Дело против режиссерки Евгении Беркович и драматурга Светланы Петрийчук поступило во 2-й Западный окружной военный суд еще несколько недель назад — последний раз меру пресечения фигуранткам дела продлевали уже там.
Беркович и Петрийчук с 5 мая 2023 года находятся в СИЗО по делу об оправдании терроризма (часть 2 статьи 205.2 УК) из-за спектакля «Финист Ясный Сокол» — о женщинах из России, которые решили выйти замуж за исламистов и уехать в Сирию.
19 апреля Евгении Беркович и Светлане Петрийчук утвердили обвинение. По версии следствия, Петрийчук подготовила сценарий пьесы, в котором психолого-лингвистическая экспертиза нашла «признаки оправдания и пропаганды террористической деятельности», а затем вместе с Беркович они «совместно осуществили постановку пьесы, которую публично демонстрировали на различных фестивалях, в театральных организациях, а также в сети Интернет».
На первом заседании выяснилось, что обвинение по делу Беркович и Петрийчук строится на противоречивых показаниях анонимных свидетелей. Так, 2 марта 2023 года был опрошен некий человек, пожелавший остаться анонимным, который выдал следствию подпольную видеозапись спектакля. Но стенограмма по этой записи была готова уже 30 января.
Также Беркович и Петрийчук рассказали, что в материалы дела без ведома защиты были добавлены новые абзацы и даже целые листы текста.
Вчера суд успел допросить двух свидетелей — коллег фигуранток дела директора театра «Дочери Сосо» Александра Андриевича и актрису Мариэтту Цигаль-Полищук.
Несмотря на то, что они формально являются свидетелями обвинения, оба дали показания в пользу Светланы Петрийчук и Евгении Беркович.
«Как избежать того, чтобы не попасть под вербовщиков, под эту ситуацию», — так кратко описал суть спектакля Александр Андриевич, который участвовал в постановке спектакля.
Цигаль-Полищук, которая играла одну из ключевых ролей в спектакле «Финист Ясный Сокол» так описала идею, которую пыталась донести своей работой: «Если ты одинок и ищешь любви, то тебя обмануть еще проще».
Она рассказала, как одна из героинь спектакля описывает даже прямо ужас от поездки к жениху: «Там четко показывается, к чему это может привести буквально».
Начинается допрос актрисы Юлии Витковской (Скириной).
Гособвинитель Екатерина Денисова благодарит Витковскую за то, что та «дождалась» на второй день суда, и просит как и всех предыдущих свидетелей, рассказать о постановке «Финиста». Прокурор отдельно просит обозначить роль Петрийчук в постановке.
«Я являюсь актрисой», — Витковская отвечает сдержанно, неторопливо. Она просит прокурора Денисову напоминать, что еще та хотела узнать в своем объемном вопросе.
Как и предыдущие свидетели, Витковская рассказывает про читку на фестивале «Любимовка». И про стандартную практику съемки всех читок на видео.
— Светлана Петрийчук принимала участие в обсуждении [после читки]? — спрашивает свидетельницу прокурор Денисова.
— Она была в зале.
«Сейчас я, наверное, покажусь очень глупой, но я даже не помню год пандемии», — отвечает Витковская на один из вопросов по поводу конкретных дат подготовки спектакля.
Судья Массин участливо вмешивается и успокаивает свидетеля: «Здесь из вас клещами никто ничего не вытягивает».
«Витковская — моя фамилия по паспорту. В театре я Скирина», — поясняет актриса, почему на афишах ее фамилия отличается от той, что в документах.
По поводу инцидента в Нижнем Новгороде с запретом спектакля Витковская говорит: «В социальных сетях что-то было. Я не помню ни фамилий, ничего. Я не знаю сути».
Про свою героиню Марьюшку Витковская повторяет рассказ вчерашней свидетельницы Цигаль-Полищук: у каждой героини в дополнение к пьесе есть созданный совместно с режиссером Беркович монолог.
Актриса подробнее рассказывает про свою роль:
— Моя героиня была без мужа, у нее был один ребенок. И в силу сложного семейного положения она начала искать счастья в интернете. И нашла себе счастья. Поехала она в Сирию, чтобы найти мужа себе, и нашла. Но только все получилось не так, как она хотела.
Ее обманули. Там над ней издевались, насиловали, заставляли носить пояс смертницы. Там она родила ребенка и очень хотела убежать оттуда. Она делает попытку и убегает. В России ее судят. Она говорит о себе, что очень хочет найти работу, но, к сожалению, судима уже. Она раскаивается и остается несчастной женщиной, обманутой.
Весь этот монолог Витковская называет как раз дополнением, которое они с Беркович собрали из интернета. В основу легла история реальной девушки, но Витковская затрудняется назвать имя: «Это женщина за тридцать, у нее есть ребенок, она осуждена была».
Адвокат Ксения Карпинская просит по памяти повторить монолог Марьюшки, текст которого есть у Витковской с собой.
Судья спрашивает, сколько времени займет читка. Она отвечает, что 30 секунд и ищет текст в телефоне. Судья Массин требует показать, что она нашла в телефоне, чтобы проверить источник.
Актриса с телефона зачитывает дословно монолог своей героини, который она произносила со сцены в спектакле «Финист Ясный Сокол»:
— Все, когда он это сделал, он сообщил мне, что я его жена, никакого греха нет в нашем общении и что мы можем общаться. Я как себе жизнь представляла? Будем как мирные жители жить в домике, ходить в магазины, кушать, саморазвиваться, я не знаю, воспитываться.
Я себе не представляла войны, какого-то ограничения, страха, какую-то резню, какие-то бомбежки. Все эти видео, которые ИГИЛ публикует — организация запрещенная в России — как там хорошо люди все живут, всем помогают и все по шариату — это все рассчитано на людей, которые находятся в России или в других городах, которые еще не находятся в Сирии.
Если кто-то думает, что там будет получать заработную плату, как многие туда едут, миллионы, пусть даже не надеются, там этого нет.
У меня был грудной ребенок. Ну, соответственно, что я кушала, то и она кушала. Соответственно, она не добирала в весе, не добирала витаминами, то есть она была неподвижная какая-то. Мышцы у нее были атрофированы.
Ничего там не видят дети… Они сидят дома, у них нет нормальных игрушек, у них нет нормального образования, у них нет нормальной еды, у них нет нормального медицинского обслуживания.
Мы голодали. То есть могли даже периодически забыть про нас, не привести продукты. А если требовать, начали бы говорить, что я не на истине, просто отобрали бы у меня ребенка и все. В тюрьму бы посадили. И муж бы избил. Там же муж имеет право поднять руку на жену — значит, заслужила. Ну или если он хочет иметь с ней какие-то сексуальные отношения, всегда имеет право.
А потом от ударной волны сначала выбило в одной комнате окна, там трупы разрывало, там двери повыбивало… У меня сын убежал. Он оказался возле входной двери, входная дверь на него упала.
Муж пришел и сказал, что наши отказались, мы никуда не уходим, мы остаемся. Он начал объяснять, что эта религия — это такой наш путь, значит, умрем, умрем здесь.
Да, то есть нам в кафир возвращаться нельзя, это большой грех. Он сказал, что каждый должен себя взорвать, он мне приготовил пояс. Ну, я, конечно, глупый ему вопрос задала: зачем? Ну у меня просто выскочило это «зачем?». «Ну как зачем», — он сказал. Сказал: «Всегда носи его с собой». То есть даже по дому.
И вот я бегу и понимаю: если он меня догонит, это будет просто крах, он меня тут убьет, а детей просто заберет.
Я не понимала, я думала, они стреляют в кого-то, кто сзади, кто-то бежит. Я просто к ним шла дальше. Я понимала — пули, слышала рядом эти свисты, но я не понимала, что в нас.
Вот здесь теперь как-то обживаемся, ребенка воспитываю, какие-то планы. Работа мне всяко не подойдет, опять же, я всем не подойду, потому что я уже судима.
Все.
Далее по просьбе адвоката Витковская повторяет рассказанные ранее подробности о постановке: как устроена читка, какие есть актерские составы в «Финисте». Она подтверждает, что, по сути, существуют четыре разные версии спектакля в зависимости от играющей актрисы.
По просьбе Беркович Витковская рассказывает, что подготовка к читке была минимальной. Она объясняет, что из реквизита были только платки. «Но мы не покрывались», — она пытается объяснить, что это не было похоже на традиционную мусульманскую одежду: «Шея, серьги, лицо — все было открыто».
После этого Беркович, задавая вопросы, погружается в детали этюдной разработки пьесы в театральном коллективе. Витковская охотно рассказывает про «застольный» анализ текста, элементов сюжета.
Витковская не может вспомнить, какие конкретно статьи Уголовного кодекса называются в тексте спектакля. «Статья пять УК РФ? (Террористические статьи начинаются с цифр 205. — прим. "Медиазоны"). Дальше я не помню. Четыре с чем-то года, восемь лет звучит. Больше не помню», — сбивчиво говорит она.
— Говорится ли о какой-то из героинь, что она была полностью оправдана судом?
— Нет.
— Кого-то из героинь можно назвать счастливой, успешной женщиной, у которой жизнь сложилась?
— К сожалению, нельзя.
Евгения Беркович продолжает задавать вопросы свидетельнице:
— Главный администратор и директор театра у нас мужчины?
— Да.
— Они дискриминируются в процессе общения?
— Нет, конечно.
В допрос вмешивается судья Массин:
— Нам и так стало всем понятно, что у вас с Андриевичем хорошие отношения. Для чего нам уточнять эти вещи?
— Ваша честь, в одном из пунктов я обвиняюсь в том, что я являюсь приверженкой некоего радикального феминизма, который дискриминирует людей по признакам пола.
— Может, об этом и спросить, делали ли вы такие высказывания?
На формальный вопрос о «приверженке радикального феминизма» Витковская радостно отвечает: «Нет». Про «андроцентричный уклад России» она также ничего не знает.
Беркович спрашивает про другой спектакль «Дочерей Сосо» под названием «Черная книга Эстер».
— То есть параллельно с «Финист Ясный сокол» мы работали над спектаклем о трагедии еврейского народа?
— Да.
Далее допрос продолжает защита Светланы Петрийчук. По просьбе адвоката Марии Куракиной Витковская подтверждает, что в спектакле задействованы всего девять актрис и другие формальные подробности.
— Какую цель преследовали, играя в спектакле. Что хотели донести до аудитории?
— Что надо быть очень бдительным, аккуратным и осторожным, когда ты пытаешься с кем-то познакомиться в интернете. Как только ты понимаешь какую-то опасность, надо обращаться за помощью, чтобы тебя не осудили.
Последним вопросы задает адвокат Сергей Бадамшин. Он уточняет, кто формулировал цель спектакля, которую только что назвала Витковская. Она отвечает, что, безусловно, режиссер всем помогает, но цель выработана в процессе обсуждения на стадии подготовки спектакля.
«Я очень ждала этого предложения от режиссера. Женя мне предложила, и я согласилась. Я считаю, это очень важная тема, которую надо доносить до женщин. Чтобы не была загублена их жизнь и не были загублены жизни их детей», — говорит Витковская.
Адвокат Бадамшин спрашивает, были ли какие-то отзывы по поводу представления ислама или радикального ислама в спектакле.
Витковской об этом неизвестно. Все рецензии на спектакль она называет положительными и напоминает об экспертах премии «Золотая маска», которую получила постановка.
В завершение Беркович просит Витковскую подробнее рассказать о вербовке девушек. Та рассказывает, что в процессе могут участвовать несколько человек, которые долгое время переписываются с героинями во «ВКонтакте».
— Осознают ли они, что общаются с представителями незаконных запрещенных организаций?
— Нет.
— Хотя бы одна героиня…
— Нет!
Потом Беркович все же завершает вопрос, и Витковская понимает намек. Она рассказывает, что в спектакле есть героиня-журналистка, которая ведет расследование и все понимает.
— Что происходит с журналистами, которые решили заниматься этим?
— Живыми они не возвращаются. То, что она делает — это очень опасная история.
Теперь вопросы задает сам судья Массин. Его интересуют разные версии спектакля.
— Версии спектакля зависели от состава участников или чего-то другого?
— От состава актрис.
— Вы сказали, что девять актрис. А в спектакле?
— Общий состав — девять актрис. На две роли по две актрисы. Итого четыре варианта.
«Все эти четыре варианта были срежиссированы Евгенией Борисовной?» — закрепляет судья. Витковская подтверждает.
Судья Массин спрашивает о поговорке, которая в спектакле обозначена арабской вязью. «Озвучивалась частично первая часть Натальей Горбас, я переводила ее. Она звучит как: "Ветры всегда дуют не так, как хотят корабли"», — отвечает Витковская. Она объясняет, что арабскому произношению ее учил человек, которого привела помощник режиссера Амина.
«Он очень такой красивый с длинными черными волосами мужчина. Национальную принадлежность я, к сожалению, не могу определить», — смущается Витковская.
Судья не сдается и просит явно проговорить, откуда этот мужчина: «Ну он же не просто так…».
Витковская стоит на своем, что им просто нужен был кто-то, кто говорит по-арабски, поэтому Амина пригласила человека.
— У вас запрос был у всей группы?
— Конечно, чтобы понять, как читается!
— А фраза вот эта, вы не знаете, откуда взялась?
— Нет.
— Вам передала Евгения Борисовна?
— Это в пьесе [Светланы Петрийчук] есть!
Витковская добавляет, что это просто народная пословица. «Интересует не что она означает. Мне просто стало интересно, откуда вы знаете, как все это произносить», — вкрадчиво объясняет судья. Витковская повторяет, что их научил «человек».
Дальше судья Массин переходит к противостоянию Марьюшек и персонажа судьи в спектакле, о котором ранее, отвечая на вопросы, говорила Витковская.
«Судья негативно относится к девушкам, а девушки негативно относятся к людям, которые их заманивают. "Нет" на "нет" дает "да"?» — формулирует судья Массин. Витковская оправдывается, что негативное отношение к судье у героинь было только в моменте.
Судья Массин спрашивает, знает ли Витковская, откуда Беркович или Петрийчук взяли подробное описание восточных обычаев и одежды. Та отвечает, что они это не обсуждали.
На этом допрос Витковской окончен.
Адвокат Сергей Бадамшин сообщил, что Светлану Петрийчук и Евгению Беркович судят в том же зале суда, где проходили прения и выносился приговор по делу Варвары Карауловой — девушки, чей образ и история легли в основу пьесы и спектакля «Финист Ясный Сокол».
Спустя полтора часа судья Массин объявляет, что в суде пока все те же три свидетеля, что и были до перерыва.
Первой вызывают ожидающую запроса со вчера актрису Анастасию Сапожникову. Она сияющей улыбкой по очереди приветствует все стороны процесса по очереди.
«Ей для кастинга нужна была старая поющая женщина. Это оказалась я», — начинает Сапожникова рассказ о знакомстве с Беркович на спектакле «Считалка».
Далее Сапожникова вопрос за вопросом пересказывает прокурору Денисовой все те же этапы читки и работы над спектаклем, а затем его показами, о которых уже говорили другие свидетели и сама Евгения Беркович.
— На ваших спектаклях присутствовали зрители?
— Хах, конечно!
— Может, еще как-то показывали его, виртуально?
— Если виртуально показывать, никто не купит билет.
Анастасия Сапожникова в спектакле «Финист Ясный Сокол» играет роль судьи — в постановке ее героиня осуждает одну из Марьюшек, чьим прообразом стала Варвара Караулова, которую когда-то также защищал адвокат Сергей Бадамшин. Но актриса подчеркивает, что это был «прототип, не калька». В спектакле Марьюшка на суде получила семь лет колонии.
Варвару Караулову суд приговорил к 4,5 годам колонии общего режима.
На вопрос прокурора Денисовой об оправдании или пропаганде терроризма Сапожникова отвечает, что пьеса «немножко не о том».
— Они же уезжают не просто…
— Они к ним уезжают!
— Но они же не просто к мужчинам уезжают, это собирательный образ…
На этих словах прокурора Денисовой адвокат Карпинская протестует, потому что фразы про собирательный образ в спектакле нет. «Прокурор говорит фразу, которой нет в спектакле и в пьесе. Поэтому ответить на несуществующую фразу…», — объясняет она.
Судья Массин просто уточняет у Сапожниковой, понятен ли ей вопрос и помнит ли она, что было и чего не было в спектакле. Допрос продолжен.
«Там не было, что они уезжают и вступают в ИГИЛ. Этого вообще не было. Они даже не знали, чем занимаются их возлюбленные. Они просто уезжали и хотели жить в мусульманской семье, создавать дом, любить. Они вот за этим ехали. А не в ИГИЛ. Ну кто захочет в ИГИЛ поехать!?» — рассуждает свидетельница.
Адвокат Карпинская традиционно задает Сапожниковой вопрос о том, придерживается ли Евгения Беркович идеологии радикального ислама или радикального феминизма.
«Радикальная феминистка? А что это?» — изображает удивление Сапожникова. Потом она добавляет, что все они немножко феминистки, но не радикальные.
На вопрос о возможном оправдании терроризма Сапожникова рассказывает о своем персонаже — судье: «В какой-то сцене я как мать с ней, в какой-то сцене как учительница. Но никогда было никакого одобрения. Непонимание было, почему они это делают».
Сапожникова, как и Витковская до нее, смеется в ответ на вопрос, хотела бы она повторить путь какой-то из Марьюшек: «Я не знаю, может, кто-то хочет в тюрьму сесть. Но мне кажется, это сомнительно очень».
Сам спектакль она называет «профилактическим» и говорит, что он служит предостережением девушкам: «Мы им расставляли звоночки, на что нужно обратить внимание, чтобы не вляпаться. Мы показывали весь ужас. Дичь в том, что они часто очень не видят тех, с кем они переписываются. Но поскольку там очень опытные сидят психологи, всех ловят на какие-то человеческие отношения».
Сапожникова не считает судью, которую играет в спектакле, однозначно отрицательным персонажем: «Конечно, ее в какой-то момент бесит эта Марьюшка. Но не могу сказать, что я играла злодея. Я пыталась играть человека».
На повторный вопрос от адвоката Бадамшина, считает ли Сапожникова своего персонажа отрицательным, она эмоционально отвечает: «Были моменты, когда я играла Страшный суд. Ну потому что в суде реально страшно!».
На вопрос адвоката, как проходило обсуждение после читки пьесы, Сапожникова говорит, что зрители, по сути, разделились на два лагеря: «Женщины все понимали, о чем [пьеса]. Они плакали. А мужчины в большинстве своем говорили: "Бабы дуры". И все».
Развивая мысль, Сапожникова говорит, что даже ее друзья-военные по итогу говорили что-то в стиле «Бабы дуры». Адвокат Бадамшин перебивает ее:
— Аккуратнее, вы в военном суде!
— Ой, все…
Судья Массин вмешивается и требует от Сапожниковой не обращать внимания на замечания от адвоката. Она действительно в военном суде, но должна рассказывать все как было, как она слышала, ничего не скрывая, отмечает он.
Судья Массин в вопросах Сапожниковой, как и раньше с другими свидетелями, обсуждает, что все четыре версии спектакля утверждались лично Евгенией Беркович с одобрения Светланы Петрийчук.
Он также спрашивает, за кем оставалось решающее слово при добавлении в спектакль монологов, взятых из интернета. Сапожникова отвечает, что свой монолог писала сама: «Женя посмотрела и сказала: вот это чуть уберем, вот это многовато, а вот так читай».
По ее словам, подобным образом шла работа и над другими монологами.
— Не было такого, что кто-то один, условно, Андриевич, подошел и сказал: «Исполняете указания Евгении Борисовны!»?
— Такого не было! — со смехом отвечает Сапожникова.
Дальше судья Массин переходит к истории Варвары Карауловой. Ему интересно, как актриса проверяла достоверность истории, которая легла в основу пьесы. Он почти десять минут пытается добиться от Сапожниковой, кто конкретно и когда конкретно ей сказал, что для сцены в спектакле использвались точно допросы Карауловой.
— По-моему, [мне] Женя сказала.
— А момент помните? До читки или после читки? До постановки спектакля или после спектакля?
— Вот этого я точно не помню, не могу сказать.
— Вы говорили, что допрос Карауловой «взялся». Откуда он взялся?
— Откуда мы его нашли? В интернете.
На многократные вопросы судьи Сапожникова повторяет, что сама решила поискать что-то про Караулову, смотрела интервью с ней. Судья с разных сторон подводит Сапожникову к своему главному вопросу.
Он просит актрису рассказать, не высказывали ли ей Беркович или Петрийчук свое отношение к Карауловой. Она скомканно отвечает что-то про общие впечатление. Судья решает не настаивать и заканчивает допрос. Сапожникова коротко кланяется в сторону слушателей и выходит.
В зал заходит следующая свидетельница — актриса Маргарита Толстоганова. В спектакле она исполняет роль журналистки, о которой ранее сегодня рассказывала Витковская.
Толстоганова подробнее всех рассказывает о подготовке к читке на «Любимовке». На тот момент она еще даже не была знакома с Петрийчук, но с Беркович дружила со времен института.
На обсуждении после читки кто-то — Толстоганова не помнит кто — посоветовал добавить в пьесу монологи. Беркович поручила актрисам самим сделать это. Толстоганова нашла в интернете историю французской журналистки, выступавшей под псевдонимом Анна Эрель. Она расследовала истории женщин, уехавших к террористам ИГИЛ.
Кусок интервью Эрель стал частью монолога Толстогановой. Окончательно все актрисы подготовили и согласовали монологи только к последним репетициям к декабрю 2020 года, добавляет она.
Толстоганова рассказывает про свою героиню — журналистку, которая с трудом искала работу. Она придумала, что фрилансером соберет в Сирии материал: «Она была одержима, очень заинтересована в том, чтобы собрать этот материал».
При подготовке к отъезду она сознательно переписывалась с боевиком, для чего создала поддельную страницу в фейсбуке, куда «постучалось много молодых радикальных парней». Героиня пыталась «раскрутить» боевика, чтобы попасть в Сирию, в ИГИЛ, а потом «свалить оттуда как можно скорее».
— И какой финал?
— Останавливается [сюжет] на том, что она говорит: «Конечно, я поеду».
— По вашему мнению, спектакль оправдывает [отъезд девушек]?
— Ни в коем случае не оправдывает, а предостерегает.
Прокурор Денисова отдельно просит повторить слова Марьюшки про важность хиджаба для мусульманских женщин. Толстоганова пытается вспомнить точные формулировки, завершая словами: «И если у меня родится дочка, я тоже ей объясню, что хиджаб очень важен».
Толстоганова говорит, что спектакль должен был предостеречь женщин, особенно одиноких и наиболее подверженных влиянию: «Предостеречь об опасности легко попасться на крючок вербовщиков в социальных сетях».
На вопрос адвоката Карпинской о том, какую религию исповедует Беркович, актриса Толстоганова практически дословно повторяет то, что уже говорил в суде директор театра Андриевич: «Мне всегда казалось, что она смешливая атеистка».
Актриса экспромтом без вопроса рассказывает историю об атеизме Беркович: «Она меня робко — как человека воцерковленного и каждую неделю причащающегося в храме — просила сходить с ней, провести, познакомить с батюшкой».
В какой-то момент речь заходит и о том, какую религию исповедует администратор театра и «по совместительству» муж Беркович Николай Матвеев. Толстоганова смеясь отвечает: «С виду православный. Он приходил ко мне на венчание в храм».
По просьбе Беркович Толстоганова рассказывает, что перед спектаклем консультировалась со своим православным духовником. Она пересказала ему сюжет пьесы и спросила, можно ли играть, он одобрил.
«Понял. Хорошая тема, хорошая история», — цитирует его ответ Толстоганова и добавляет, что ее благословили на роль.
Петрийчук просит Толстоганову рассказать про эпизод с платком-хиджабом в пьесе. Актриса отвечает, что этот платок не имеет отношения к радикальному исламу — это часть традиционной мусульманской одежды. Судья Массин встревает:
— Вы же хотите спросить, что в ее монологе хиджаб употребляется безотносительно религии, а просто как предмет одежды?
— Все верно.
Толстоганова подтверждает, что в пьесе речь исключительно о предмете одежды.
Адвокат Бадамшин сразу просит рассказать про второй платок из пьесы. «Платок, который надевает осужденная женщина [в России]», — бойко отвечает Толстоганова.
Актриса добавляет, что получается такая игра слов: сначала героиня надевает хиджаб, а по итогу всей истории «точно так же объясняет, как завязывать платок в тюрьме».
Беркович просит Толстоганову описать, как в спектакле смешивались образ идеального мужчины и боевика.
«Желание журналистки [написать материал] было настолько велико, что она не замечала [в процессе переписки], что испытывает чувства к данному боевику и теряет бдительность», — отвечает актриса.
У судьи Массина своих вопросов к свидетелю нет. Толстоганову отпускают. Светлана Петрийчук просит небольшой перерыв.
Заседание продолжится в 17:20.
Перерыв окончен.
В зал заходит очередная свидетельница, еще одна актриса театра «Дочери Сосо» Наталия Сапожникова. Ранее другая свидетельница Анастасия Сапожникова говорила, что они не родственницы.
Сапожникова рассказывает, что знала Евгению Беркович по фейсбуку и театральному сообществу. Она не участвовала в читке, но увидела пост о подготовке спектакля и прислала видеовизитку. Так она попала на репетицию.
Актриса не помнит, записывали репетиции на видео или нет. По просьбе прокурора Денисовой она рассказывает, что не искала цитаты для монолога своей героини в интернете, а придумала его полностью сама и после этого показала Евгении Беркович.
«У меня была самая наивная, самая молодая, неопытная героиня, которая недавно рассталась с парнем. Случайно она во "ВКонтакте" познакомилась с молодым человеком. Она излила ему душу, и между ними завязались отношения по переписке», — рассказывает Сапожникова.
Ее Марьюшка «фантазировала на тему какого-то сказочного принца» и случайно наткнулась на другого и «повелась на эту удочку».
— А дальше?
— У моей героини на этом история заканчивается. Месседж такой: будьте осторожны, чтобы не попасться, как эти девушки.
Сапожникова узнала на репетиции, что в основе пьесы лежит история Варвары Карауловой и начала искать информацию об этом. «Я совершенно не разбираюсь в приговорах и понятия не имею [какие детали там повторяются]», — добавляет Сапожникова.
— А вы знаете, чем закончилась данная история? — спрашивает прокурор Денисова.
— Знаю.
— Чем?
— Ее посадили в тюрьму.
Беркович спрашивает Сапожникову, как проходил кастинг, были ли вопросы об исламе. Та отвечает, что ничего этого не было.
Адвокат Бадамшин просит вспомнить, что было вообще написано в объявлении о поиске актрисы. Там, по словам актрисы, были стандартные параметры типа возраста, деталей она не помнит.
Как и другие свидетели, Сапожникова не видит в спектакле и пьесе никакого оправдания терроризма. «Все понимали смысл спектакля. Были только положительные отзывы, только сопереживание», — добавляет она.
Беркович напоследок спрашивает про финал спектакля:
— Хотя бы одна из героинь выражает словами желание поехать в Сирию и там воевать?
— Нет, конечно.
По просьбе судьи Сапожникова говорит, что видела в интернете фотографии спектакля, но видеозаписи ей не попадались. От кого она узнала, что пьеса основана на истории Варвары Карауловой, актриса не помнит.
Свидетеля Сапожникову отпускают. Гособвинитель Денисова готова уже пойти домой, но адвокат Карпинская встает и говорит, что в коридоре ждет еще один свидетель.
В зал заходит еще одна свидетельница — актриса Светлана Сперанская.
Сперанская тоже не участвовала в читке спектакля на «Любимовке». Ее в спектакль позвала композитор Ольга Шайдуллина, чтобы Сперанская как вокальный педагог подготовила других актрис.
Как актриса Сперанская подключилась к спектаклю как второй состав на роль Марьюшки, которую также играла Мариэтта Цигаль-Полищук. Сперанская подготовила монолог, как и остальные, его утвердили Беркович и Петрийчук. Это была компиляция из «интервью или каких-то историй», которые актриса нашла в интернете.
Адвокат Карпинская спрашивает Сперанскую, могли ли зрители захотеть вести себя, как девушки в спектакле.
«Ко мне приходили знакомые зрители, и они говорили, что рождается желание их [девушек] остановить. Это как в детском спектакле: стой, не ходи туда, там волк, он тебя сожрет», — отвечает актриса.
Прокурор Екатерина Денисова во второй раз просит разойтись до завтра.
Адвокат Карпинская просит выяснить, сколько завтра будет свидетелей обвинения — чтобы свидетели защиты могли, например, завтра тоже приехать в Москву из других городов.
Судья Юрий Массин просит защиту подготовить единый план по своим доказательствам и свидетелям, а уже потом расписание на следующие дни будет координироваться с гособвинителем.
На этой неделе заседания будут в среду и четверг, в пятницу заседания не будет.
В пятницу адвокаты Карпинская и Орешникова заняты. Карпинская спрашивает прямо: «Свидетелей я могу вызвать на понедельник?» .
Судья отказывается подтверждать, что процесс продлится так долго: «Я не знаю. Я сказал, что сказал».
На сегодня суд окончен.
Оформите регулярное пожертвование Медиазоне!
Мы работаем благодаря вашей поддержке