Дело председателя «Мемориала» Олега Орлова о «дискредитации» армии. День пятый

Сопредседатель «Мемориала» Олег Орлов находится под подпиской о невыезде с 21 марта. На него возбудили уголовное дело о «дискредитации» армии за пост правозащитника в фейсбуке, который он написал 14 ноября 2022 года.

На первом заседании выяснилось, что следствие выдумало не только тот факт, что Олег Орлов состоит на учете у психиатра, но и самого психиатра, у которого якобы наблюдается правозащитник.

На втором заседании показания против Орлова дали активисты «Ветеранов России», которые рассказали, что «Мемориал» был создан, чтобы «развалить советский Союз критикой Сталина», а также эксперт-лингвист Наталья Крюкова, которая считает, что Орлов занимается «правозащитной антироссийской деятельностью», а также в своей судебной экспертизе по делу Орлова спутала диджеев и джедаев.

На третьем заседании выступил еще один эксперт-лингвист со стороны обвинения, который назвал правозащитников маргинальными авторами, а утверждение, что военные действия не должны вестись против гражданского населения — стереотипом.

На прошлом заседании в защиту Орлова выступали правозащитники. Четверо свидетелей защиты рассказали о правозащитной работе Орлова и спасении заложников в больнице Буденновска в 1995 году.

«Когда утром мы вышли из подвала после штурма Грозного, я увидел, что Орлов поседел. Когда мы увидели разбомбленный город, трупы людей, женщин, детей, растерзанных снарядами — с тех пор Олег Орлов не мог не стать миротворцем», — рассказал Юлий Рыбаков про Орлова. Рыбаков также рассказал, что вместе с Орловым они были среди тех, кто предложил себя в обмен на заложников Шамиля Басаева — среди них 111 беременных и только родивших женщин. Благодаря таким добровольным заложникам удалось спасти полторы тысячи человек.

Зал заседаний заполнен на две трети, многие слушатели не успели пройти в здание Головинского суда до начала заседания из-за пристального досмотра на входе.

Судья Кристина Кострюкова открывает заседание. Защита продолжает допрос свидетелей. Первым в суд заходит историк, ведущий научный сотрудник ИРИ РАН Владислав Аксенов.

Адвокат Катерина Тертухина просит Аксенова дать оценку публикации Орлова, которая легла в основу уголовного дела. Историк сходу отвечает, что не видит там признаков «дискредитации». «Это чье-то домысливание, попытка приписать то, чего на самом деле нет», — добавляет он, а саму статью называет исключительно личным мнением Орлова.

«Олег Петрович выражал свою личную искреннюю позицию. Мы можем с ней соглашаться, можем не соглашаться, но она выражает личные переживания автора за то, что происходит с его Родиной», — продолжает свидетель.

Историк Аксенов не согласен с мнением Орлова, что нынешний российский режим — фашистский. Но прийти к верному выводу можно только анализируя обстановку, объясняет он. Аксенов приводит популярную цитату Вольтера: «Мне не нравится ваше мнение, но я готов умереть за ваше право его высказывать».

Далее адвокат Тертухина просит Аксенова дать историческое определение фашизму. Судья Кострюкова слушает историческую лекцию о фашизме, подперев лицо кулаком.

Аксенов формулирует задачу публичных споров, который, в частности, начал и сам Орлов: «Вместо того, чтобы плескать друг другу в лицо зеленкой и краской — вступить в нормальный цивилизованный диалог».

Свидетель призывает судью Кострюкову опровергнуть утверждения Орлова и вынести оправдательный приговор: «Потому что при фашистском режиме такой приговор был бы невозможен».

После рассуждения о фашизме Аксенов переходит к оценку фразы: «Моя страна! Возможно, она не всегда права в ее отношениях с другими странами, но права она или нет — это моя страна!». Ее употребил «подвыпивший американский офицер» Стивен Декейтер, говорит историк. Но впоследствии такую позицию в научной среде охарактеризовали как шовинизм.

— Правильно ли я поняла, что вы нашли признаки антивоенного патриотизма в статье Олега Петровича? — уточняет адвокат.

— Да, абсолютно.

Напоследок адвокат Тертухина просит Аксенова рассказать, кто такие диссиденты. Тот рассказывает подробно о советском, а затем российском движении, которое, как и Олег Орлов, «призывают к соблюдению действующего законодательства».

Теперь вопросы задает главный редактор «Новой газеты» Дмитрий Муратов, участвующий в процессе в качестве общественного защитника. У него в руках книга свидетеля Аксенова «Война патриотизмов», где обсуждается мотивация различных представителей общества.

— Чем чревато замалчивание той позиции, которую высказывает Орлов? — спрашивает адвокат.

— Оно чревато тем, что общество перестает верить своему правительству. Оно распространяет всякие слухи. Люди отвыкают от аргументации, на место аргументации приходят эмоции, насилие или, как произошло у нас в России — Революция 1918 года.

После выступления Аксенова в зале раздаются аплодисменты. «Хлопать не надо», — натужно говорит судья Кострюкова. Затем она тоже просит свидетеля снова сравнить текущую ситуацию и обстановку в Российской Империи накануне Революции. Свидетель хвалит судью за тонкий вопрос.

Начинается живой диалог. Аксенов напоминает, что в начале XX века не было соцсетей. Судья подсказывает: «Информированности не было!». Историк продолжает, что, не имея информации, люди «пошли на улицу». В итоге прямые параллели невозможны, но «тревожные звоночки сегодня звучат».

На этом судья отпускает свидетеля.

Следующий свидетель — тоже историк, запред общества «Мемориал» Никита Петров. Они с Орловым знакомы с 1988 года. В «Мемориале» Петров занимался описанием трудовых лагерей и деятельности органов госбезопасности.

Свидетель Петров по просьбе адвоката Тертухиной характеризует статью Орлова, о которой идет речь в обвинении, как «диалог с самим собой» о текущем историческом моменте. Он называет статью исключительно личным мнением Орлова.

Как и ранее Аксенов, свидетель Петров считает статью приглашением к дискуссии. По просьбе адвоката свидетель Петров приводит примеры из собственной жизни. В конце 80-х двух его друзей осудили по статье об антисоветской агитации и пропаганде: одного за описание войны в Афганистане как «экспорта революции военной силой» и «варварского акта», а второго за критику вторжения в Чехословакию и Афганистан

Наконец, Петров вспоминает создателя термоядерной бомбы Андрея Сахарова, которого отправили в ссылку за правозащитную деятельность.

По мнению Петрова, в 1990-е и 2000-е годы российское общество «морально выросло» и открыто протестовало против войн в Чечне. Олег Орлов и «Мемориал» фиксировали преступления, которые совершались в этих войнах.

Адвокат Тертухина цитирует свидетелю высказывание одного из свидетелей обвинения, который призывал «искоренить» такие организации, как «Мемориал». Историк Петров недоумевает, где же тот свидетель был последние десять лет.

«Мы что же, сегодня переоценили советскую эпоху?» — задает он риторический вопрос. Ведь «Мемориал» и Орлов в своей работе опирались на решения высших судебных органов России, которые признали, что режим «узкого круга функционеров» в СССР опирался на насилие, проводил террор и преследовал людей за убеждения.

Свидетель Петров также вспоминает цитату прокурора Алексея Жафярова в прениях в Верховном суде на процессе по делу о ликвидации «Мемориала»: «Изначально "Мемориал" создавался в целях восстановления исторической правды и увековечения памяти жертв политических репрессий, но все мы с течением времени меняемся. Несмотря на все попытки представить себя исключительно общественно-полезной организацией, деятельность "Мемориала" к настоящему времени фактически в основном направлена на фальсификацию истории нашей страны, на постепенное переформатирование массового сознания населения с памяти победителей на необходимость покаяния за советское прошлое».

«Если мы спросим граждан на улице, хотят ли они массовых репрессий, то, конечно, нет. Но если мы спросим про Сталина — [ответ будет] абсолютно великий человек», — приводит пример историк. Люди не проводят связи между Сталиным и репрессиями, констатирует он.

Судья Кострюкова просит свидетеля Петрова вернуться к сути дела. «Хрущева еще надо вспомнить», — иронично подсказывает прокурор. «А Гагарин тоже при Хрущеве полетел. Не мешало полету Гагарина то, что были репрессии», — парирует Муратов.

Историк Петров рассуждает: Хрущев не вернул в страну законность, он лишь ослабил режим по сравнению со сталинским. Далее свидетель решает сам высказаться о текущем процессе.

По словам Петрова, подсудимый Орлов никому не навязывал свое мнение. «Что есть дискредитация? По моей точке зрения, это сказанная вслух неприятная правда», — констатирует он.

Напоследок защитник Муратов просит свидетеля объяснить, надо ли считать, что государство с исторической точки зрения всегда право. «История нас чему учит? В истории кто оказался прав? Брежнев, Андропов, руководители СССР? Или Солженицын и Сахаров?», — отвечает Петров вопросом на вопрос. Сам Петров считает, что раз Солженицын в итоге вернулся в Россию, значит он и оказался прав.

Петров переходит к рассуждению о хрущевской оттепели, но судья Кострюкова просит его остановиться. Свидетеля отпускают. 

Следующий свидетель — Муртазали Гасангусенов. «Я отец безвинно убитых братьев Гасангусеновых», — представляется он по просьбе судьи.

По просьбе адвоката Тертухиной он приводит детали. Его 17-летнего и 19-летнего сыновей расстреляли из засады, когда те пасли овец. «Сделали из пастухов террористов», — добавляет Гасангусенов. «Медиазона» подробно писала о деле Гасангусеновых.

На его жалобы в прокуратуре отвечали, что братьев остановили для проверки документов, а те в ответ начали стрелять. Тогда Гасангусенов обратился в дагестанское подразделение «Мемориала». «Давайте ближе к делу, мы будем еще тут сидеть часа три», — прерывает судья Кострюкова рассказ отца убитых.

Тот отвечает, что только после обращения в «Мемориал» он добился статуса потерпевшего по делу об убийстве. По словам Гасангусенова, неизвестные сожгли машину «Мемориала» за то, что те добились возбуждения дела по статье об убийстве.

В процессе небольшое замешательство. Приставы на входе в здание не пропускают еще одного свидетеля защиты, создателя «Комитета против пыток» Игоря Каляпина.

Адвокат Тертухина объясняет, что в какой-то момент приставы просто перестали пускать всех пришедших на процесс. «Он сам не хотел в суд заходить», — бурчит начальник приставов на вопрос судьи, почему не пускали Каляпина.

Каляпин заходит в зал. По просьбе адвоката Тертухиной он кратко рассказывает о своей работе в «Комитете против пыток».

Защитник Тертухина просит описать другой эпизод — когда «Мемориал» решил прекратить работу в Чечне. Каляпин в ответ рассказывает о еще одном убийстве — сотрудницы «Мемориала» Натальи Эстемировой. Оно была воспринято как угроза всем остальным сотрудникам. «Мы больше не можем терять людей», — приводит Каляпин цитату Орлова.

Далее по просьбе адвоката Каляпин рассказывает, как они вместе с «Мемориалом» пытались наладить раскрытие преступлений, совершаемых силовиками.

Адвокат переходит к доводам экспертов стороны обвинения.

— Вы, как правозащитник — антироссийский?

— Я Конституцию читал. Там написано, что права и свободы человека являются высшей ценностью. Видимо, эксперты с этим не согласны. Они, видимо, имеют в виду какую-то другую страну, другую Россию. Не бывает такого. Это абсурд!

— Почему права человека — это важно?

— Это основа любого современного цивилизованного общества. Без прав человека оно могло быть цивилизованным 2000 лет назад, сейчас уже вряд ли. Этому учат, по-моему, на втором курсе [юрфака].

— А пытать плохо?

— Все понимают, что пытать — плохо. Но считают, что пытки эффективны. Без свободы слова с этим ничего сделать невозможно. Без свободы слова такие, как я, через какое-то время будут обвинены в дискредитации российской полиции.

«Если бы он не вышел [на антивоенный пикет], я бы стал беспокоиться, что Орлов заболел», — завершает Игорь Каляпин свое выступление.

В зал заходит последний свидетель защиты — корреспондент «Новой газеты» Елена Милашина. Она светится улыбкой с немного отросшими после нападения в Чечне волосами.

Вопросы задает защитник Дмитрий Муратов — руководитель Милашиной в «Новой газете». Муратов просит Милашину рассказать о работе с Орловым.

Милашина рассказывает о появлении Всеобщей декларации прав человека после Второй Мировой войны. За распространение декларации в СССР преследовали диссидентов. Но после распада СССР новая Конституция России была основана именно на этом документе.

Муратов сложно формулирует открытый вопрос о том, почему именно, по мнению Милашиной, Орлов защищает право людей на жизнь — только ли из-за войны? Война, соглашается Милашина, обостряет риски для людей. «Когда человек получает в руки оружие — он чувствует себя всесильным, бесконтрольным, безнаказанным», — говорит корреспондентка.

«Если бы я такие вопросы в газете задавала, вы бы меня оштрафовали», — комментирует Милашина очередной длинный и максимально общий вопрос своего главреда по поводу работы «Мемориала» в Чечне.

Далее она, поняв мысль Муратова, рассказывает, что на войне правозащитники не выбирают сторону. В Чечне главный поток жалоб — исчезновение родственников, которых похищают силовики. Программа мониторинга «Мемориала» зафиксировала от трех до пяти тысяч подобных случаев.

Расследование военных преступлений очень важно, продолжает Милашина. Она вспоминает дело капитана Эдуарда Ульмана, подчиненные которого случайно обстреляли автобус с мирными жителями. Но затем Ульману приказали добить выживших: «У вас нету 300-х, у вас все 200-е».

Орлов рассказывал президенту Владимиру Путину об этом деле, о праве на отказ исполнять преступный приказ. «Вы хотите разрушить иерархию в армии, чтобы каждый офицер задумывался, преступный ли приказ?» — пересказывает Милашина реакцию президента.

Милашина также вспоминает о деле полковника Юрия Буданова, который отсидел за убийство чеченки Эльзы Кунгаевой. После выхода из колонии Буданова убили, и это праздновала «вся Чечня, весь Кавказ». По словам корреспондентки, это происходило, потому что люди до сих пор не верят в справедливость. «Люди не чувствуют и не имеют справедливости», — подытоживает Милашина.

Корреспондентка говорит, что в корне неправильно считать правозащитников противниками государства. «Они — барометр», — объясняет Милашина.

Милашина рассказывает о программе «Мемориала» по возвращению молодых людей «из леса» к мирной жизни. По словам Милашиной, программа сработала в Ингушетии. Республика когда-то лидировала по количеству терактов, но теперь — «один из самых мирных регионов на Кавказе».

Муратов открывает большой бумажный конверт. Внутри большие распечатанные фотографии. Первая — сожженный микроавтобус журналистов, на которых напали на границе Чечни и Ингушетии. Далее идут фотографии избитых журналистов, фото убитой Натальи Эстемировой.

Последний кадр — больничная фотография самой Милашиной с обезображенным зеленкой лицом. Милашина отворачивается и смотрит перед собой yf кафедру свидетеля, пока Муратов демонстрирует фото судье и залу.

«У меня вопрос, Лен. Вот вы, Орлов, правозащитники часто рискуют жизнью. Чем они руководствуются, когда рискуют своими жизнями ради незнакомых людей?» — спрашивает Муратов. Милашина отвечает, что в вопросе подразумевается: или мы сумасшедшие, или подкупленные. Потому что обычно люди рискуют ради самих себя или близких. «Это по биологии так — инстинкт самосохранения», — говорит корреспондентка.

Но у некоторых людей есть чувство ответственности, которое помогает преодолевать страх. Милашина пересказывает ответ Орлова из интервью Катерине Гордеевой по поводу обмена на заложников в Буденновске: «Какое чувство страха? Было другое чувство — чувство, что я должен, обязан это сделать. А потом довлело чувство глубочайшего удовлетворения». «Не все должны так поступать. Иначе у нас будут сплошные герои, а на нормальную жизнь людей не хватит», — заканчивает Милашина.

«У меня к вам вопросов больше нет. Только по работе», — отвечает Муратов. Cвидетеля отпускают.

На следующем заседании состоится допрос самого Олега Орлова. Это произойдет 22 сентября в 13:00.