Суд над Навальным в колонии. День первый

Основатель Фонда борьбы с коррупцией (организация признана экстремистской и запрещена) Алексей Навальный летом 2020 года был отравлен и вывезен на лечение в Берлин, откуда вылетел в Москву в январе 2021 года. Сразу же по возвращении в Россию он был задержан и арестован, суд заменил ему условный срок на реальный по делу «Ив Роше».

С марта 2021 года он находится в ИК-2 города Покров Владимирской области, он поставлен на учет как склонный к экстремизму. Навальный неоднократно рассказывал о психологическом давлении в колонии, об этом же говорили и другие ее заключенные.

Сейчас политику вменяется два эпизода по статье 297 УК (часть 1, оскорбление участников судебного разбирательства, и часть 4, оскорбление судьи) и четыре эпизода по части 4 статьи 159 УК (мошенничестве в особо крупном размере).

Как рассказывала его адвокат Ольга Михайлова, Навальному инкриминируется оскорбление судьи Веры Акимовой, прокурора Екатерины Фроловой и свидетеля Игоря Колесникова — внука ветерана Игоря Артеменко, за клевету на которого оппозиционера судили в начале 2021 года.

Что касается мошенничества с донатами, то известно, что потерпевшими по этому делу проходят четыре человека, среди них — разнорабочий Александр Кошелев, который перевел Навальному в декабре 2020 года миллион рублей, и Михаил Костенко. Как утверждает соратник Навального Иван Жданов, Костенко — зять юриста Сурена Зорояна, партнера Ильи Ремесло, активно и публично критикующего Навального.

Следствие считает, что Навальный собирал пожертвования на свою президентскую кампанию в 2017 году, хотя имел судимость и не мог быть избран на должность главы государства. Сам оппозиционер настаивал, что судимость не должна была помешать ему участвовать в выборах.

За час до назначенного заседания, в 9:00, журналисты начали проходить контроль на входе в колонию.

К суду подходит Юлия Навальная, жена оппозиционера. Накануне она опубликовала в инстаграме пост с требованием пустить ее на судебное заседание: она объясняла, что на 16 февраля у ее мужа назначено длительное свидание, одно из четырех в году.

«Алексей за два месяца записывался в очередь, и внесен в график. И они ведь специально так сделали. Хотел на свидание с родственниками? Постой вместо этого на карикатурном суде прямо в тюрьме», — писала она.

Ее пустили на территорию колонии.

Журналистов запускают на территорию колонии группами — сначала по пять, потом по десять человек. Каждую группу  сопровождает сотрудник, который просит не шагать быстро и предупреждает: на дороге скользко.

Журналисты проходят мимо нескольких бойцов СОБРа в зеленом камуфляже, бронежилетах и балаклавах, затем проходят в одно из зданий. Собака обнюхивает рюкзаки, после быстрого досмотра журналистов пускают в зал для трансляции.

Корреспондент «Медиазоны» у входа в колонию передает, что журналистов перестали пускать внутрь, закончились места, некоторым не удастся попасть на заседание.

Журналисты размещаются в зале с трансляцией. Сотрудник колонии объявил, что есть 12 мест непосредственно в зале заседания, но туда надо идти совсем без техники, можно взять только ручку и блокнот — «режимный объект».

Пока журналисты внутри ждут начала заседания, тех, кто остался у входа в колонию, просят разойтись: людям сообщают, что они находятся на дежурной дороге и мешают работе колонии.

Среди них — мужчина с книгой стихов об Алексее Навальном.

Экран системы связи Yealink показывает на минуту зал заседаний — в нем все стулья для слушателей пустуют. Навальный сидит в робе за столом.

Судья Маргарита Котова заходит, заседание начинается. В трансляции происходящее в зале заседаний слышно тихо и с ужасным эхом, разобрать что-либо очень трудно.

Проверяется явка, Навальный что-то говорит судье — видимо, проверяются его основные данные. Слышно, как Навальный говорит судье, что он «резидент Владимирской области».

«Президент», — проходит смешок по залу с трансляцией. Вскоре объявляется пятиминутный перерыв.

Во время перерыва Навальный обнимается с женой и смеется.

Заседание возобновляется, и Навальный первым делом заявляет ходатайство: он говорит, что его адвоката Владимира Воронина не пустили на территорию колонии.

Судья оглашает данные следствия о том, что Воронин также защищает Лилию Чанышеву, бывшую координаторку уфимского штаба Навального (признаны экстремистскими и запрещены), а значит не может защищать самого оппозиционера. Тот возмущен и предлагает объявить перерыв, чтобы Воронин зашел в колонию.

— К счастью, следствие закончено, я хотел бы, чтобы Воронин представлял меня в суде. В чем проблема с Ворониным? Я поясняю суду: у нас не совсем обычный процесс. Я лишен возможности знакомиться с материалами дела, общаться с защитниками — довольно логично, что мне нужен еще один адвокат. Я пытаюсь понять, это принципиальная позиция суда или технический вопрос?

Кобзев добавляет, что не очень понял, суд уже принял решение или нет.

Судья Котова отвечает, что адвоката Воронина известили о том, что нет оснований для его участия в процессе. Тем не менее, сейчас будет рассматриваться ходатайство Навального.

Адвокат Ольга Михайлова говорит, что происходит «внепроцессуальное общение суда со следователем, который уже завершил расследование по данному делу, но не завершил дело по экстремизму». Она делает вывод, что Воронина отвели из-за его участия в деле об экстремизме, но это другое дело. «Он стоит на улице около колонии, я прошу его допустить», — говорит Михайлова.

Представительница прокуратуры возражает. «Это не другое дело», говорит она, считая, что судом принято обоснованное решение об отводе Воронина. Сам Воронин в твиттере заметил, что его отвели и от дела Чанышевой.

Выступает Навальный:

— Хочу обратить внимание суда и представителя обвинения, что это разные дела. Если мы говорим, что закон есть закон. Есть некое уголовное дело об экстремизме — о котором я знаю из пресс-релизов СК. Я там не подозреваемый, не обвиняемый, допрашивают каких-то людей. К этому процессу оно не имеет никакого отношения. Нет ни малейшего основания не допустить Воронина. Мы тратим кучу времени на технический вопрос, в чем принципиальная позиция? С учетом того, что мы проводим наши заседания в довольно экзотических обстоятельствах.

Судья в ходатайстве о допуске Воронина отказывает.

Следующее ходатайство Навального:

— Пришедшие журналисты сообщили, что в трансляции почти ничего не слышно из-за сильного эха. Прямо сейчас мы, может, не исправим, но на следующий день…

Судья прерывает его и говорит, что именно по этой причине объявлялся перерыв. Звук действительно стал лучше, Навального теперь слышно довольно четко.

Тогда оппозиционер делает ремарку:

— Очень долго, подробно вы зачитывали про регламент, видимо, ожидая нарушений регламента. У меня было много судей, и со всеми судьями, которые давали мне несправедливые сроки, у меня были прекрасные отношения, кроме одной женщины из мирового суда. Поэтому просто не перебивайте — те удивительные вещи, которые происходили в мировом суде, они происходили потому, что мне не давали слова сказать. Давайте будем как веселые друзья. Я не буду ничего выкрикивать и прошу суд тоже не обострять.

Выступает адвокат Вадим Кобзев. Он говорит, что адвокатов под угрозой недопуска в процесс заставили сдать телефоны и компьютеры, в которых сфотографированы материалы дела. Также защитников заставили сдать диктофоны, несмотря на то, что защита имеет полное право вести аудиозапись заседания. 

— Мы считаем, что вы, принимая решение проводить заседание здесь, должны обеспечить нас всеми возможностями и правами, которые мы бы имели в здании Лефортовского суда. Этого не произошло. 

Он также отмечает, что через «шлюз»-КПП судья не проходила, а значит, можно и защите позволить такие условия. 

Адвокат Ольга Михайлова продолжает, что материалы содержат более 30 томов, которые хранятся в ноутбуках. 

— Мы лишены возможности допрашивать свидетелей, заявлять ходатайства и обращаться к материалам дела. Поскольку вами было принято решение о разбирательстве в колонии, были нарушены права Навального о равенстве всех перед судом и перед законом. Навальный должен был бы быть этапирован в следственный изолятор и не находился бы в робе — но сейчас он находится не в той одежде, какую любой подсудимый имеет право носить. Это сделано специально, чтобы он воспринимался негативно, как лицо уже осужденное, несмотря на то, что по новому делу ему не избрана никакая мера пресечения.

Судья Маргарита Котова отвечает:

— Ну, у нас особенный режим, тут существуют свои условия и процессуальные акты. Я тоже без телефона, у меня тоже ничего нет. У меня тоже дело в электронном виде на ноутбуке, но я его сюда пронести не могу. Зависит от администрации учреждения, и мы в равных условиях.

Про одежду она отвечает неразборчиво. Навальный говорит, что это «не технический вопрос, а каприз».

— Здесь последовательно каждый довод из дела будет разрушен, хотя все настолько высосано из пальца, что тут и разрушать нечего. Практика заключается в том, что мы открываем ноутбук, смотрим, какой том дела, и работаем. Мы находимся на территории тюрьмы, непонятно почему. Но вообще-то тут находятся компьютеры, ноутбуки, заходят люди с видеокамерами, которые меня снимают, сотрудники снимают меня на мобильные телефоны — однозначных запретов нет. Мы просим то, без чего нельзя вести процесс: материалы дела на компьютерах. В противном случае нам что, нужно распечатать 30 томов? Это сложно и даже безумно. Что касается одежды, понятно, что для вас это мелкий технический вопрос. Но я не понимаю, почему меня должны судить в робе? Я единственный такой человек в России, и эта роба мне надоела. Но дело не в этом, меня держат в робе, потому что нужно показать меня по телевизору в мешковатой робе. У меня есть гражданская одежда. Мне не нужен фрак в блестках. Футболки и джинсов будет достаточно.

Судья отказывает по обоим ходатайствам. Она обращает внимание, что аудиозапись процесса ведется и будет защите предоставлена.

Кобзев говорит о том, что решение о проведении суда в Покрове никак не мотивировано — «ваша личная прихоть».

Адвокат рассуждает о подсудности: он сомневается в том, что дело должен рассматривать Лефортовский суд, упоминая места, откуда Навальному переводили деньги.

Навальный пересказывает исследование издания «Холод» о том, что процесс московского суда во владимирской колонии — беспрецедентный случай.

— Исследовались данные о 9 миллионах заседаний по 4 миллионам судебных дел и выяснили такую вещь. 0,01% случаев. И ни разу за всю историю Мосгорсуда, всех судов РФ, судов СССР, не было выездных заседаний в другом субъекте федерации и на территориях колонии. УДОшные дела — да, но по существу? Поразительная вещь происходит со мной. Я сошел с трапа самолета в Москве, и суды начали ездить: сначала выездное заседание в отделе полиции, потом выездное заседание мирового суда, потом Симоновского, теперь здесь. Почему вы ездите все куда-то? Почему это происходит вокруг меня? Почему именно мое дело должно рассматриваться здесь таким странным образом? Если мое дело слушается в общем порядке, почему так все странно вокруг?

Просто те люди, которые заказали этот процесс, очень сильно боятся. Того, что я скажу на этом процессе, то, что люди увидят, что процесс очевидно сфабрикованный. Мои процессы довольно странные и по процедуре, и по решениям, но здесь мы перешли все границы. Знаете, где такое происходит? Беларусь при Лукашенко. Россия повторяет весь тот судебный беспредел, который несколько лет назад изобрели на территории Беларуси.

Мы привезли вас и технический секретариат, орава москвичей приехала автобусами десантом в Покров — и это все делается, чтобы не нарушать эпидемиологическую обстановку? Я требую, чтобы все желающие могли видеть трансляцию. Если мне постоянно напоминают, что я такой же как все, то я хочу, чтобы меня судили в обычном порядке.

Слово берет адвокат Михайлова, которая также говорит на повышенных тонах.

— Все участники должны находиться в нормальных условиях. Здесь рядом Петушинский суд! Почему нельзя провести нормальное заседание там?

Она просит отложить заседание. Представительница прокуратуры говорит, что такие заседания это «не экзотика и не редкость, в том числе на территории СИЗО и исправительных учреждений», СМИ присутствуют на режимном объекте.

«Это и позиция Европейского суда, кстати», — добавляет она. Суд отказывается откладывать заседание.

Кобзев читает ходатайство о возврате дела в прокуратуру. Защитник говорит, что совершить мошенничество двумя упомянутыми в обвинительном заключении способами — и путем обмана, и путем злоупотребления доверием — одновременно невозможно. Кобзев отмечает, что следователь сам пишет, что хищение проводилось у неограниченного круга лиц, что не предполагает между ними близкого знакомства.

Кобзев продолжает, что данное дело было направлено в суд сознательно в таком виде, чтобы потом осудить за экстремизм и обеспечить максимально возможный срок лишения свободы — до 25 лет.

Кобзев завершает свое выступление, представительница обвинения в ответ говорит, что для принятия решения о возврате дела в прокуратуру обвинительное заключение должно быть составлено с нарушениями УПК. В то же время обвинение считает, что препятствий к рассмотрению дела не имеется, обвинение содержит все необходимые сведения, а несогласие с квалификацией и предъявленным обвинением не свидетельствует о невозможности рассмотрения.

«То, что имя-отчества не расписаны — не является неустранимыми нарушениями», — говорит она. Судья удаляется в совещательную комнату.

Судья Котова возвращается, заседание продолжается.

Разобрать, что она читает, из-за гулкости звука и нечеткости речи, почти невозможно, но в ходатайстве о возврате дела в прокуратуру, видимо, отказано.

— Алексей Анатольевич, во сколько у вас обед? — интересуется судья.

— Ваша честь, когда скажете. Обычно в районе двух часов, но лучше не ориентироваться.

Судья объявляет перерыв на обед до 14:30.

Навальный вставляет реплику про длительное свидание, которое у него с Юлией должно быть завтра. «При решении вопроса об отложении заседания будет принято это обстоятельство во внимание», — отвечает судья.

Перерыв закончен, начинается судебное следствие, слово берет представительница обвинения. Она громким, слегка надрывным голосом начинает, что Навальный учредил Фонд борьбы с коррупцией (признан экстремистской организацией и запрещен), где Навальный, Роман Рубанов и Леонид Волков были управляющими лицами. Для обеспечения деятельности фонда с 2014 по 2020 год они создали подконтрольные юрлица, в том числе ФЗПГ. Также создано общественное движение «Штабы Навального» (Тоже признано экстремистским и запрещено).

Прокурор говорит, что эти люди и организации «под предлогом борьбы с коррупцией осуществляли экстремистскую деятельность». Дальше гособвинительница перечисляет адреса соцсетей ФБК, запинаясь на полном адресе на сайте «инстаграм.ком».

— Разработали план преступной деятельности, который предполагал размещение в интернете видеороликов, изображений, текстов, иных материалов, содержащих сведения о коррупции чиновников. Планом преступной деятельности предусматривалось хищение денежных средств и распоряжение ими в личных целях и для деятельности, — продолжает она.

Выборы президента в 2018 году, настаивает обвинение, были использованы руководством ФБК для хищения средств путем «обмана и злоупотребления доверием»: Навальному, Волкову и Рубанову было достоверно известно, что он не имеет права быть избранным на пост президента как осужденный к лишению свободы и имеющий неснятую судимость.

Представительница обвинения продолжает: предвыборный сбор денег прекращается после выборов, и кандидат должен вернуть пожертвования, а сбор должен осуществляться через избирательный фонд зарегистрированного кандидата.

Выборы президента были назначены на 18 марта 2018 года. Навальному в регистрации на выборах ЦИК отказали из-за непогашенной судимости за тяжкое преступление. Тем не менее преступная группа Навального «планировала путем обмана и злоупотребления убеждать неограниченный круг лиц в необходимости выдвижения Навального, а также финансирования его избирательной кампании и деятельности».

«В действительности же они не намеревались реализовывать полученные денежные средства на заявленные цели, а планировали их похитить и распорядиться в собственных целях, в том числе для осуществления экстремистской деятельности», — считает она.

Созданную организованную преступную группу отличала сплоченность, постоянные прочные связи, что было обусловлено согласованностью преступления — прокурор читает обычные для такой квалификации формулировки. В преступной группе были роли, в совокупности направленные на достижение общего результата. Она упоминает несколько роликов: «Пора выбирать», «Он вам не Димон», «Дворец, на который запрещено смотреть» и прочие. В них, в том числе, содержалась ложная информация о возможности участия Навального в выборах.

Она повторяется, что Навальный не мог участвовать в выборах, зарегистрирован не был, счет не открывал, законных оснований для агитации не имел. «Когда вступил в законную силу приговор Ленинского суда Кирова, Навальный утратил пассивное избирательное право», но введенные в заблуждение граждане перечисляли деньги.

— Так, [потерпевший] Кузин, будучи введен в заблуждение Навальным и другими участниками группы, 6 июня 2015 года стал перечислять на счета ФБК и Волкова денежные средства. Проводя личные встречи с жертвователем, Навальный и Рубанов пригласили Кузина на встречу, чтобы укрепить его доверие к участникам группы. Злоупотребляя его доверием и на основе позиционирования себя как борца с коррупцией, в 2017 году Волков, руководствуясь корыстными побуждениями, убедил его в необходимости продолжить перечислять денежные средства. 3 марта 2017 года Навальный, находясь в Самаре, обращался к собравшимся, в том числе к Кузину, и призвал переводить деньги на деятельность ФБК и кампанию. Кузин, будучи введенным в заблуждение, до 2019 года перевел 957 тысяч 820 рублей. Получив денежные средства Кузина, Навальный, Рубанов и иные участники похитили их, используя в том числе для личных нужд и экстремистской деятельности, причинив ущерб в крупном размере.

Следующие пострадавшие — разнорабочий Александр Кошелев, Михаил Костенко и предприниматель Александр Карнюхин — тоже посмотрели разные видеоролики. Первый — «Чайка», «Он вам не Димон», «Пора выбирать», второй — «Я позвонил своему убийце». Все были введены в заблуждение относительно цели пожертвований и начали перечислять пожертвования. Разнорабочий Кошелев перевел больше миллиона рублей.

Соратник Навального Леонид Волков утверждал, что против Карнюхина было возбуждено уголовное дело о неуплате налогов, а потерпевший Кузин находится под арестом.

Прокурор переходит к обвинению в неуважении к суду.

«Мировой судья осуществляет правосудие именем Российской Федерации, — поясняет она. — У Навального по мотиву несогласия с действиями мировой судьи Акимовой возник преступный умысел на неуважение к суду путем оскорбления судьи, унижению чести и достоинства участников судебного заседания».

Она продолжает: Навальный решил своим оскорблением в открытом заседании в присутствии прокурора Фроловой, помощницы судьи Лугасян, защитников Кобзева, Михайловой, свидетеля Колесникова, пренебрегая нормами морали, нравственности и поведения в суде, в целях унижения чести и достоинства судьи перед другими участниками заседания, оскорбить мировую судью, и приводит фразы Навального:

— Зачем вы издеваетесь над дедом?

— Вы граммофон или?

— Я вам делаю замечание, судья

— Вот жаба мерзкая, чего тебе, сложно?

Также, напоминает прокурор, Навальный предлагал судье «перестать позориться».

— Прошу разрешения обращаться к вам не ваша честь, а оберштурмбанфюрер

— Постоянно говорите как попугай

— Гореть в аду судье.

Следом речь заходит о неуважении к прокурору Екатерине Фроловой. Обвинительница говорит, что Навальный публично в ходе открытого процесса пренебрег установленными нормами морали и особой ролю судьи в обществе, с целью унижения достоинства обвинителя и свидетеля, проявил явное неуважение.

О Фроловой он сказал: «Вы издеваетесь над 95-летним человеком, который не понимает, что происходит. Все, что говорит прокурор, буквально чушь, которую она несет. Вы подписали за него, правильно?».

Другие цитаты: «Эта дама меня перебивает. Она же стала каким-то образом подполковником?», «Вы затыкаете мне рот, что прокурор несет чушь», «Абсолютный холуй, предатель интересов службы» «Вы люди, у которых нет совести вообще», «Вы такие бессовестные люди, сборище воров», «За это за все вы будете гореть в аду».

Далее об Игоре Колесникове: «Вы будете гореть в аду за то, что взяли, блин, деда 95-летнего, нацепили на него медали эти и используете здесь, чтобы делать этот отвратительный гнусный процесс», «Везде был его омерзительный гнусный внучок», «Недобитый торговец дедом».

Прокурор закончила читать фабулу обвинительного заключения, Навального спрашивают, понятно ли ему обвинение — нет, непонятно, отвечает оппозиционер.

— Спасибо большое, ваша честь, за эту возможность выразить свое отношение к обвинению. Оно есть у меня. Я постараюсь высказать его довольно внятно и и конкретно. Это займет какое-то время. Уважаемый прокурор сколько выступал? Чуть больше часа. Я, наверно, быстрее уложусь. Я буду стараться говорить как можно громче, не думайте, пожалуйста, что я ору. Мне просто сказали те, кто смотрят трансляцию, сложно разобрать, нужно говорить погромче.

Как вы думаете, какую эмоцию я испытал, когда прочитал это обвинение вот здесь вот в колонии? Гнев или отрицание, или принятие? То есть, что я почувствовал? Может, я как-то, не знаю, разозлился за то, что вы сделали такое очевидно сфабрикованное дело? Ликование. Я, знаете, изображают человека, который счастлив, он сидит на кресле, развалился, как Леонардо ди Каприо в меме, вот так шампанское держит.

Я вообще был счастлив, на седьмом небе от счастья я находился, потому что, вы сейчас поймете почему. Я веду свою политическую деятельность много лет, и действительно я собираю единственным и, мне кажется, самым честным способом, собираю пожертвования с людей — те, кто хочет, перечисляют мне деньги, те, кто не хочет, не перечисляют. Я никогда не брал ни копейки денег, государственных денег, и очень этим горжусь. И я, и мои коллеги, мы являемся теми самыми политиками, которые существуют исключительно потому, что у них есть поддержка. Штука в том, что довольно давно мы это делаем, и деньги таким образом я собираю с 2011 года. И с того момента около 300 тысяч человек перечислили нам в среднем где-то в районе 500-600 рублей. 300 тысяч человек, 2011 год. Это было достаточно давно, правильно?

За это время ну, очевидно, какие-то люди разочаровались в моей деятельности, им не понравилось, что я сказал по какому-то вопросу или еще что-нибудь. Такое случается: сегодня мы голосуем за одну партию, завтра голосуем за другую партию, сегодня нам нравится Навальный, завтра нам нравится Путин или наоборот. Такое бывает. И поэтому когда я [заявил], находясь на лечении в Германии, что я возвращаюсь в Россию, а в ответ мне следственный комитет заявил, что мы, значит, тебя посадим, потому что ты похитил все пожертвования, и выпустил пресс-релизы, которые мы будем рассматривать в этом процессе, о том, что я похитил и потратил на свои нужды миллиард рублей. Потом выпустили пресс-релиз, что я похитил 385 миллионов рублей, ну и так далее, и так далее. Я понимал, что, конечно, дело сфабрикованное, ну конечно и очевидно ни на какие свои нужды мы ничего не тратили, но 300 тысяч человек, и мы знали, что они допрашивают там всех, просто сплошняком по регионам все люди писали, что нас вызывают на допрос.

То есть все, кто пожертвовал там, а мы принимали пожертвования безналичные исключительно, поэтому списки всех жертвователей есть в следственном комитете. Но я понимал, что, наверное, довольно много людей просто из-за того, что они разочаровались во мне или моих коллегах могут взять и написать заявление. Ну так и что? После всех ваших вот этих вот: украл миллиард и потратил их на себя, украл 300 миллионов и потратил их на себя. Что вы принесли в суд?

Вы в суд принесли в буквальном смысле материалы о том, что есть четыре человека. 300 тысяч жертвователей — за все эти годы, и четыре человека написали заявления на два миллиона рублей. Из которых один это слесарь, который — в буквальном смысле, тут написано — пишет, что я посмотрел ролик Навального, после чего я взял миллион рублей, миллион 20 тысяч рублей, чтобы был особо крупный размер, и перевел его Навальному. А спустя две недели слесарь подумал: нет, Навальный не классный, он, наверно, меня обманул, пишет заявление, и на следующий день возбуждается уголовное дело.

И что, если кто-то когда-то меня спросит о том, что, ну какие доказательства ты предъявишь в пользу того, что ты заявляешь, что у нас с моими коллегами по Фонду борьбы с коррупцией самая честная, самая прозрачная организация Я скажу: мои доказательства — это материалы этого уголовного дела. И мы увидим, что каждый перевод проанализирован. Здесь просто есть распечатки всех платежей по карточкам — моей, моей жены, даже моей дочери, большинства сотрудников ФБК. Здесь же нет ничего. Есть два потерпевших, которых принесли сами вы, и есть два предпринимателя, находящихся под уголовными делами, которые написали заявления, и все.

Вы здесь вновь произнесли фразу о том, что «похитили для личных нужд». Ничего нет, нет ни одного слова, даже в вашем полностью абсолютно сфабрикованном деле нет ни одного слова о том, что хотя бы копейка из этих денег поступила ко мне, что хотя бы копейку я или мои коллеги перечислили на свои нужды.

Поэтому, конечно, я испытал ликование, конечно, я испытал огромную благодарность тем самым 300 тысячам людей, которых запугивали, уговаривали, и никто из них не написал заявление. Вам пришлось искать каких-то липовых подставных людей, чтобы они перечислили нам деньги, потому что из нормальных 300 тысяч людей никто не написал. Это восхитительно. Конечно, я испытываю ликование. Я испытываю ликование в связи с тем, что наша система, при которой есть китайская стена между деньгами жертвователей и личными деньгами, она ни разу не пересеклась. Ни одна копейка никогда не ушла никому и никуда, кроме как на нашу деятельность.

Подсудимый продолжает высказываться по поводу обвинения:

— Что-то есть полезное в этом деле, это то, что действительно глобальный аудит всего того, что делала ФБК, который полностью доказал, что мы делали абсолютно все верно, потратили все на антикоррупционную деятельность. И все делали очень хорошо, мы делали все правильно, и наше движение это потрясающая политическая сила, в которой можно найти 300 тысяч человек, которые тебя не продадут даже под нажимом и запугиванием следователей и всех остальных.

Что касается сути обвинения. Она, конечно, заключается в том, что людям запрещается вести политическую деятельность без вашего разрешения, без разрешения Кремля и всех остальных. Потому что по сути что я делал?

Люди придерживаются разных политических взглядов.

Наверно, если я спрошу вас, кого вы поддерживаете, вы скажете, что поддерживает национального лидера Владимира Владимировича Путина. А я — нет. И, наверно, никто не будет спорить с тем, что есть разные политики, люди разных взглядов, они голосуют, соотвественно, за разных людей, разные партии.

И я считаю, что у меня есть полное право выходить и заявлять какие-то политические требования, что мне не нравится то, что здесь происходит, я ненавижу то, что здесь происходит. Ставка фельдшера на этой зоне 14 тысяч рублей, понимаете? Со всеми надбавками 21 тысяча рублей в месяц зарплата. Нефть 93 доллара за баррель. Путин строит себе дворец за 150 миллиардов рублей, фельдшер получает 21 тысячу. Здесь инспектор, здоровый мужик, получает 25. Поэтому опера ходят и локалки открывают, потому что текучка, потому что работать никто не хочет, потому что зарплаты нет. Вся Владимирская область корячится за 25 тысяч рублей, 27 тысяч рублей. Мне это не нравится. Имею я право, чтобы мне это не нравилось? Я не понимаю, как в стране, которая качает 20 лет нефть и газ, может быть такая нищета. Поэтому я собираю тех, кому это тоже не нравится. Я объединяю их в партию, объединяю в движение, и я веду расследование того, куда украли деньги этого фельдшера, куда украли деньги этого инспектора, куда украли ваши деньги — и ваши, и мои, и пенсии, и все остальное. Да, вот это расследование, и для расследования нужны деньги. Я подумал, какой самый классный, самый честный способ, наверное, если просто обойти людей, выйти на улицу и спросить: «Как ты думаешь, на какие деньги должен существовать политик? На бюджетные?». Он скажет: «Нет, почему на бюджетные, я должен его [содержать]?». — «А на какие?». Он скажет: «Собираете с тех людей, которым нравится этот политик».

Я так и решил делать, и буду продолжать это делать. Не существует другого способа нормальной политической деятельности, кроме как когда человек, который что-то заявляет, что чем-то доволен, чем-то недоволен, объединяет других, собирает с них деньги и продолжает эту деятельность.

У нас тут зал суда, судебное следствие, давайте здесь проведем судебный эксперимент.

Я вот вам сейчас говорю: уважаемый суд, уважаемый прокурор, можете записывать. 16 часов 25 минут, гражданин Навальный, находясь по адресу такому-то в колонии, призвал — вот сюда и вот сюда — всех сотрудников Фонда по борьбе с коррупцией продолжать расследования, продолжать публиковать факты коррупции, находить, куда Путин, его группа, его родственники, его вторая жена, третья жена, куда они дели украденные деньги, расследовать всех этих министров-единороссов, публиковать их, призывать всех остальных распространять это.

Я призываю всех — как вы пишете, «неограниченный круг лиц» — граждан России, я призываю делать нам пожертвования, чтобы финансировать эту деятельность антикоррупционную, помогать нам распространять расследования. Потому что это моя политическая деятельность, и я борюсь, да, за то, чтобы сменить власть в стране, я не хочу, чтобы в Кремле сидели эти люди, они там десятилетиями сидят.

Ну не может такого быть, чтобы у нас каждый министр официально уже долларовый миллионер. Они — воры, я считаю, что они воры, и я прошу делать нам пожертвования, чтобы мы расследовали деятельность этих воров. Я буду на каждом судебном заседании рассказывать о кампании по сбору средств, назовем это кампанией судебных пожертвований.

Можете возбудить на меня еще одного уголовное дело, прямо сейчас, понимаете. Как это там, имея преступный умысел на хищение средств, призвал делать фандрайзинг. Вы можете это так назвать, еще одно дело, как я уже сказал, завести, что угодно сделать. Я не вижу другого способа нормально, честно вести политическую деятельность, кроме как вот так.

Если я считаю, что они воры, я об этом говорю, я доказываю, что они воры, я показываю это всем, я буду участвовать в выборах. Да, сейчас есть законодательство, которое для меня прописали, и вы все повторяете, что, значит, я не имею права участвовать в выборах. Не только не имею права участвовать в выборах, у вас в материалах написано, цитирую: «Волков сделал ложное заявление о том, что он глава штаба Навального». Теперь даже вы лучше меня знаете, кто начальник моего штаба, Волков ложный, потому что… Что угодно можно написать, но есть простая вещь — я хочу участвовать в выборах.

Я хочу, чтобы другие кандидаты участвовали в выборах, я хочу, чтобы была партия, за которую можно проголосовать, и я требую допуска на выборы — и других людей, и себя. Вы считаете, что меня нельзя допускать, а я считаю, что это незаконно и неправильно. А я хочу участвовать в выборах. И ко всем вновь обращаюсь: если вы считаете, что я и такие как я могут участвовать в выборах, давайте вместе объединяться и действовать. Давайте поддерживать нас деньгами. Если нас не пускают, участвуйте в «Умном голосовании» для того, чтобы мочить единороссов, которые стоят за вами.

— Алексей Навальный, мы сейчас слушаем ваше отношение к предъявленному обвинению, — вмешивается судья Маргарита Котова.

— Так я об этом и говорю.

Стороны недолго препираются, и Навальный продолжает.

Вот видите, прозвучало слово «Единая Россия», и я уже сталкиваюсь с обвинениями ближе некуда. Потому что моя деятельность — это деятельность по организации людей, которым не нравится «Единая Россию» и Путин, которые ненавидят «Единую Россию» и Путина, которые хотят отстранить от власти «Единую Россию» и Путина, потому что «Единая Россия» и Путин — это ограбление нашей страны. Это объективный факт, понимаете. Это объективный факт нищеты.

Вы Покров увидели? Я вот Покров не видел, меня все время возят, знаете, у меня окон нет в машине. Но вы же [проехали] по городу Покрову. Сто километров от Москвы. Ну, вы же видели, что это бомжатник какой-то. Ну почему это происходит? Потому что такая власть сидит. Я не вижу другого способа, я буду продолжать с ним бороться.

Оппозиционер продолжает:

И я не боюсь — ни этого суда, ни колонию, ни ФСБ, ни прокуратуру, ни химического оружия, ни Путина, ни всех остальных. Я не боюсь, потому что считаю унизительным и бесполезным бояться этого всего. Плохо — жить и смириться с этим всем. Смотреть на эту разваленную дорогу и смириться с этим, понимаете. XXI век, дороги в Покрове [нет]. Да почему ее нет? Ну да, 14 тысяч получают? Ну почему я должен это принять?

Почему все остальные это должны принять? Я этого не понимаю. Мы организовываем свою деятельность, и мы продолжим. И я считаю, что я имею право участвовать в выборах, я буду этого добиваться. Может быть, я когда-нибудь буду участвовать, может быть — нет. Может, я какое-то место займу, может, — не займу. Но это будет зависеть от людей, от избирателей, которые за меня проголосуют, если я буду действовать правильно, или не проголосуют, если я буду действовать неправильно. И как-то их там…

Я даже не знаю, честно говоря, нужно ли мне комментировать ту часть этого экзотического дела, которая касается оскорблений. Я просто подумал, может я съехавший <нрзб>. Ну, во-первых, объединение в одно дело мошенничества и оскорблений — это странно, во-вторых, вы читали то, здесь написали [в качестве] оскорблений? Как вы смех сдерживали?

Значит, оскорбительная фраза: «Ваша честь, вы нарушаете закон». Ваша честь, посмотрите, пожалуйста, там даже в тексте «Вы» с заглавной, потому что было очевидно по интонации, что я говорю. Фраза «Ваша честь, вы нарушаете закон». Она оскорбляет? Нет. Мы с вами обсуждали сегодня допуск адвоката, я вам говорил: «Вы нарушаете закон». Вы мне говорили: «Нет, не нарушаю закон» — и ссылаетесь на что-то. Мы поговорили. Это оскорбление судьи?

[Следующая фраза:] «Я жду, пока вы закончите» — это оскорбление кого — прокурора, судьи? И, конечно, мое любимое оскорбление, кавычки открываются — «боже мой» — кавычки закрываются. Боже мой, ваша честь, если вы каждого человека будете судить за «боже мой», тогда я не знаю, что будет происходить.

Если кто-то считает, что за фразу «боже мой» нужно судить, нужно было записывать, что Навальный, находясь в таком-то месте в такое-то время, оскорбил Бога, потому запрещено упоминать имя господа нашего всуе. Кого я мог оскорбить фразой «боже мой»?

И вот я понимаю, это такая попытка запугать. Если ты будешь что-то говорить, если ты не будешь просто молчать, не будешь покорно кивать, не будешь бояться нас — судей, прокуроров с двумя, тремя, десятью звездами — то мы будем клепать уголовное дело за уголовным делом. Да и клепайте. Боже мой, клепайте. Я же все равно не замолчу, понимаете. После того как какие-то фээсбэшники за мной ездили два года, травили меня химическим оружием, и я лежал в коме 20 дней, а потом еще 20 дней лежал в каких-то в галлюцинациях, мне бояться вашего суда просто глупо. Я его и раньше не боялся, и теперь я точно не буду бояться.

Завершая свое выступление, я хочу сказать, что, конечно, мы по пунктам, вот просто по пунктам все это вранье разоблачим в ходе этого процесса. В общем-то даже разоблачать нечего, вы говорите, что я тратил на личные нужды, здесь даже не упоминается ничего — просто ноль. Мы разберем все по пунктам и по пунктам все опровергнем.

Но при этом я, конечно, понимаю — это не первый мой процесс, я не наивный человек, — приговор будет обвинительный, по нему будет достаточно большой срок. И смысл этого один: раз я так оскорбил вашего темного лорда Путина, что я не просто выжил, но и вернулся, ну вот он сказал: раз он типа считает, что он такой крутой — пусть он типа сидит в тюрьме. Вернулся — и будет сидеть там пожизненно, и будет это дело, и второе дело, и третье, и вы мне будете бесконечно увеличивать срок.

Ну что ж тогда сделать, я считаю, что все равно моя деятельность, деятельность моих коллег важнее, чем просто конкретная судьба человека. И я считаю, что худшее, что я могу на самом деле сделать, настоящее преступление, которое я могу совершить, — это вас всех испугаться. И вас, и тех, кто стоит за вами. Я еще раз вам говорю,  что я не боюсь, и я еще раз в эту камеру призываю всех остальных тоже не бояться.

Потому что бояться здесь нечего. Бояться нужно того, что мы всю жизнь проведем в нищете, в деградации, отсутствии перспектив и своим детям оставим в наследство вот это вот все: вот это холуйство, раболепство и то же самое тоскливое просто ожидание лучшей доли, которая не наступит никогда, пока у власти находится банда воров. Спасибо.

Слово берет адвокат Ольга Михайлова: «Считаем, что преследование Навального является незаконным, носит ярко выраженный политический характер, направленный на его дискредитацию и отстранение от политической деятельности», — говорит она.

Михайлова говорит, что для принятия пожертвований не требуется чьего-либо одобрения или согласия — они передаются безвозмездно и регулируются исключительно гражданским правом, а не уголовным. «Многомиллионные просмотры у фильмов-расследований доказывают, что пожертвования тратились на создание общественно-полезного продукта», — подчеркивает она.

Защитница подчеркивает, что деятельность Навального не является уголовно наказуемой, он является общепризнанным популярным борцом с коррупцией. «Совершенно очевидно, что обстоятельства данного дела не могут расцениваться как хищение денег людей, тем более для использования в экстремистской деятельности», — рассуждает адвокат.

Михайлова также считает недопустимым нарушение презумпции невиновности — наличие сведений о совершении Рубановым и Волковым преступлений, хотя остальных фигурантов этого дела в процессе нет.

Затем она переходит к неуважению суду, цитирует слова о том, что у Навального «возник преступный умысел». Адвокат говорит, что перечисленные следствием «абстрактные реплики» Навального вырваны из контекста и не могут рассматриваться вне его. Никакого умысла на оскорбление судьи у Навального не было, говорит она, но мировым судьей с самого начала были созданы неравные условия для сторон.

Михайлова настаивает на некомпетентности судьи мирового суда, разбирая конкретные эпизоды — например, фразу судьи «У нас не стадия ходатайств», хотя закон требует рассматривать ходатайства по мере заявления.

Защитница считает, что работа суда была организована так, чтобы представить Навального «максимально негативным образом», сделав вид, что он «оклеветал ветерана войны». При этом сам Навальный в ходе процесса подчеркивал, что над Артеменко издеваются, понуждая его участвовать в судебных слушаниях. Ненормативную лексику Навальный в суде не использовал. Происходящий суд Навальный воспринимал как фундаментально несправедливый и указывал на некомпетентность участников процесса.

Михайлова заканчивает свою речь, адвокат Вадим Кобзев согласен с ее доводами.

Начинается стадия представления доказательств. Навальный будет давать показания в конце процесса, прокурор готова начать оглашение письменных материалов дела.

Она хочет начать с анализа движений денежных средств, который покажет, что деньги тратились на авиаперелеты, гостиницы, спортклубы и рестораны.

Защита Навального возражает, поскольку не обладает материалами дела на ноутбуках и не видит их перед глазами.

Кобзев:

— Рабочий день в колонии закончился, мы тут с самого утра пищу не употребляли, дома будем не раньше девяти вечера. То учреждение, где мы находимся, когда нужно прикидывается колонией, когда нужно — это суд. Мы, естественно, брали с собой компьютеры, рассчитывая на их использование.

Навальный тоже против исследования материалов дела.

— Мне нужны материалы дела. Вы слышали, что сказала представитель прокуратуры? Что я оплачивал с карты. А как законопослушный гражданин будет что-то оплачивать? Я оплачивал деньгами по договору, там нет никаких других материалов. Довольно сложно опровергать измышления прокуратуры без материалов.

Суд объявляет перерыв на час для ознакомления защиты с материалами, после чего стороны вернутся к вопросу об отложении.

Заседание возобновляется. Судья сначала говорит, что дата следующего заседания будет назначена с учетом трехдневного длительного свидания Навального.

Затем судья Котова интересуется, удалось ли защите ознакомиться с материалами дела. Адвокаты дают ответ, который сложно разобрать через трансляцию, но после этого пристав вносит пачку красных папок.

Прокурор начинает изучение письменных материалов дела с осмотра выписок со счетов Альфа-банка. Следствие интересуют затраты со счетов Навального на разные товары и услуги. Назначение трат из выписки: кафе, бары, рестораны, юридические услуги, медицина, спортивные клубы и секции, одежда, магазины продуктов, прокат автомобилей, благотворительность, авиа- и железнодорожные билеты.

Следом идут другие счета Навального, прокурор упоминает кафе, бары, отпуск в Испании и Австрии. В 2020 году, продолжает она, было потрачено 69 тысяч рублей на бары и кафе в Москве, Томске, Хабаровске и Новосибирске, еще 75 — в Москве, Франции и Литве.

Дальше прокурор продолжает зачитывать номера счетов, даты и общие суммы трат. Перечисляются гостиницы, где Навальный отдыхал: Завидово, Карелия. Прокурор по слогам читает название карельского поселка, дальше идут гостиницы в России и за границей, прокурор по слогам читает названия и адреса. Навальный что-то быстро записывает, перед Кобзевым вообще нет бумаг.

Прокурор подробно читает описание какого-то онлайн сервиса, доступ к которому приобрел Навальный. На словах «предоставляет инфраструктуру и платформинг» оппозиционер не сдерживается и смеется. Перечисляются траты и на другие сервисы, прокурор не произносит названия, но читает описания: стриминговый сервис, платформа бесплатных сетевых пользовательских игр и так далее.

Перечисляются переводы на транспорт: железнодорожные и авиабилеты. Иногда прокурор зачитывает названия компаний, например, читает по слогам «люфт-ган-за», а иногда только говорит, что название компании не удалось установить.

100 тысяч на спортивные клубы: два гольф-клуба, фитнес-клуб в Москве и в Петербурге. Несколько трат на магазины одежды в разные годы: 50 тысяч, 220 тысяч, 150 тысяч.

Навальный:

— Я бы хотел уточнить, вы сначала говорите про одежду, одежды за четыре года было куплено на такую сумму?

Прокурор просто заново читает то же самое быстро.

В суде изучают оплату такси: Москва, Амстердам, Барселона, какой-то город, название которого судья читает по слогам. Навальный о чем-то активно говорит с Кобзевым, стуча ручкой ему по плечу.

Далее 119 тысяч на оплату образовательных услуг, 19 тысяч на «онлайн-школу по изучению английского языка», 131 тысяча на оплату юридических услуг.

Дальше пошли продукты, например, «Азбука вкуса», и доставка еды. 82 тысячи на прокат автомобиля во Франции.

Несколько платежей в пользу Фонда борьбы с коррупцией. Еще каким-то фондам, но названия не звучат. Потом идут салоны красоты и парикмахерские, барбершоп. Навальный с адвокатами смеются.

Навальный перебивает:

— Я хотел бы уточнить, вы проанализировали все платежи с моих карточек, например, что я перечислил в ФБК 50 тысяч, 200 тысяч. А есть в материалах дела свидетельства того, что я получил что-то?

Судья:

— Давайте так, сейчас обвинение представляет доказательства в том объеме, в котором считает необходимым.

Навальный:

— Сейчас мы наблюдали за тем, как впервые в отношении политика произошло полное раскрытие всех расходов за 5 лет. Всего я потратил 8 миллионов, в среднем 130 тысяч рублей в месяц. И сейчас вся страна через этот процесс знает, что я потратил 76 тысяч рублей на стоматологию, что я подписан на Netflix, что я был в Завидово, что я потратил на продукты 96 тысяч рублей — что говорит, что моя жена занимается продуктами. Я хочу обратить внимание на эту фикцию, человек потратил 8 миллионов рублей, мой официальный доход больше за это время, я его официально раскрывал, я получил доход от ИП, я получил вознаграждение от «Аэрофлота». Я потратил 130 тысяч в месяц, теперь они говорят, что я потратил 5 тысяч рублей в Амстердаме — это является доказательством чего? Они просто перечислили все расходы с моей карты, это является доказательством чего?

Судья говорит, что сторона защиты сможет потом внести возражения, и просит обвинительницу продолжать.

Затем судья говорит, что будет изучен еще только один том, чтобы успеть до восьми часов.

Еще несколько минут прокурор читает счета, пока том не заканчивается. Следующее заседание назначается на 21 февраля в 10:00.

Адвокат Кобзев просит назначить все заседания. Судья отвечает, что заседания будут проходить всю рабочую неделю, а там — по обстоятельствам, например, 23 февраля — выходной.

После заседания к журналистам вышла представительница обвинения Надежда Тихонова. Она пересказала фабулу обвинения против Навального по обеим статьям.

Отвечая на вопросы, прокурор сказала, что позиция государственного обвинения по делу будет изложена «на стадии судебных прений после исследования всех доказательств по делу и тщательного их анализа», и до этого она не может делать никаких выводов. Тихонова запнулась на вопросе о сумме ущерба и повторилась, что оценивать доказательства сможет только по результатам судебного разбирательства.

— На что, по версии следствия, деньги тратились? Вот личные нужды можете перечислить хотя бы примерно? — уточнил кто-то из корреспондентов.

— Личные нужды, личные нужды — это… это… это все: магазины, бары, рестораны, фитнес-центры, парикмахерские, салоны красоты, приобретение техники.

— Ну то есть они жили на эти деньги, что ли?

— У меня все.