у силовиков были претензии к качеству спектаклей».
Это не так, настаивает Резниченко: следствие установило, что действиями подсудимых был нанесен ущерб в 130 млн рублей. Впрочем, прокурор тут же оговаривается, что этот объем надо уточнить, поскольку фигурантам вменяется ущерб в 128 млн рублей.
Гособвинитель пересказывает показания подсудимых о том, что выделенные на популяризацию театра деньги не похищались: Малобродский утверждал, что все финансовая деятельность «Седьмой студии» велась честно, Серебренников — что вообще занимался творческой работой, Итин — что фактически в «Седьмой студии» не работал, но помощница Серебренникова Анна Шалашова и продюсер Екатерина Воронова просили его восстановить финансовую документацию. Апфельбаум, продолжает прокурор, также вину не признала.
По его мнению, вина подсудимых доказана. Сначала Резниченко говорит о показаниях бухгалтера «Седьмой студии» Нины Масляевой — главного свидетеля обвинения, давшей показания на остальных фигурантов. По ее словам, Итин обещал, что Минкультуры не будет проводить проверки, которые могут вскрыть хищения, благодаря вмешательству Апфельбаум.
Прокурор продолжает, что Серебренников завышал стоимость выполнения государственных контрактов, Масляева составляла поддельные отчеты, которые практически не проверялись, обналичиванием денег занимался предприниматель Валерий Синельников, которого с Итиным и Малобродским познакомила Масляева. Он привозил деньги из Петеребурга, аналогичным образом обналичивались деньги через несколько фиктивных компаний.
Впрочем, говорит прокурор, обвинение опирается и на показания других свидетелей: помощница Масляевой Элеонора Филимонова говорила, что Малобродский просил ее подыскать людей для перевода денег. В июне Филимонова заявила, что следователи угрожали «отправить ее в тюрьму», если она не даст нужные показания. Тем не менее прокурор настаивает, что Филимонова неоднократно давала показания на остальных фигурантов дела — а то, что она не подтвердила их в суде, не делает их недопустимыми.
Далее прокурор пересказывает показания Валерия Синельникова, утверждавшего, что обналичил для «Седьмой студии» свыше 20 млн рублей, и аналогичные показания предпринимателя Валерия Педченко. Обналичивание денег, утверждали свидетели, обсуждалось непосредственно с Серебреннниковым.
Следующие свидетели, показания которых упоминает прокурор: сотрудница кадровой службы Лариса Войкина, Татьяна Жирикова, которая проводила аудит в «Седьмой студии» и сменила Масляеву на посту главного бухгалтера (30% контрагентов, по ее мнению, были фирмами-однодневками, обналичивалось около 67% средств), техника «Платформы» и «Гоголь-центра» Олега Назарова, а также руководителя департамента господдержки искусства и народного творчества Минкультуры Андрея Малышева, который отчитывался перед ФСБ о расходах «Седьмой студии» за год до арестов, и директора департамента современного искусства и международных культурных связей Алексея Шалашова.
Прокурор последовательно перечисляет показания сотрудников департамента экономики и финансов Минкультуры, затем минут десять говорит о разных департаментах, конкурсах и документах, объясняя, какая структура что должна была проверять. Изредка в его речи упоминаются названия спектаклей «Платформы».
«Седьмая студия», продолжает прокурор, подготовила отчет с недостоверными сведениями о своей деятельности и расходах. Дальше гособвинитель, выступающий в прениях без маски, переходит к пересказу соглашений организации с Минкультуры, по которым та получила 70 млн рублей.
Пока девушка в зале делает карандашные зарисовки, прокурор продолжает читать с листов, которые он по одному кладет на стол. Резниченко переходит к экспертизе, установившей, что разница между потраченной и необходимой суммами в 2011–2014 годах составляет 128 млн рублей.
Он настаивает, что специалисты, проводившие предыдущую экспертизу, были заинтересованными, а новое исследование эксперта Баженовой удовлетворяет всем требованиям. Прокурор соглашается с тем, что эксперт не индексировала суммы — говорит, что все неустранимые разночтения должны трактоваться в пользу обвиняемых.
Доказательства защиты ему кажутся неубедительными: свидетели из числа актеров и сотрудников «Седьмой студии» ничего о финансировании не сказали, а показания других театралов принимать во внимание нельзя. Прокурор просит суд не сравнивать Большой театр с «родившимися из студенческих этюдов» спектаклями «Седьмой студии».
Прокурор Резниченко удивляется: если верить защите, то получается, что Масляева сама бесконтрольно стала заниматься обналичиванием денег. Как могли этого не замечать Серебренников, Итин и Малобродский, прокурор не понимает. Согласно его подсчетам, руководители упустили пропажу 10 млн рублей, на которые можно было бы поставить несколько спектаклей — в этом гособвинитель сомневается.
Дальше он переходит к внутренней документации, которая, по его словам, была уничтожена по приказу Серебренникова — так, считает прокурор, обвиняемые избавились от улик. Одна из Excel-таблиц «чудом уцелела», и из нее следует, что реальные расходы на «Платформу» в 2014 году были на 40 млн рублей меньше тех, что выделило государство.
По его мнению, после увольнения Апфельбаум из Минкультуры «Седьмая студия» спешно заказала аудиторскую проверку и попыталась привести в порядок бухгалтерскую документацию, опасаясь проверки.
«По мнению подсудимых, все подсудимые, давшие показания против них — лжецы, все документы — недостоверны. Но, ваша честь, где деньги, выделенные на спектакли?» — сетует он.
Прокурор приходит к выводу: они были похищены в составе организованной группы.
Прокурор просит признать всех виновными. Серебренникову назначить 6 лет лишения свободы в колонии общего режима. Малобродскому — 5 лет, Апфельбаум и Итину — по 4 года.
Серебренникову гособвинитель также просит назначить 800 тысяч рублей штрафа, Малобродскому — 300 тысяч, Апфельбаум и Итину — по 200 тысяч. Обвинение просит суд лишить подсудимых права занимать должности на три года и удовлетворить гражданский иск о взыскании 128 млн рублей.
Со стороны защиты первой берет слово адвокат Софьи Апфельбаум Ирина Поверинова. Она говорит, что представитель гособвинения фактически зачитал обвинительное заключение, и все, что за два года произошло на процессе, «необходимо суду забыть» — видимо, прокуратура решила «сделать вид, что ничего этого не было».
Начинать свою речь она собирается с замечаний к речи прокурора, судья ее перебивает, но Поверинова настаивает: «Мы присутствуем в театре абсурда». Доказательства ей кажутся неудовлетворительными, документы были «перевернуты с ног на голову».
Защитница пересказывает фабулу обвинения о создании устойчивой группы для хищений и касается роли Апфельбаум, которая якобы обманывала коллег из Минкультуры. «Рисуется картина хищницы, монстра», — говорит она.
Адвокат указывает, что защищает Апфельбаум с первого дня, и она никогда не меняла показаний. В материалах дела нет «ни одной бумаги, ни одного слова» о том, чтобы ее подзащитная получила хоть какие-то деньги незаконно.
Защитница хвалит Апфельбаум за профессионализм и законопослушность, а затем разбирается в том, что такое квалификация мошенничества.
Адвокат Поверинова пересказывает выдержку из документов обвинения, где говорится, что подсудимые собирались воздействовать на «высших должностных лиц» — и называет это «перлом». Поверинова последовательно строит свою речь: зачитывает интересующий ее фрагмент, акцентирует внимание на оборотах вроде «слаженная иерархическая структура» или «распределение ролей» и недоумевает, как эти формулировки можно применять к Апфельбаум.
Ее подзащитная утверждает, что Серебренникова видела лишь пару раз, причем он уже был знаменитостью, а она — обычным сотрудником Минкультуры.
Адвокат постоянно подчеркивает, что Апфельбаум вообще не занимала своей должности в период, когда задумывалась «Платформа», не участвовала в совещаниях и никому ничего обещать не могла.
Для подкрепления своей позиции защитница подробно рассказывает, кто и с кем встречался и что обсуждал. Конкурсная документация, например, утверждалась предшественником Апфельбаум Алексеем Шалашовым, к тому же решения по конкурсу принимались комиссиями — и на них никто не жаловался.
Поверинова собирается оценивать доказательства и документы из материалов дела: говорит о бюджетных планах, называет тома, постоянно настаивая: все это свидетельствует, что Апфельбаум никак не могла повлиять на выделение средств.
Софья Апфельбаум ни в чем невиновна и не могла совершить преступление, которое ей вменяется, заключает Поверинова. Она думала, что проект «Платформа» пользуется успехом, и добросовестно выполняла свои обязательства, с другими фигурантами не дружила и обсуждала только рабочие условия.
Адвокат критикует третью, последнюю экспертизу — она, по ее мнению, основывается не на всех материалах дела. По ее мнению, стоимость проекта была умышленно занижена следствием. Поверинова оговаривается, что решила «не уделять много времени творчеству Кирилла Семеновича, которым восторгается», но версия следствия является «наветом».
Также адвокат указывает, что деньги были и спонсорские: «И если там на обналичке пропали 13 миллионов, можно с уверенностью сказать, что это спонсорские деньги были».
Когда защитница заканчивает свое выступление, в заседании объявляется получасовой перерыв.
В зал возвращается судья. Она отмечает, что говорить в маске сложно, поэтому выступающий может ее снимать, но все остальные должны оставаться в масках так, чтобы был закрыт нос.
Все ждут адвоката Поверинову, которая уже закончила выступать; дозвониться до нее не получается. «Если вы выступили в прениях, не надо убегать… до конца процесса», — шутит судья.
Через пару минут Поверинова, запыхавшись, заходит и извиняется: лифт долго не приходил. Апфельбаум встает и начинает свое выступление со слов о том, что ничего незаконного не делала, над «Платформой» она работала как и над другими проектами — то же самое было в департаменте до и после нее.
Апфельбаум в своей речи уверяет, что «ни о каком лоббировании [«Платформы»] не может быть и речи», и ей непонятно, почему следствие считает, что она что-то «придумала, а дальше все просто перекладывали бумажки». Она рассказывает про функционеров из правительства, поручение вице-премьера Жукова, работу большого количества людей.
«В чем заключается моя роль, я не понимаю — это была сложная и нервная, но техническая работа, — продолжает подсудимая. — Если и было какое-то лоббирование, решение принять что-то вопреки регламенту — это было уже в правительстве».
Она отвергает претензии в том, что проект «Платформа» получил финансирование вне конкурса — говорит, что не занималась конкурсной документацией, вспоминает даты, настаивает, что все было в соответствии с законодательством — как и процесс согласования.
Апфельбаум подчеркивает: у всех свидетелей, кто говорил о давлении, есть одинаковые показания про должностные обязанности.
Следствие считает нарушением, что один из документов был подписан только «Седьмой студией». Подсудимая несогласна: «Это такая форма, нам такую выдали — в этом квинтэссенция этого дела».
У Апфельбаум в руках внушительная пачка листов, читает она, слегка волнуясь, скрупулезно пересказывая маршруты разных служебных документов, передававшихся от чиновника к чиновнику. Периодически она дает пояснения о том, у кого из чиновников были какие права, мог ли сотрудник поставить где-то свою подпись или направить документ в какую-нибудь структуру, где и какие бывали заявки, сметы и так далее.
«Сейчас я директор театра, я понимаю, что у меня другие полномочия — я могу не согласиться с мнением юристов и экономистов. Тогда я так не могла», — описывает она свою работу времен Минкультуры.
Апфельбаум напоминает о тезисе из последней экспертизы, которую составляла театральный критик Ольга Королева (Ольга Галахова). Автор решила, что «Платформа» в господдержке не нуждалась — по мнению подсудимой, из-за этого судье предстоит «вынести приговор современному искусству».
Под конец Апфельбаум замечает, что в экспертизе указывался некий кастинг, которого никогда не было, но не было лекции, которая точно была. «Хочу напомнить, что часть свидетелей прокуратура даже не вызывала, и вот Соколова связалась с моим адвокатом, сказала, что хочет прийти и сказать, как было на самом деле. Когда люди столько говорят о давлении, мы не можем этого не учесть», — заключает она.
Апфельбаум рассказывает, как ее уволили из министерства: внезапно сказали, что больше она в ведомстве работать не будет.
В завершение она подчеркивает, что обвинение бездоказательно, и просит суд вынести оправдательное решение.
После Апфельбаум слово берет адвокат Юрия Итина Юрий Лысенко. Он перечисляет обвиняемых и их адвокатов, пересказывает фабулу обвинения своего подзащитного, который, по версии обвинения, участвовал в обналичивании денег.
Лысенко говорит достаточно тихо, половину его фраз не разобрать; он рассуждает, что такое обман, мошенничество, хищение, введение в заблуждение и так далее. Для признания человека виновным в мошенничестве должен быть установлен «факт безвозмездности изъятия денежных средств», подчеркивает защитник, хотя следствие решило, что «обналичивание равнозначно хищению».
Он вкратце пересказывает историю проекта «Платформа», как Серебренников обратился к президенту с предложением о поддержке современного искусства, и потом все соответствующие документы неоднократно проверялись.
Масляева говорила, что Итин и остальные завышали стоимость мероприятий, но подтвердить это не смогла, сетует Лысенко. Защитник возмущается приемом следователей: свидетель Масляева выдвигала какие-то обвинения, а на вопрос, откуда ей известно о чужих преступлениях, указывала на Итина.
Он критикует экспертизы, которые выявили недостачу средств, тихо и методично пересказывает ход разнообразных проверок, ведомства и даты, говорит, что стоимость мероприятий не завышалась, и никто не подтверждал, что обналиченные деньги тратились не на нужды проекта.
Лысенко на протяжении полутора часов методично критикует действия следствия и показания свидетелей. На одной фразе судья его прерывает: «Все у вас?» Под смех в зале Лысенко говорит, что у него «еще немножечко» и в заключение говорит, что подтверждений вины его подзащитного Юрия Итина нет.
После адвоката слово берет сам бывший гендиректор «Седьмой студии» Юрий Итин. Он говорит, что внимательно слушал выступление прокурора и заметил, что оно почти полностью построено на обвинительном заключении.
«Очень многое хотелось бы сделать иначе», — признается он и сетует, что на «Платформу» в 2013 году нужно было выделять больше времени. Впрочем, вину в мошенничестве Итин категорически отрицает: он даже не помнит, чтобы подсудимые собирались в одном месте вчетвером. Итин называет других подсудимых «умнейшими, профессиональными и порядочными людьми».
Он обещает не повторяться и не комментировать разные доказательства, но вспоминает, что многие культурные деятели признали «Платформу» успешным проектом; в 2012–2013 годах Минкультуры называло проект одним из важнейших событий в стране.
«Я реально знаю, сколько стоит спектакль, что бюджетное финансирование среднего провинциального театра — 70 миллионов рублей в год; в лучшем случае театр выпускает 2-3 премьеры в год, причем имеет здание», — объясняет он суду. В случае с «Платформой», говорит Итин, все было совсем по-другому: участники проекта «собрались только для того, чтобы создать что-то такое, чего еще не было». «Настаиваю, не было преступного замысла, была масса ошибок», — признает Итин.
Подсудимый собирается высказаться о выступлении прокурора, но судья его прерывает: это уже реплики. Итин спрашивает, неужели ему нельзя сейчас высказаться — в принципе, можно — и он кратко говорит, что вину не признает, что на «Платформе» не было ничего, о чем говорит обвинение, что он сделал несколько ошибок и укоряет себя, но обвинение построено на показаниях Масляевой, которая «нигде не говорила, что она кому-то передавала деньги».
После выступления Итина объявляется перерыв в 15 минут.
После перерыва адвокат Поверинова снова немного опаздывает, все в зале смеются. Судья просит присутствующих надеть маски и прекратить разговоры, по залу разливается запах санитайзера.
Слово берет адвокат бывшего генерального продюсера «Седьмой студии» Алексея Малобродского Ксения Карпинская. Она пересказывает фабулу обвинения и заключает, что по итогу судебного следствия никакого состава преступления в действиях Малобродского установлено не было.
«Не буду повторять, что говорил адвокат Лысенко, очень долго, я со всем согласна», — продолжает она и вспоминает постановление пленума Верховного суда, согласно которому хищение безналичных средств считается оконченным с момента их снятия с банковских счетов — получается, что с деньгами Минкультуры это произошло, когда их перевели «Седьмой студии», а у самой студии было несколько разных источников финансирования. Она замечает, что у других споносоров претензий ни к кому нет.
Она вновь указывает на значение терминов «обман» и «хищение», говорит о квалификациях. Следствие, по ее словам, не указывает, кого Малобродский обманул, чьим доверием злоупотребил и так далее, все указания на обман СК связывает с Апфельбаум, но многие решения принимались чиновниками, на которых та не имела возможности повлиять.
Карпинская говорит, что преследование Малобродского должно быть прекращено, потому что ущерба не было, а показания свидетелей подтверждают, что ее подзащитный с августа 2012 года на «Платформе» не работал. В некоторых документах, напоминает адвокат, под фамилией Малобродского стоят непонятно чьи подписи, но почерквоведческая экспертиза не проводилась.
«Получается, что подтвержденные расходы, по мнению эксперта Рафиковой, [составили] 87 млн рублей», — пересказывает адвокат одну из экспертиз после долгого перечисления разных контрактов — это, уверяет она, больше, чем получила «Седьмая студия».
Как и коллеги, Карпинская особенно много внимания уделяет финансово-экономическим экспертизам. «Деньги были выданы на основании одних показателей, а посчитаны — по другим показателям спустя четыре года», — удивляется она.
Защитницу также возмущает, что следствие не стало указывать, на что пошли деньги, в хищении которых обвиняют подсудимых.
Карпинская настаивает, что дело нужно прекращать в связи с отсутствием ущерба: Минкультуры взамен денег получило выполненный контракт. Сумма ущерба за время следствия выросла в сто раз, без ущерба ее установить не могли, до 2017 года об ущербе никто ничего не знал.
В завершение своего выступления адвокат Карпинская просит своего подзащитного оправдать.
Сам Малобродский в свою очередь подтверждает, что не согласен с предъявленными обвинениями и считает, что факт преступления, в котором его обвиняют, не был доказан. «О каком преступлении идет речь? Вчера было 3 года с того дня, как я был решением суда арестован по обвинению в том, что спектакль "Сон в летнюю ночь" не был поставлен, — говорит он. — И фейсбук вчера на меня вывалил кучу фотографий с того прекрасного спектакля».
Малобродский настаивает: он ничего не похищал, не состоял в преступной группе: «Я никогда не принимал участия в незаконных банковских операцииях, если такие операции имели место, я был о них не осведомлен». Он рассказывает о своей работе, обязанностях и функциях, что у него не было права банковской подписи, он был осведомлен только о части работы бухгалтерии.
После очень подробного описания своей деятельности в «Седьмой студии» Малобродский переходит к событиям в жизни после ухода в «Гоголь-центр». Он ошибается в имени-отчестве Кирилла Серебренникова, и все смеются, в том числе судья.
Малобродский продолжает свою речь о непричастности к аудиту и уничтожению документов бухгалтерии. Он не берется судить, почему началось уголовное преследование Серебренникова, но вспоминает, что ждал, что к нему обратятся следователи. Малобродский не чувствовал опасности, пока шли обыски, а после обыска у него самого и допросов, на которых он ничего порочащего про Серебренникова или Итина не сказал, на него решили надавить.
Для того, чтобы продержать генпродюсера несколько дней в камере, была использована справка оперативника ФСБ о том, что он угрожает свидетелям и поддерживает связь с бывшими коллегами, задействуя контакты в правительстве и среди силовиков. «Я узнал о себе много нового и пожалел, что не воспользовался этими связями», — уточняет Малобродский.
Справка появилась после допроса и ареста, говорит подсудимый, но дело изначально было возбуждено по событиям 2014 года, когда он уже не работал в «Платформе» — тогда и появилась версия о хищении денег на постановку «Сон в летнюю ночь».
Все эти события «заставили систему, никогда не признающую свою вину, порождать все новые нелепости в моем уголовном преследовании», — считает Малобродский.
«Пожалуйста, представьте, что продолжают испытывать мои жена и дочь, сестра, мать 83 лет — не самый здоровый человек, который пережил Холокост», — обращается он к суду.
Судья вопреки ранее заявленным предписаниям для участников заседания сняла маску.
Один из слушателей перебивает Малобродского и спрашивает, можно ли ему выйти. «Все, кому нужно выйти, встают и уходят сейчас, — недовольно отвечает судья и обращается к приставам. — Пропустите и больше не пропускайте».
Малобродский продолжает говорить, но судья не выдерживает: «Еще реплики будут? Вы считаете, что вина ваша не доказана, я правильно полагаю?» Малобродский подтверждает и опять начинает говорить про свою работу. Теперь он хочет рассказать про суммы, которые нужны для выпуска спектаклей.
Малобродский продолжает и говорит, что не может не высказаться по поводу экспертизы. «Но вы же излагали это в ходатайстве», — вяло протестует судья.
Малобродский настаивает: экспертиз три, они разные, с разной методологией. После этого он, как и предыдущие выступавшие, начинает критиковать экспертные методы и выводы.
Адвокат Серебренникова Дмитрий Харитонов вслед за коллегами повторяет, что на самом деле следствие показало: хищения средств не было, ущерба — тоже, дело нужно прекратить.
Кирилл Серебренников, настаивает защитник, никого не обманывал, не было и преступной группы — все выполняли свою работу, режиссер был художественным руководителем без административно-хозяйственных функций. Единственные три финансовых отчета, которые подписывал Серебренников, он подписывал по просьбе Минкультуры.
Харитонов вкратце напоминает про финансирование «Платформы» по разным направлениям и цели.
Далее адвокат переходит к показаниям свидетелей обвинения. Он считает, что Масляева, Синельников, Педченко, Хромова, Дорошенко, Курбанов и Филимонова оговорили подсудимых. «Как обналиченные средства по указанию Серебренникова использовались — они не знают. А это я уже говорил — на "Платформу"», — подчеркивает он.
Затем Харитонов переходит к истории знакомства Масляевой и Синельникова в 2008 году, периодически упоминая, что они были любовниками.
Всех, кто дал показания на Серебренникова, адвокат называет «группой Масляевой»: он считает, что они занимались обналичиванием денег, которые передавались «Седьмой студии». Сам Серебренников к финансовой деятельности отношения не имел.
Харитонов добавляет, что театры постоянно привлекают частные компании для обналичивания денежных средств.
Когда защитник начинает говорить про доказательства подробно, судья просит его излагать короче, на что Харитонов шутит: «Тогда я должен сказать: "Оправдайте Кирилла Серебренникова" — и все». Он настаивает, что у него есть такое же право выступать в прениях, как у прокурора.
«Я написал очень много слов с повторением одного и того же — пытаясь вас убедить, что все обналиченные средства тратились на проект "Платформа"», — говорит адвокат Серебренникова Харитонов. Далее он переходит к аспектам финансовых отчетов.
Через несколько минут две слушательницы выходят из зала. «Еще раз один из зала встанет — удалю всех, обижайтесь друг на друга», — угрожает судья.
Адвокат читает чьи-то показания: «Мы познакомились, на встрече обсудили...». В этот момент из динамика телефона кого-то из защитников громко раздается фраза «расовая дискриминация» — это звук из телепрограммы.
«Показания Масляевой вы мне рассказывали час назад...» — устало говорит судья. Адвокат Харитонов поначалу делает вид, что не понимает, в чем претензия, но потом признает: «У меня есть план, иначе логика теряется».
Судья просит «сразу» и говорит, что видит, как устал сам Серебренников. Режиссер уверяет судью, что может потерпеть. Адвокат Харитонов продолжает и говорит, что деньги не были похищены.
«В течение трех лет мы живем в состоянии позора. Позором было возбуждение дела, арест Малобродского, нахождение Итина и Апфельбаум под домашним арестом и два судебных процесса. Вам, я надеюсь, этот позор удастся прекратить», — обращается защитник к судье в конце двухчасового выступления.
Слово последним из подсудимых берет Кирилл Серебренников.
Режиссер говорит, что «Платформа» была сложным многожанровым проектом, и он надеялся, что госфинансирование даст шанс реализоваться многим одаренным россиянам. «Есть ли смысл в "Платформе" спустя три года после возбуждения уголовного дела? Много ли это — 340 мероприятий? Много, очень много, это вам скажет любой специалист», — рассуждает он.
«Претензии Минкульта и прокуратуры, что мы сделали что-то не так, смехотворны. Может, мы должны были не 340 мероприятий сделать, а 800?» — удивляется Серебренников. Он считает, что сейчас стал понятен принцип бывшего министра Владимира Мединского — «эксперименты за свой счет», и «свой счет» — это аресты и обыски.
Серебренников говорит, что сейчас уже неважно, почему вообще было возбуждено уголовное дело; важно — что «Платформа» оказалась «онтологически чужда всей культуре бюрократии», и стало ясно, что «пострадавшее министерство — токсичная контора, которая при первой возможности предаст».
Режиссер сетует, что финансами в «Седьмой студии» не занимался, но его в целом возмущают попытки обвинить его в том, что на «Платформе» что-то не сделали или сделали не так. «В театральном деле нет ни одного доказательства моего нечестного поведения», — подчеркивает он.
«Юмор, довольно горький, нашей ситуации заключается в том, что обвинение построено на показаниях бухгалтеров и их знакомых. На них давили следователи, и они, опасаясь за себя, оговаривали нас, врали. На их показаниях следователь Лавров и построил дело, лучшие друзья следователя — обнальщики», — возмущается Серебренников.
Режиссер признает, что бухгалтерия на проекте велась «из рук вон плохо», но «театральное дело — это про то, как государство отказывается от сделанного им же самим за деньги налогоплательщиков в угоду конъюнктуре момента».
«Платформа», считает он, продолжает фиксировать время — раньше Серебренникову казалось, что проект стал мостом между Россией и миром, для чего и создавался, а не для обналичивания. «Платформа» теперь — часть российского искусства, продолжает режиссер. Он надеется, что свести его к бухгалтерии не получится, какие бы ни были цифры в обвинении.
«Творческие люди остро чувствуют несправедливость. Я благодарен тем, кто приходил все эти годы в суды и поддерживал нас, — обращается он и заключает. — Проектом «Платформа» мы заявили миру о молодой и честной стране с молодыми и честными авторами».
Он сожалеет, что именно «Платформа» стала роковым моментом в судьбе, но повторяет, что ничего плохого не совершал и гордится каждым днем работы в России.
После выступлений в прениях подсудимым предоставляется право на последнее слово.
Кирилл Серебренников пользуется возможностью, чтобы зачитать стихотворение Иосифа Бродского «Конец прекрасной эпохи». Судья удивляется: «Целиком?!» Серебренников обещает, что оно небольшое и начинает декламировать.
После Серебренникова слово берет Апфельбаум, которая признается, что после него сложно выступить эффектно. Она кратко повторяет, что невиновна: «Тогда казалось, все хорошо, а сейчас выясняется, что плохо и исключительно ради корысти». Апфельбаум благодарит всех за поддержку.
Выступающий третьим Юрий Итин вспоминает: ему часто говорили во время следствия: «Вы же все понимаете» — а он ничего не понимает и считает, что ничто так не убивает веру в жизнь, как несправедливость.
Алексей Малобродский тоже всех благодарит за поддержку и просит суд не учитывать его возраст и состояние здоровья при вынесении решения, потому что никакой вины он не признает. Он говорит, что «театральное дело» — это в каком-то смысле вызов, поэтому нужно не сломаться и продолжать делать свое дело.
После этого судья сообщает, что решение будет объявлено 26 июня в 11:00.
Оформите регулярное пожертвование Медиазоне!
Мы работаем благодаря вашей поддержке