Саша Скочиленко находится в СИЗО с 13 апреля 2022 года. Защита уверена, что гособвинение специально затягивает судебное разбирательство и вместо доказательств приводит лишь «следственную бумажную волокиту», принося в суд, например, устав магазина «Перекресток», должностные инструкции кассира, пекаря, менеджера и прочих сотрудников, а также расписание их работы.
На одном из недавних заседаний защита при помощи приглашенного экперта допросила Ольгу Сафонову — она готовила лингвистическое заключение по делу Скочиленко для обвинения. Ей пришлось признать, что она допустила ошибки в собственной экспертизе. К тому же она признала: нельзя утверждать, что Скочиленко знала о ложности информации и в своих ценниках намеренно отразила заведомо ложную информацию. А это значит, что в деле Скочиленко нет состава преступления.
После этого ответа прокурор резко вскочил с места и попросил перенести заседание. На следующие три заседания Сафонова уже не пришла, сказавшись больной. Защита просила принудительно доставить свидетеля в суд, но судья Демяшева отказалась.
Прошлое заседание было посвящено продлению меры пресечения Саши. Защита просила отпустить девушку под домашний арест: у Скочиленко ПТСР, целиакия, порок сердца, киста в правом яичнике. Ранее на одном из заседаний кардиолог, которая осматривала Скочиленко в СИЗО, сказала, что в Сашином состоянии возможен летальный исход.
Несмотря на все эти аргументы, судья Демяшева оставила Скочиленко в СИЗО до 10 октября.
Адвокат Юрий Новолодский обращается к суду с ходатайством об отводе государственного обвинителя Гладышева. Ссылаясь на 61 статью УПК, адвокат настаивает: у прокурора Гладышева «косвенная заинтересованность в деле», и это доказывается его «стремлением любыми средствами добиться обвинительного приговора по весьма сомнительному уголовному делу и тем самым обеспечить себе эффективное карьерное продвижение по службе».
Защита также настаивает, что прокурор Гладышев нарушает профессиональную этику, постоянно обращаясь к суду с просьбой оказать воздействие на сторону защиты, хотя адвокаты действуют в рамках УПК и просто защищают своего доверителя. Прокурор Гладышев требует от судьи Демяшевой, чтобы она выносила предупреждения защите за любое несогласие со стороной обвинения. Несколько раз Гладышев даже требовал удалить адвокатов из процесса.
Саша Скочиленко поддерживает озвученное Юрием Новолодским ходатайство:
— Многоуважаемый суд, мне не хотелось бы обидеть государственного обвинителя, но я поддерживаю отвод, поскольку он неоднократно перебивал выступления защиты, это говорит о его заинтересованности. Вторая причина отвода в том, что он в прошлом заседании исказил факты о моем доходе. Последняя причина отвода такая: мне кажется, что контекст тех вопросов, которые задает мне обвинитель, призван подтвердить обвинение, а не дознаться до истины. И мои ответы на его вопросы считались бы свидетельством против себя.
Адвокат Яна Неповиннова дополняет ходатайство: как ей рассказала сама Скочиленко, прокурор Гладышев уже определился, какой срок запросит Саше в прениях, хотя суд еще не окончен. Саша, уже находясь в СИЗО, каким-то образом узнала о том, что обвинение запросит ей 9 лет колонии. Кто именно ей об этом сообщил, Скочиленко рассказывать не стала. Защита считает это давлением на подсудимую.
Прокурор Гладышев просит суд дать ему возможность задать вопросы Скочиленко о том, что сказала Неповиннова, суд поставил его ходатайство на обсуждение. Защита просит не давать прокурору такой возможности — ранее Саша уже отказалась отвечать на любые его вопросы.
Гладышев называет такой отвод «нарушением состязательности сторон» и призывает защиту саму вспомнить «кодекс профессиональной этики»:
— Что касается последнего заявления адвоката Неповинновой, оно является голословным, более того — мои попытки выяснить источник информации встретили необоснованное противодействие со стороны защиты. Как я могу прийти к выводу о виновности или невиновности Скочиленко? Я пока не могу, потому что не выяснены все обстоятельства дела и судебное разбирательство не завершено. В рамках закона я могу дать оценку доказательствам и запросить срок в соответствии с законом по своему усмотрению. В отношении Скочиленко я пока не могу дать такую оценку. Прошу отказать в удовлетворении ходатайства.
В суд сегодня явилась эксперт обвинения Сафонова — после того, как она вынуждена была признать, что в деле Скочиленко нет состава преступления, она пропустила три заседания. Сегодня защита готова продолжить ее допрос.
Защита также просила суд обеспечить явку второго эксперта обвинения — Гришаниной, но этот свидетель уже который раз не является в суд без объяснения причин.
Допрос Сафоновой снова проходит при помощи приглашенного эксперта защиты — Светланы Друговейко-Должанской.
Друговейко-Должанская спрашивает, какое филологическое образование получила Сафонова. Сафонова отвечает, что «филологическое образование есть», но к экспертизе она была привлечена как политолог. Тем не менее она значится автором лингвистической экспертизы.
Друговейко-Должанская просит Сафонову все же ответить, какое именно у нее образование. В разговор вступает судья Демяшева:
— Свидетель уже дал ответ на этот вопрос.
— Как специалист я могу распознать ответ на поставленный вопрос.
— Так, специалист, процесс ведет суд, и эксперт уже ответил на ваш вопрос.
Друговейко-Должанская хочет процитировать нормативный документ Минюста о границах компетенции эксперта. Прокурор против цитирования указаний Минюста. Судья Демяшева просит сформулировать вопрос так, чтобы не пришлось ссылаться на нормативные документы.
«Вы согласны с пределами компетенции эксперта лингвиста как…» — начинает Друговейко-Должанская. Прокурор Гладышев сразу вскакивает и просит снять вопрос, так как эксперт, по его мнению, не лингвист, а политолог.
«А вы согласны с тем, что вы не лингвист? Раз уж у нас теперь прокурор отвечает на вопросы», — встревает Новолодский.
В зале смех, на который Гладышев сразу же начинает злиться.
Новолодский прожолжает задавать вопросы:
— Были ли в вашей экспертизе политологические вопросы для исследования?
— Политические.
— Политические?! А политическая экспертиза вообще назначалась?
— Я говорила про политические аспекты. Меня привлекали в качестве политолога.
Из путанных ответов Сафоновой выходит, что следователь, который вел дело Скочиленко, ставил перед ней «политологические задачи».
Теперь адвокат Новолодский пытается добиться от свидетеля обвинения Сафоновой, как зовут ее руководителя в научном центре, в котором она работает.
Сафонова упирается и не отвечает на вопрос: «Какое это имеет отношение к делу?». Новолодский возмущен тем, что свидетель не отвечает на вопрос и называет ее поведение «неадекватным», за что моментально получает замечание от судьи.
После долгих препирательств Сафонова отвечает, что фамилия ее руководителя Попов. Защита объясняет суду, что важно выяснить, кто ставил задачи перед Сафоновой и формулировал вопросы для экспертизы, так как в изученных материалах дела нет ни одного политологического вопроса. А значит, неясно, что за работу выполняла Сафонова.
Адвокат Новолодский совместно с Друговейко-Должанской все же выжимают из свидетеля ответ: политологическим вопросом она считает вопрос о достоверности информации на ценниках, которые клеила Скочиленко.
Сафонова снова повторяет, что на самом деле ее экспертиза заключалась не в том, чтобы устаналивать факты и проверять достоверность, а в том, чтобы просто проверить текст на соответствие брифингам Минобороны и других российских официальных ведомств. Из ответов Сафоновой следует, что проверять на достоверность и сверять текст с Минобороны — это одно и то же. И если защита считает иначе, «то это странно».
Защита и приглашенный эксперт Друговейко-Должанская около 15 минут пытаются добиться от Сафоновой ответа: как она решила, что определять достоверность фактов о войне — в ее компетенции, а также как она определяла список источников, с помощью которых она устаналивала факт ложности или достоверности, но эксперт упорно не отвечает.
Все 15 минут прокурор Гладышев перебивает вопросы защиты, настаивая, что Сафонова уже дала ответ на этот вопрос. В итоге судья Демяшева запрещает защите задавать вопрос, на который так и не был получен ответ.
Друговейко-Должанская спрашивает Сафонову, почему в списке использованных при подготовке экспертизы источников отсутствуют указания Минюста о методике работы с судебными экспертизами.
«Здесь не указано, поскольку, как я говорила ранее, чтобы сопоставить информацию с источником — не требуется особой методики», — отвечает Сафонова.
Лингвист Друговейко-Должанская продолжает допрос Сафоновой:
— А вы знаете, что в компетенцию эксперта не входит проверка достоверности информации? Согланы вы с этим утверждением?
— Я могу привести статью 57 УПК пункт 4 — эксперт может давать экспертизу в рамках своей компетенции.
— Я не получила ответ на свой вопрос, да или нет? Согласны ли вы с утверждением что в компетенцию эксперта не входит проверка достоверности информации?
— Я сверяю утверждения с официальными источниками, которым я не вижу оснований не доверять.
Адвокат Юрий Новолодский продолжает задавать эксперту Сафоновой вопросы о том, почему она для собственной экспертизы искала и использовала дополнительную информацию в публичных источниках, хотя УПК прямо запрещает это делать. Согласно закону, Сафонова могла анализировать только ту информацию, что была предоставлена ей на экспертизу следователем — то есть ценники.
«То, что я не вправе была делать, я не делала. 24 февраля Роскомнадзор объявил, что именно российские источники могут распространять достоверную информацию. И я проверила утверждения на ценниках на соответствие им», — отвечает Сафонова.
Судья Демяшева просит Новолодского остановить эту линию допроса и объявляет перерыв в заседании из-за духоты в зале суда.
Заседание продолжается. Теперь вопросы свидетелю задает сама Скочиленко:
— Я так понимаю, что в моих текстах были выявлены мотивы ненависти и вражды к социальным группам. Скажите по каждому ценнику, какой методикой вы пользовались для определения ненависти и вражды?
Сафонова пытается по памяти цитировать текст экспертизы, а в итоге просит сторону защиты самостоятельно обратиться к тексту экспертизы, где «все причинно-следственные связи указаны». «А все лингвистические вопросы все же задавайте лингвисту», — отмечает Сафонова, намекая на свою коллегу Гришанину.
Адвокат Новолодский говорит, что вопрос о ненависти и вражде все же адресован именно Сафоновой как политологу. Прокурор Гладышев просит суд снять вопрос, так как ответ уже получен.
«Суд не снимает вопрос!» — громко подытоживает судья Демяшева.
Суд разрешает Сафоновой, отвечая на вопросы защиты цитировать собственную экспертизу. Она начинает хаотично зачитывать куски текста, не отвечая при этом на вопрос, где она взяла в ценниках Скочиленко мотив ненависти и вражды.
Когда адвокат Новолодский указывает на то, что эксперт просто зачитывает текст, но не отвечает на вопрос, прокурор Гладышев вскакивает с криками, что Сафонова имеет право пользоваться текстом экспертизы. Новолодский парирует, напоминая суду, что свидетель может пользоваться документом, но не может уходить от ответа.
В экспертизе обвинения сказано, что Скочиленко имела мотив ненависти и вражды, а также знала о заведомой ложности информации, которая была написана на ценниках.
Адвокат Новолодский спрашивает, как эксперты пришли к этим выводам и на каких фактах эти выводы основаны. Сафоновой приходится признать, что эксперы в рамках экспертизы не могут оценивать ни мотив, ни заведомую ложность информации для Скочиленко:
— Я сказала, что эксперт не имеет объективной возможности выяснить, что было в голове у автора. Но текст мы имеем и можем исследовать его убеждающие элементы — вне зависимости от авторских намерений, — пытается объяснить Сафонова.
Адвокат Новолодский все же пытается добиться от Сафоновой, почему в экспертизе говорится что-либо о мотивах Скочиленко, если эксперты не могут оценивать мотив:
— То, что называется мотив — это все относится к кругу экспертизы?
— Это не исследуется.
— Мотивы тоже не исследуются? Скажите вслух, если так считаете.
— Моя задача была проверить факты на достоверность.
— Субъективные оценки обвиняемой вы исследовали?
— Мы исследовали убеждающий эффект на аудиторию.
— То есть какое воздействие было оказано на окружающих, а вот субъективные аспекты — то, что относится к действию автора, не входит в вашу компетенцию?
— Это компетенция следственных органов и суда.
— Ну скажите, что это не входит в вашу компетенцию.
— Не буду.
— Хахах, прошу прощения суд, смех — это аффект, мне надо пережить это.
Дальше у Сафоновой защита пытается выяснить, что именно она как политолог считает проявлением политической ненависти. После долгих препирательств она отвечает, что проявлением политической ненависти она посчитала сравнение режима Путина с нацистским режимом в Германии:
— А разве есть такая статья в уголовном кодексе? Нельзя сравнивать?
— Если бы это было личное мнение с поправкой, то можно было бы, а здесь поправки нет.
— А какая нужна поправка? Это было мнение, Скочиленко за него и судят.
Дальше Сафонова путанно объясняет, что Путин олицетворяет собой социальную группу государственных служащих, ненависть к которым якобы пробуждала Скочиленко.
Далее Новолодский пытается выяснить, где Сафонова нашла мотив политической ненависти в ценнике о погибших в Украине российских солдатах. Сперва Новолодский обращается к Скочиленко:
— Вы руководствовались ненавистью или жалостью к солдатам?
— Жалостью, потому что они умирают.
— Вот, она говорит о жалости. А где вы усмотрели ненависть? — спрашивает Новолодский уже у Сафоновой.
Сафонова считает, что информацию о погибших российский военных в Украине Скочиленко распространяла, чтобы «убедить аудиторию в том, что армия понесла потери, и это создало некий негативный эффект к произошедшему».
— Все к этому негативно относятся. А где тут мотив ненависти? На основании чего вы установили политическую ненависть? — спрашивает Сафонову Новолодский.
— В словах на ценнике убеждающая направленность, чтобы вызвать ненависть у аудитории, ненависть к власти, которая допустила гибель такого большого количества людей.
Далее защита задает Сафоновой вопросы о ценнике, где говорилось, что срочников отправляют воевать в Украину. Сафонова назвала это ложной информацией, хотя даже Владимир Путин подтвердил в итоге эту информацию.
«Я говорила, что участие срочников не предусматривалось, президент говорил, что они не будут участвовать, но факт их участия подтверждается — по преступному недосмотру или чему-то еще», — начинает отвечать Сафонова, но ее просят все же ответить, как подтвержденная российскими властями информация может быть ложной.
«Их не специально отправляли, то, что они там оказались — это не значит, что прямо отправляли», — говорит Сафонова, но не может объяснить, как все же срочники оказались на фронте, если их туда специально не отправляли.
Приглашенный стороной защиты эксперт Светлана Друговейко-Должанская просит Сафонову пояснить значение нескольких специальных терминов, которые были использованы при подготовке экспертизы, но Сафонова уходит от ответов, предлагая защите ознакомиться с текстом экспертизы или задать эти вопросы второму автору экспертизы — Гришаниной, которая является лингвистом.
Далее Сафонова пытается объяснить, как в экспертизе обвинения появилась формулировка о «заведомой ложности информации», которую распространяла Скочиленко. Ранее на сегодняшнем заседании эксперт уже признала, что не могла знать, «что в голове у Скочиленко».
— Как я уже говорила, еще 24 февраля 2022 года нам всем без исключения гражданам было предписано использовать официальные источники информации. Роскомнадзор подчеркнул, что именно официальные источники имеют достоверный характер, — начинает объяснять Сафонова.
— Это предписание имеет силу закона?
— Мне нужно время, чтобы ответить. Разъяснение Роскомнадзора, который говорил о распространении недостоверной информации. Законом о СМИ должна определяться достоверность… Я понимаю, что вы хотите сказать что вы не СМИ…
Скочиленко сразу же отмечает для суда, что она не является СМИ: «Я также не считаю, что должна подчиняться чему-то, что не является законом. И я уже говорила, что не знала об этом разъяснении и не слышала этого обращения».
Далее защита расспрашивает Сафонову о ее утверждении, что «Нюрнбергский процесс признал Германию фашистским государством». Защита просит процитировать вердикт международного военного трибунала о признании Германии фашистским государством.
Сафонова не может дать точную цитату, но настаивает на очевидности сравнения преступного нацистского режима и современного политического режима в России.
Далее защита хочет перейти к обсуждению ценника, на котором Скочиленко писала о своем прадедушке: «Мой прадед участвовал в Великой Отечественной четыре года не для того, чтобы Россия стала фашистским государством и напала на Украину».
«В заключении этого нет, но в ответе сегодня вы сказали, что пропозиция высказывания состоит в сравнении России и фашистского государства. Может ли пропозиция состоять в проведении сравнения? Я пытаюсь понять, насколько точно вы используете термин пропозиция», — задает вопрос Друговейко-Должанская.
Сафонова отвечает, что пропозиция может состоять в сравнении.
Внезапно судья Демяшева предлагает отложить заседание — рабочий день окончен, к тому же в зале суда очень жарко. Саша просит снова объявить короткий перерыв и проветрить зал, а потом снова вернуться к допросу Сафоновой, «а то она больше может не прийти в суд, свидетель и так игнорировала повестки в суд без уважительных причин».
Сафонова называет оскорбительным предположение, что у нее не было уважительных причин. В это время прокурор Гладышев, издевательски ухмыляясь, спрашивает Скочиленко: «Как самочувствие, разве вы можете продолжить заседание, мы же тут долго сидим?».
Саша спокойно отвечает, что хотела бы продолжить допрос Сафоновой после короткого перерыва. Адвокат Неповиннова говорит судье, что для допроса защите нужно еще 20 минут.
Судья Демяшева объявляет короткий перерыв для проветривания помещения.
Заседание возобновляется. Лингвист Светлана Друговейко-Должанская продолжает допрос Сафоной о ценнике с текстом про прадеда Скочиленко: «Мой прадед участвовал в Великой Отечественной четыре года не для того, чтобы Россия стала фашистским государством и напала на Украину».
Друговейко-Должанская спрашивает автора лингвистической экспертизы обвинения, не смущает ли ее, что о превращении России говорится в придаточном предложении как о чем-то еще не свершившимся.
Сафонова просит переформулировать вопрос, потому что она не поняла, что это значит.
Далее Друговейко-Должанская спрашивает, как Сафонова пришла к выводу о «коммуникативной направленности» текстов на ценниках, которые клеила Скочиленко. Сафонова не может объяснить, как пришла к этому выводу и просто хаотично зачитывает выдержки из собственной экспертизы о том, что Скочиленко проводила аналогию между Россией и нацистской Германией.
Друговейко-Должанская переходит к следующему ценнику: «Российская армия разбомбила художественную школу в Мариуполе, около 400 человек прятались в ней от обстрелов».
Друговейко-Должанская просит Сафонову пояснить, как это характеризует российскую армию:
— Нападение на художественную школу было бы преступлением и является негативным явлением, по общему мнению. А Россия не атакует гражданскую инфраструктуру.
— Вы допускаете, что разбомбление художественной школы было случайным? — задает вопрос Новолодский.
— Тогда это было бы указано в официальных источниках.
— Вам не кажется, что вы выходите за пределы компетенции, определяя публичные источники информации как истинные? — спрашивает Друговейко-Должанская.
— Суд оценит мои действия.
Далее Друговейко-Должанская переходит к ценнику с текстом: «Путин врет нам с экранов телевизоров 20 лет. Итог этой лжи — наша готовность оправдать войну и бессмысленные смерти».
Сафонова говорит, что Скочиленко не может утверждать, особенно обращаясь «к широкому неопределенному кругу лиц», что Путин врет и что это вранье привело к смертям людей на войне. По мнению Сафоновой, это утверждение Скочиленко ничем не подтвердила.
Адвокат Новолодский уточняет:
— Вызвало ли у вас чтение этого текста чувство неприязни, переходящее во вражду, к президенту Путину?
— Я исследовала материалы как привлеченный эксперт. Если бы не исследовала в качестве эксперта, то как у гражданина данные ценники, скорее всего, вызвали бы во мне негативную реакцию.
— А ненависть и вражду к президенту?
— Кто знает.
Адвокат Новолодский спрашивает, с каких пор в демократическом государстве нельзя критиковать президента и где прописан запрет на высказывание собственного мнения.
«Не надо, за мнение не наказывают. Но это не мнение, там же нет конструкций "я думаю" или "мне кажется". Так что это утверждения!» — раздражается Сафонова.
Защита и Сафонова долго спорят о терминах, пытаясь выяснить, чем мнение отличается от утверждения, Сафонова тщетно пытается найти ответ на этот вопрос в собственной экспертизе.
В итоге Сафонова говорит, что ее заключение «полное и непротиворечивое», и просит «не изучать с лупой каждое слово экспертов, а то что же это».
Вопросы свидетелю начинает задавать прокурор Гладышев. Отвечая на его вопросы, Сафонова повторяет, что пришла к выводу о ложности информации на ценниках Скочиленко, сверив написанное с официальными российскими источниками, так как «официальные источники информации и СМИ единственные несут достоверную и актуальную информацию».
— Россия является фашистским государством? — продолжает допрос Гладышев.
В зале смех.
— Непонятно, почему смех возник, разве могут быть сомнения? Нет, не является, — отвечает Сафонова.
— По каким признакам Россия не является фашистским государством?
— Фашистское государство тоталитарное, а Россия — демократическое, как минимум.
В зале снова смех. Судья Демяшева предлагает покинуть зал тем, кому слишком весело. Несколько человек демонстративно выходят из зала суда.
Прокурор Гладышев задает свидетелю вопросы о формулировке: «Россия напала на Украину». Гособвинитель всячески пытается подвести Сафонову к тому, что некорректно утверждать, что Россия напала на Украину, и такие утверждения дискредитируют армию России.
Сафонова, отвечая на вопросы прокурора, говорит, что «нападать на другое государство нельзя, это общественно порицаемое деяние, это агрессия». При этом, по ее мнению, «если существуют определенные законодательные акты, которые разрешают вторгнуться на территорию другого государства, то просто должна быть веская причина, должно быть обоснование, процедура согласования органами власти, цель определенная должна быть».
Напоследок Друговейко-Должанская спрашивает Сафонову:
— Вы понимаете, что вас сегодня просили высказать мнение о том, является ли Россия фашистским государством?
— Понимаю.
— И вы высказали свое мнение, а не утверждали факт. А Скочиленко такой возможности [высказать мнение] не должна иметь?
— У нее тут [на ценнике] речь о том, что Россия фашистское государство, а это не факт.
Вопрос задает Саша Скочиленко:
— Вы сказали, что вас привлекли для проверки достоверности, но в суде вы говорили, что вы смогли выявить мотивы, почему вы выявляли мотивы, если задача была другая?
— Я не выявляла мотивы. Я подписала полностью документ, поэтому отвечаю за весь документ.
— А как вы можете отвечать на вопросы, которые выходят за рамки ваших компетенций? — спрашивает Новолодский.
— Ну, видимо, плохо могу, раз вам не нравятся мои ответы.
Друговейко-Должанская спрашивает у Сафоновой, знает ли она другие коннотации слова «фашистский», кроме как определение государственного строя: «Знаете ли вы, что "фашистский" может использоваться в значении "очень жестокий"?». Сафонова отвечает, что знает, но не считает допустимым использование этого слова в любом смысле в адрес России.
— Вам специалист сказал, что фашистским может быть проступок или проявление, так вот если говорить о нападении на Украину… — начинает задавать вопрос Новолодский.
— Начнем с того, что Россия не нападала на Украину, — не дает ему закончить Сафонова.
В этот момент прокурор Гладышев обращается к суду со словами, что «защита отстаивает позицию, что Россия напала на Украину, и не учитывает, что Россия защищала ЛДНР».
Судья Демяшева спрашивает стороны процесса, можно ли отпустить эксперта. Сторона защиты согласна отпустить Сафонову, только если она в экспертизе выделит, какие выводы в документе относятся к ее политологической экспертизе.
Прокурор Гладышев против, так как «разделение выводов экспертов может привести к искажению вывода всей экспертизы». Прокурор считает, что достаточно того, что эксперты пришли к общему заключению.
Судья Демяшева, не уходя в совещательную комнату, отказала в ходатайстве защиты.
Перед отложением заседания защита просит оставить им возможность вызвать в суд Сафонову еще раз, а также обеспечить явку второго эксперта обвинения, которая уже пятое заседание подряд игнорирует повестки в суд.
Судья Демяшева позволила защите вызвать Сафонову еще раз, а также повторно выписала повестку на имя эксперта Гришаниной.
Заседание отложили до сентября. Точную дату и время судья не стала озвучивать при слушаталях, попросив всех покинуть зал.
Оформите регулярное пожертвование Медиазоне!
Мы работаем благодаря вашей поддержке