Саша Скочиленко находится в СИЗО уже полтора года. У нее целый букет заболеваний, которые прогрессируют в изоляторе, где ей не оказывают медицинскую помощь: киста в правом яичнике, ПТСР, целиакия и порок сердца.
Ранее независимый кардиолог, которая осматривала Скочиленко в СИЗО, сказала, что в Сашином состоянии возможен летальный исход. Каждое упоминание о недугах Скочиленко представители гособвинения воспринимают как повод для шуток и иронии.
На одном из недавних заседаний защита при помощи приглашенного экперта допросила Ольгу Сафонову — она готовила лингвистическое заключение по делу Скочиленко для обвинения. Ей пришлось признать, что она допустила ошибки в собственной экспертизе. К тому же она признала: нельзя утверждать, что Скочиленко знала о ложности информации и в своих ценниках намеренно отразила заведомо ложную информацию. А это значит, что в деле Скочиленко нет состава преступления.
После этого ответа прокурор резко вскочил с места и попросил перенести заседание. На следующие три заседания Сафонова уже не пришла, сказавшись больной. Сегодня второй эксперт-лингвист обвинения Гришанина должна явиться в суд или быть принудительно доставленной судебными приставами.
Накануне Саша Скочиленко отметила день рождения в СИЗО — ей исполнилось 33 года.
Поддержать Сашу, как и обычно, пришли несколько десятков человек. Среди них сотрудники консульств Польши, Германии и Норвегии, а также режиссер Александр Сокуров и экс-фигурант дела «Седьмой студии» Алексей Малобродский.
Фото: Медиазона
Фото: Медиазона
Суд сегодня планировал допросить второго эксперта-лингвиста Гришанину, которая с самого начала судебного разбирательства игнорирует повестки в суд. Сегодня приставы должны были доставить ее принудительно, но не смогли — они передали в суд рапорт о том, что не нашли Гришанину на рабочем месте.
Адвокат Юрий Новолодский возмущен: «В этом деле постоянно творятся чудеса, уже которое заседание мы не можем допросить эксперта. Боится эксперт прийти в суд поскольку публично не сможет отстоять свою антинаучную позицию, представленную в заключении. Если есть более суровые меры, которые можно применить к эксперту, который срывает суд, нужно применить, подсудимая — тяжело больной человек».
Адвокат Неповиннова просит отправить приставов по месту жительства Гришаниной.
Гособвинитель говорит, что «понимает негодование защиты», и просит открыть дверь зала и выяснить, вдруг эксперт все же явилась в суд.
Слушатели откровенно хихикают над этой репликой, но, когда приставы выглянули в коридор, выяснилось, что Гришанина и правда на месте и согласна подвергнуться судебному допросу.
В зал заходит свидетельница и называет свои анкетные данные: Гришанина Анастасия Николаевна, работает в СПбГУ, стаж работы — 37 лет.
Суд предупреждает ее об ответственности за дачу ложных показаний и уточняет, нет ли у Гришаниной личной заинтересованности в деле Скочиленко. Гришанина считает, что «обстоятельств, исключающих участие в деле, нет».
Защита начинает допрос Гришаниной при помощи приглашенного эксперта — лингвиста Светланы Друговейко-Должанской.
Друговейко-Должанская начинает с вопроса о том, действительно ли эксперт-лингвист Гришанина считает безличным предложение: «В первые три дня погибли 4300 российских солдат. Почему об этом молчат на телевидении?». Гришанина повторяет в суде, что считает предложение безличным.
Друговейко-Должанская зачитывает длинное определение безличного предложения и спрашивает, согласна ли Гришанина с таким определением.
— Я согласна с тем, что я написала по тексту.
— Это не ответ на мой вопрос, я вам процитировала академический источник.
— Я согласна с тем, что предложение безличное.
Светлана Друговейко-Должанская, которая только что озвучила определение безличного предложения, из которого явно следует, что эксперт обвинения допустила грубую ошибку в своем заключении, продолжает спрашивать:
— Предложение: «Десятки людей пришли сегодня в зал» — тоже безличное?
— Какое это имеет отношение к делу?
— Это говорит о вашей квалификации.
Гришанина старательно уходит от ответов, а прокурор просит суд снимать вопросы, касающиеся квалификации эксперта. На что адвокат Новолодский парирует, что защита как раз имеет право ставить под сомнение квалификацию эксперта обвинения. «А у вас есть квалификация ставить под сомнение мою квалификацию?» — отгрызается Гришанина.
Несмотря на сопротивление со стороны прокурора Друговейко-Должанская все же добивается ответа от Гришаниной: эксперт обвинения считает, что правильно «с точки зрения языковой нормы» было бы написать «В первые три дня погибло 4300 российских солдат». И потому назвала предложение безличным.
— Вы задали тему о языковой норме. И когда вы интерпретируете предложение о гибели солдат, что правильно было бы сказать «погибло», верно?
— Только что говорили об этом.
— А вам известно, что предложение не является вводным и не выделяется запятыми?
— Я эту запятую не буду комментировать, так как она не меняет смысл моей фразы.
— Вам известно, что Розенталь говорит, что сказуемое в таком обороте может иметь форму как единственного, так и множественного числа?
— Обращаю ваше внимание, что фамилия Розенталь не стоит в списке литературы [экспертизы обвинения], он не использовался в экспертизе. Использовались Гальперин, Данилова и Леонтьев, также уважаемые специалисты.
Друговейко-Должанская напоминает свидетельнице, что ни один из перечисленных ею филологов не является специалистом по языковой норме.
В процесс допроса свидетеля врывается адвокат Юрий Новолодский. Его интересует, как свидетель относится к «специальной военной операции» и высказывала ли она это отношение до того, как ей зказали экспертизу по делу Скочиленко. Гришанина настаивает, что ее мнение не имеет отношения к делу.
«Если у эксперта сформировано мнение, то экспертиза может быть необъективной», — замечает Новолодский. После этого Гришанина прямо отказывается отвечать на вопросы о своих убеждениях и предполагаемой предвзятости.
Теперь адвокат Новолодский просит свидетеля показать, где именно она усмотрела «мотив политической ненависти» в текстах или словах Александры Скочиленко.
Вместо ответа на этот вопрос Гришанина зачитывает определение политической ненависти, которое использовала в экспертизе. Адвокат Новолодский настаивает, чтобы она указала, где политическая ненависть именно в словах Саши.
— Мне кажется, что этот вопрос задается повторно, только что были перечислены признаки ненависти, — пытается уйти от ответа Гришанина.
— Защита возражает против такого поведения эксперта, она отказывается ответить на простой вопрос — показать в тексте, где в показаниях Скочиленко эти признаки.
После долгих препирательств эксперт-лингвист Гришанина все же начинает перечислять, какие именно слова Скочиленко она считает проявлением «политической ненависти»:
— Контент-анализ показал, что в пяти высказываниях на ценниках употреблено 11 глаголов: «разбомбило», «прятались», «отправляют», «остановите», «погибли», «молчат», «воюет», «оправдать войну», «Россия стала фашистским государством», «напала на Украину», «участвовала». Девять из них имеют тон ненавистнический.
— То есть на основании использования этих глаголов вы пришли к выводу о наличии политической ненависти?
— Это примитивная трактовка, заключение составлено на многих страницах и это вырвано из контекста.
Теперь вопрос задает сама Скочиленко:
— Когда мы допрашивали вашу коллегу, она сказала, что в связи с малым объемом текста на ценниках не было возможности провести контент-анализ. Получается вы не согласны со своей коллегой в том, что контент-анализ невозможно было провести?
— Я совершенно не вижу противоречий между нашими ответами. Если она не проводила контент-анализ, это не значит, что я его не делала.
Отвечая на вопросы защитников Скочиленко, Анастасия Гришанина уточняет, что проводила лингвистечский анализ как антивоенных ценников, так и слов, сказанных Скочиленко на допросе в Следственном комитете.
Адвокат Новолодский спрашивает, как лингвист может оценивать мотивы «преступления», если не является ни юристом, ни психологом. На что Гришанина отвечает, что оценивала «мотив составления текста, а не совершения преступления».
Как именно она оценивала этот мотив, она так и не смогла пояснить и несколько раз предложила адвокату Новолодскому вместо ответа на его вопросы снова зачитать определение политической ненависти.
Вопросы снова задает эксперт-лингвист со стороны защиты Светлана Друговейко-Должанская:
— Вы основываетесь на анализе 11 глаголов, которые перечислили. Если бы мы делали контент-анализ книги участника Великой Отечественной войны Константина Симонова «Живые и мертвые», были бы там признаки ненависти?
Прокурор возражает и просит снять вопрос.
— Не кажется вам, что сам контекст, в котором возникли высказывания Скочиленко, провоцируют именно такие высказывания? В самих этих глаголах нет выражения ненависти и вражды по отношению к армии.
— Мне непонятен вопрос.
— Контекст, в котором Скочиленко высказывалась. Не кажется ли вам, что это оправданно?
— Автор выражает свое недоброжелательное и враждебное отношение к государственному строю и политике, к Путину и Вооруженным силам России. Если бы в документах присутствовала только первая оценка — недоброжелательность, то не было бы выявлено признака ненависти.
— Что вы понимаете под контекстом?
— Два значения: первое — лингвистическое содержание, второе — это этимология событий, то, что сподвигло автора написать, его намерения и желания.
Вопросы снова задает адвокат Новолодский. Он просит указать, что именно Гришанина считает «контекстом», который доказывает мотив политической ненависти.
Гришанина начинает цитировать слова Скочиленко, сказанные на допросе: «развязанная война», «обстреливают жилые кварталы», «Минобороны говорит неправду», «я наткнулась на публикацию макетов антивоенных ценников, где говорилось о цинковых гробах и убитых в Мариуполе», «вся информация отраженная в ценниках казалась для меня правдоподобной и я воспринимала ее как реальную». Эти цитаты, по ее мнению, тоже доказывают, что Саша испытывала политическую ненависть.
— Человек, который воспринимает информацию о гробах как истинную, проявляет ненависть.
— То есть именно этот контекст доказывает политическую ненависть?
— Я только что это сказала.
Заседание и допрос свидетеля Гришаниной возобновляются после перерыва.
«Моя доверительница передала мне вопрос для эксперта. Вы, оглашая показания Скочиленко, обратили внимание на то, что автором текста [на ценниках] была не она. С учетом этого обстоятельства она спрашивает: чьи вы установили лингвистические мотивы — того, кто писал текст, или Скочиленко?» — задает вопрос адвокат Новолодский.
Гришанина считает, что это никак не влияет на ее заключение, так как Скочиленко на допросе подтвердила, что она сознательно распространяла эти ценники.
Адвокат Новолодский просит эксперта все же уточнить, какие слова, сказанные именно Сашей, позволяют делать вывод о ее мотивах и о «политической ненависти».
«"Я общаюсь со своими друзьями из Украины"… значит человек получает информацию от частных лиц в Украине, которую потом называет правдоподобной. Первый ее мотив — размещение информации, которая идет вразрез с официальной», — начинает объяснять Гришаева.
Кроме того, она считает, что Саша ставила перед собой цель подавать информацию, «которая противопостоявляется информации Минобороны», а также «распространять недостверные сведения о том, что Россия обстреливает жилые кварталы и мирных жителей».
Гришанина особенно подчеркивает, что Саша Скочиленко черпала информацию из СМИ, которые были признаны «иноагентами».
Далее адвокат Юрий Новолодский пытается выяснить, кто именно заказал экспертизу у Анастасии Гришаниной, кто был ее руководителем и кто ставил перед ней задачи при подготовке экспертизы.
На все эти вопросы Гришанина отвечает: «Какое это имеет отношение к делу?». Ей пытается помочь судья Демяшева:
— Свидетель сказала, что не помнит…
— Нет, я сказала, что это не имеет отношения к делу, — не сдается Гришанина.
Адвокат Новолодский просит судью сделать свидетелю замечание и призвать ее отвечать на вопросы. Но это не помогает.
Далее адвокат Яна Неповиннова спрашивает, как Анастасия Гришанина оценивала информацию на ценниках на достоверность и почему она назвала утверждения Скочиленко ложными.
Гришанина злится и говорит, что ничего не писала о ложности информации. Адвокат Неповиннова зачитывает из текста экспертизы: «информация является ложной». Гришанина говорит, что имела в виду «лингвистическую недостоверность», но не поясняет, что это значит.
— Перечислите информацию, которую вы проверяли на соответствие действительности?
— Эксперт-лингвист не проверяет достоверность, так как ему не представляют источников, лингвист сравнивает с официальной информацией. Официальная равно достоверная.
Теперь адвокат Новолодский пытается выяснить, как эксперт могла делать утверждения о «заведомой ложности» информации, которую распространяла Скочиленко.
— Человек пользуется источниками противной стороны и выдает их за свое утверждение, — объясняет Гришанина.
— А вы уверены, что они заведомо ложные?
— То есть вы не верите официальным источникам? — отвечает вопросом на вопрос свидетельница.
— Один раз из десяти.
Теперь вопрос задает Саша Скочиленко:
— То есть вы считаете, что вы научными методами установили, что я распространила заведомую ложь?
— Нет, то, что в ценниках убеждающая цель — убедить покупателей, что это правда. А как мне это проверить? С помощью официальных источников.
— Это проверяет следствие, — напоминает Гришаниной Скочиленко.
Эксперт Гришанина снова и снова повторяет, что «заведомая ложность» сведений, которые распространяла Скочиленко, доказывается тем, что она не использовала официальные источники, связанные с Минобороной, а также не указывала, что пользовалась украинскими источниками.
Когда адвокат Новолодский просит дать какое-то научное определение термину «заведомо ложная информация», а также описать методику определения такой информации, Гришанина начинает уходить от ответа. В итоге она так и не дает научное определение используемым терминам.
Снова задает вопросы Светлана Друговейко-Должанская. Она спрашивает, согласна ли свидетель с формулировкой Минюста, что в компетенции эксперта-лингвиста не входит проверка информации на достоверность, а следовательно эксперт-лингвист не может делать утверждения о ложности информации.
Гришанина говорит, что согласна с указаниями Минюста, несмотря на то, что прямо делает в своем заключении вывод о «ложности» информации, которая не соответствует официальной позиции Минобороны.
Теперь Друговейко-Должанская просит свидетельницу пояснить, что в ее заключении для следствия делают ссылки на сайты РБК или Life.ru, если Гришанина говорит о соответствии позиции Министерства обороны, а не федеральных СМИ:
— Мы даем ссылки на официальные сайты .
— Сайт Life.ru официальный? Я говорю о том, что написано на странице 12 вашего заключения. Откройте заключение — второй абзац содержит ссылки на источники, предполагается, что информация изложенная там, достоверная?
— Вы неправильно трактуете экспертизу. Вы говорите о ссылках, а источники указаны в конце экспертизы.
Адвокаты Скочиленко не могут сдержать смех.
— Вы оперируете понятиями «ссылка» и «источник», это не одно и то же. Я настаиваю на том, что источники перечислены в списке источников, — обижается Гришанина.
Далее защита переходит к «прагматике высказываний» Скочиленко, о которой пишет в заключении Гришанина. Адвокаты просят пояснить, какова эта прагматика и из чего эксперт делала вывод.
Гришанина начинает отвечать, что слово «размобили» является «эмоционально окрашенным», а «использование термина "война" вместо "СВО" имеет прагматическую направленность, дезориентирует читателя и вызывает тревожность и имеет убеждающий эффект».
Адвокат Новолодский просит суд отпустить его «пройтись», потому что «слушать это невыносимо». Новолодский покидает зал суда.
Эксперт защита Друговейко-Должанская продолжает задавать вопросы про содержание текстов на ценниках. Теперь обсуждается ценник: «Российских срочников отправляют в Украину. Цена этой войны — жизни наших детей. Остановите войну»
В своей экспертизе Гришанина пишет, что эту цитату можно понять как «солдаты срочной службы отправляются на Украину по приказу командования».
— Что в тексте дает вам сделать такой вывод?
— А глагол «отправляют»? Кто же еще может отправлять, дядя Ваня?
— То есть вы вкладываете собственное понимание в интерпретацию?
— Не согласна с вашим утверждением. «Российских срочников отправляют в Украину», мы как лингвисты можем понимать так, что российские срочники — это те, кого призывают на военную службу. И напрашивается один ответ, что отправлять их может командование.
—Ваше утверждение было опровергнуто.
— То есть срочников может кто угодно отправить?
— Да, вы только что привели пример заведомо ложной информации. Россия опровергала отправку срочников на фронт.
Друговейко-Должанская обещает, что задает свидетельнице последний вопрос:
— Вы заявляете [в экспертизе], что в тексте имеется признак «подстрекательства к ограничению прав расовой, этнической или конфессиональной группе». В каком месте вы обнаружили эти признаки?
— Это практически во всех фразах перечисленных. Например, «российская армия разбомбила художественную школу» — эта информация убеждает читателя, что российская армия плохая и агрессивная. Далее в призыве: «Остановите войну». Тут убеждающий эффект текста, который формирует в сознании читателя негативный ненавистнический образ российской армии.
Друговейко-Должанская просит Гришанину дать определение слову «подстрекательство».
— Это убеждение в том, чего нет на самом деле.
— Но этого нет в словарях! Подстрекательство — это понуждение к каким-либо действиям. В определении, которое вы дали, нет понуждения к действию.
— Я не могу искать сейчас [определение] в силу обстановки. Но давайте обратимся к форме размещения. Текст на ценниках, ценник — это побуждение к покупке.
— Это напоминает мне фразу Козьмы Пруткова: «Если в клетке со львом написано "бегемот", верь ему».
Защита снова пытается выяснить, на каком основании Гришанина делает вывод о том, что Скочиленко автор ценников. И из этого делает вывод о мотивах.
При этом защита может доказать, что тексты этих ценников были опубликованы в интернете задолго до акции Скочиленко, а сама Саша еще на допросе говорила, что «наткнулась на макеты ценников» в сети.
Гришанина сначала отнекивалась со словами, что это «не дело лингвиста определять авторство», а затем уточняет, что это неважно: важно, что Скочиленко занималась рапространением этой информации, даже если не была «создателем этих высказываний».
Защита просит отложить заседание, чтобы подготовиться к продолжению допроса этого свидетеля. По мнению защиты, принципиально важно, что эксперт оценивала «мотивы» Скочиленко как автора текста на ценниках, а на заседании признала, что Скочиленко не является автором. Следовательно, свидетель «исследовал мотивы другого лица — того, кто написал тексты».
Судья отказывается отложить заседание. Защита говорит, что тогда пока вопросов больше нет.
Защита настаивает, что свидетель ответила не на все интересующие их вопросы, а потом хочет оставить за собой право вернуться к допросу снова, когда будут готовы продолжить.
Адвокат Новолодский повторяет, что сейчас у него нет вопросов, но эксперт говорила, что для дополнительных ответов на вопросы понадобится и дополнительная экспертиза, и Новолодский с ней согласен. Он считает, что требуется новое исследование мотивов Скочиленко — уже с учетом того, что она не автор текста на ценниках.
Перед отложением заседания прокурор просит суд направить в СИЗО, где содержится Скочиленко запрос на получение информации о ее состоянии здоровья.
Защита не против, хотя уточняет, что актуализацией информации о здоровье Скочиленко занимаются навещающие ее врачи.
Судья Демяшева согласна направить судебный запрос в СИЗО.
Оформите регулярное пожертвование Медиазоне!
Мы работаем благодаря вашей поддержке