11 апреля 2022 года политика Владимира Кара-Мурзу задержали в Москве за то, что «при виде полицейских он изменил траекторию движения», и составили протокол по статье о неповиновении полицейским. На следующий день его отправили на 15 суток в спецприемник, где он и стал фигурантом дела о «фейках» про российскую армию. Так же было и с политиком Ильей Яшиным.
Вскоре выяснилось, что формальным поводом для возбуждения уголовного дела на Кара-Мурзу стало его выступление в Палате представителей штата Аризона в США 15 марта 2022 года.
«Мы точно знаем из истории, как время диктаторов заканчивается. Оно всегда заканчивается одинаково. И я так хочу, чтобы мы ошибались в этом, но сегодня весь мир видит, что путинский режим делает с Украиной. Он сбрасывает бомбы на жилые районы, на больницы и школы. <…> Это военные преступления, которые были инициированы диктаторским режимом в Кремле против нации Средней Европы. И это, к сожалению, то, к чему нас привели годы правления Путина», — сказал он в своей речи.
22 апреля Владимира Кара-Мурзу отправили в СИЗО. В этот же день Минюст признал его «иностранным агентом». Позже уже находившемуся в изоляторе политику предъявили обвинения по еще двум статьям УК: 27 июля — по статье об осуществлении деятельности «нежелательной организации» из-за проведения круглого стола в поддержку политзаключенных в Центре Сахарово; 6 октября — по статье о госизмене.
По словам адвоката Вадима Прохорова, дело о госизмене возбудили из-за выступлений Кара-Мурзы на публичных мероприятиях в Лиссабоне, Хельсинки и Вашингтоне, где он говорил о политических преследованиях, выборах и цензуре в России. РЕН ТВ без указания источника сообщил, что, по версии следствия, Кара-Мурза, уйдя в 2021 году с поста вице-президента фонда «Свободная Россия», за 30 тысяч долларов в месяц консультировал «иностранные спецслужбы».
В СИЗО на Владимира Кара-Мурзу оказывалось давление. Так, 24 декабря следователь по особо важным делам Главного следственного управления Следственного комитета Андрей Задачин запретил политику общаться по телефону с семьей. Задачин аргументировал это тем, что разговоры с детьми «могут создать реальную угрозу надлежащему осуществлению уголовного судопроизводства, а также иным образом воспрепятствовать производству по делу».
В феврале Кара-Мурзу отправили в карцер за то, что он «после подъема лежал на шконке». В карцере у политика началось онемение ступней.
Уже в марте адвокаты сообщали о существенном ухудшении здоровья Владимира. 16 марта его даже не смогли доставить на судебное заседание: судья Сергей Подопригоров зачитал справку из медсанчасти СИЗО-5 «Водник» о том, что Кара-Мурза не может принимать участие в судебно-следственных действиях по состоянию здоровья. По словам адвоката Марии Эйсмонт, политик похудел в СИЗО уже на 22 килограма.
Вскоре адвокат Вадим Прохоров рассказал, что врачи зафиксировали у Владимира Кара-Мурзы полинейропатию — «существенное поражение сосудов на обеих ступнях». Официально полинейропатия входит в список заболеваний, препятствующих отбыванию наказания. Тем не менее все это время политик находится в СИЗО «Водник».
6 апреля прокурор Борис Локтионов запросил для политика 25 лет колонии. «Вполне себе сталинские сроки», — процитировала реакцию Кара-Мурзы адвокат Мария Эйсмонт после заседания.
Сразу после ареста «Мемориал» признал Кара-Мурзу политзаключенным. 10 апреля журналисты и правозащитники опубликовали на сайте журналистской премии «Редколлегия» петицию с требованием освободить политика Владимира Кара-Мурзу.
«Мы считаем, что все обвинения против Владимира Кара-Мурзы политически мотивированы, а обвинения в государственной измене особенно циничны. Именно Кара-Мурза добился того, чтобы политики западных стран осознали, что в репрессивных действиях и агрессивной внешней политике российского государства виновна не "вся страна", а конкретные люди», — говорится в петиции.
Когда политик уже почти год как находился в СИЗО, Министерство финансов США внесло в «Список Магнитского» шестерых россиян — трое из них, по мнению ведомства, причастны к нарушению прав политика Владимира Кара-Мурзы: судья Басманного районного суда Москвы Елена Ленская, отправившая политика в СИЗО; следователь по особо важным делам Андрей Задачин, который запретил общение Кара-Мурзы с детьми; а также директор центра «Независимый эксперт» Данила Михеев, который выступал свидетелем обвинения в деле Кара-Мурзы.
Утром 10 апреля адвокат политика Вадим Прохоров в эфире Breakfast Show рассказал, что в деле Кара-Мурзы суд избрал «космические и необоснованные темпы рассмотрения». По словам защитника, это дело «во многом уникальное» — но подробностей адвокаты рассказывать на протяжении всех этих месяцев не могли, так как суд рассматривал дело в закрытом режиме.
Не вдаваясь в подробности из-за наложенных судом ограничений Прохоров рассказал, что многие доказательства защиты в суде не позволили не то что приобщить, а даже огласить — например, документы ООН, несмотря на то, что Россия все еще является членом организации и даже входит в Совбез.
Также в эфире Прохоров напомнил, что Кара-Мурза дважды был «тяжелейшим образом отравлен» и врачи «оценивали его выживаемость в пять процентов». По словам защитника, это подорвало здоровье Владимира и влияет на него до сих пор. Онемение, о котором политик рассказал, еще будучи в карцере, усиливается, сейчас оно уже распространилось на обе ноги и левую руку.
В день прений 10 апреля в Московский городской суд поддержать политика Владимира Кара-Мурзу пришли родители Ильи Яшина и дипломаты нескольких стран, в том числе, дежурный представитель посольства США в Москве Дэвид Бернстин.
К началу заседания слушатели заполнили фойе суда — в ожидании адвокатов стояли несколько десятков человек.
10 апреля в телеграм-канале, который ведут сторонники Владимира Кара-Мурзы, было опубликовано последнее слово, сказанное политиком в прениях. Услышать его никто из пришедших в суд не смог — прения, как и все предыдущие заседания по делу, проходили в закрытом режиме.
Последнее слово Владимира Кара-Мурзы:
Граждане судьи! Я был уверен, что после двух десятилетий в российской политике, после всего, что я увидел и пережил, меня уже ничто не сможет удивить. Должен признаться, что я ошибался. Меня все же удивило, что по степени закрытости и дискриминации стороны защиты мой процесс в 2023 году оставил позади «суды» над советскими диссидентами в 1960-70-е годы. Не говоря уже о запрошенном сроке и лексике про «врага»: это даже не 1970-е — это 1930-е. Для меня как для историка это — повод для рефлексии.
На стадии показаний подсудимого председательствующий напомнил мне, что одним из смягчающих обстоятельств является «раскаяние в содеянном». И хотя веселого вокруг меня сейчас мало, я не смог сдержать улыбку. В содеянном должны раскаиваться преступники. Я же нахожусь в тюрьме за свои политические взгляды. За выступления против войны в Украине. За многолетнюю борьбу с диктатурой Путина. За содействие принятию персональных международных санкций по «закону Магнитского» против нарушителей прав человека. Я не только не раскаиваюсь ни в чем из этого — я этим горжусь. Горжусь тем, что в политику меня привел Борис Немцов. И хочу надеяться, что ему за меня не стыдно. Подписываюсь под каждым словом из тех, которые я говорил и которые вменяются мне в этом обвинении. А виню я себя только в одном: что за годы своей политической деятельности не сумел убедить достаточно моих соотечественников и политиков демократических стран в том, какую опасность несет для России и для мира нынешний режим в Кремле. Сегодня это очевидно всем, но страшной ценой — ценой войны.
В последнем слове обычно просят об оправдательном приговоре. Для человека, не совершавшего преступлений, единственно законным приговором был бы оправдательный. Но я ни о чем не прошу у этого суда. Я знаю свой приговор. Я знал его еще год назад, когда увидел в зеркале бегущих за моей машиной людей в черной форме и черных масках. Такая сейчас в России цена за немолчание.
Но я знаю и то, что настанет день, когда мрак над нашей страной рассеется. Когда черное назовут черным, а белое — белым; когда на официальном уровне будет признано, что дважды два — это все-таки четыре; когда войну назовут войной, а узурпатора — узурпатором; и когда преступниками признают тех, кто разжигал и развязывал эту войну, а не тех, кто пытался ее остановить. Этот день настанет так же неизбежно, как весна приходит на смену даже самой морозной зиме. И тогда наше общество откроет глаза и ужаснется тому, какие страшные преступления совершались от его имени. С этого осознания, с этого осмысления начнется долгий, трудный, но такой важный для всех нас путь выздоровления и восстановления России, ее возвращения в сообщество цивилизованных стран.
Даже сегодня, даже в окружающей нас темноте, даже сидя в этой клетке, я люблю свою страну и верю в наших людей. Я верю, что мы сможем пройти этот путь.
За полчаса до приговора в Мосгорсуде и рядом столпилось уже несколько десятков журналистов. Поддержать Владимира Кара-Мурзу пришли председатель международного «Мемориала» Ян Рачинский и несколько десятков дипломатов. Как уточнили в пресс-службе суда, на заседание пришли 40 дипломатов из 24 стран: Испании, США, Нидерландов, Новой Зеландии, Канады, Австрии, ФРГ, Франции, Великобритании, Швеции, Литвы, Финляндии, Люксенбурга, Австралии, Польши, Чехии, Эстонии, Дании, Ирландии, Латвии, Румынии, Бельгии, Италии и Швейцарии.
Многочисленных журналистов сразу направляют в зал для трансляций — приговор Кара-Мурзе огласят на четвертом этаже, прессу уводят на второй. У прохода к залу приговора все огорожено. Стоит пристав в маске.
Представитель посольства США спрашивает, почему не допускают дипломатов. Ему говорят, что в зал «вообще никто не проходит, даже родственники, нам сказано никого не пускать».
По словам приставов, Кара-Мурзу еще не доставили в суд из СИЗО. Огорожена уже значительная часть четвертого этажа, куда должны привезти политика.
Сотрудница суда привела практикантов — обычно в суды по политическим делам практикантов приводят, чтобы занять все свободные места в зале и не пустить внутрь группу поддержки. Но даже практикантов приставы не пускают на этаж.
Пришедшие на приговор дипломаты из разных стран все же хотят попасть к залу и пытаются обойти кордон приставов с другой стороны, но их все равно не пускают.
— Мы вживую хотим увидеть.
— Вживую нет.
— Почему?
— Потому что нет.
— Кого-то надо пустить.
— Кого-нибудь пустят.
Дипломаты сдаются и идут в зал для трансляций, чтобы увидеть хоть что-то.
«Господи, дипкорпус. К своим агентам пришли, что ли?» — бормочет пристав им вслед.
На выходе из Мосгорсуда дипломаты делятся с журналистами впечатлениями от приговора. Посол Великобритании Дебора Броннер говорит, что она шокирована произошедшим и что это приговор «за смелое выступление против вторжения России в Украину». Посольство Великобритании призывает освободить Владимира Кара-Мурзу.
Фото: Александра Астахова / Медиазона
Посол США Линн Трейси также говорит, что намерена продолжать призывать к освобождению Кара-Мурзы: «Уголовное преследование критиков режима — символ слабости, а не силы».
«Владимир Кара-Мурза и бесчисленное множество россиян верят и надеются на будущее, в котором в России соблюдаются основные свободы. И мы разделяем эти надежды», — подытожила американский посол.
Посол Канады Элисон Леклер отметила, что «30 лет назад свободная и демократическая Россия пыталась в борьбе появиться на свет, сегодняшний приговор — это печальное свидетельство темного поворота, к которому пришла эта борьба».
По ее словам, «свободомыслящие люди в этой стране и по всему миру признают Владимира Кара-Мурзу человеком чести и совести, решительным защитником гражданских и политических прав и союзником народа в его борьбе за свободную и демократическую Россию».
Фото: Александра Астахова / Медиазона
Толпа у Мосгорсуда все еще не расходится и ждет адвокатов. Наконец к ним выходит адвокат Мария Эйсмонт.
Защитница говорит, что есть серьезные опасения насчет состояния здоровья Кара-Мурзы: «У него обострились ряд симптомов с онемением конечностей — полинейропатия».
Максимальный срок из возможных Эйсмонт назвала «высокой оценкой Владимира как политика».
Она говорит, что такими же словами отреагировал на приговор и сам Кара-Мурза: «Моя самооценка даже поднялась, я понял, что все делал правильно как гражданин и как политик».
Максимальный срок из возможных Эйсмонт назвала «высокой оценкой Владимира как политика». Она говорит, что такими словами отреагировал на приговор сам Кара-Мурза: «Моя самооценка даже поднялась, я понял, что все делал правильно как гражданин и как политик».
Адвокат напомнила, что за последний год Владимиру Кара-Мурзе ни разу не дали позвонить из СИЗО детям.
Фото: Александра Астахова / Медиазона
После оглашения приговора Владимиру Кара-Мурзе его мать Елена сказала: «Мне казалось, что я заснула и проснулась в романе Кафки. В зал, когда туда могли зайти реальные родственники и друзья, не говоря уже о послах, там уже находились какие-то люди, которые занимали все стулья».
Когда ее спросили, ожидала ли она такой огромный срок, Елена ответила, что «ожидала срок в 24 года и 11 месяцев».
Оформите регулярное пожертвование Медиазоне!
Мы работаем благодаря вашей поддержке