Израильтянка Наама Иссахар была задержана в московском аэропорту Шереметьево 9 апреля на пересадке; она летела из Дели в Тель-Авив. Согласно материалам дела, служебная собака обнаружила гашиш в рюкзаке девушки, когда тот находился в багажном отделении в Шереметьево.
Сначала уголовное дело завели по статье о хранении наркотиков (часть 1 статьи 228 УК), Наама признала вину и ее отправили под арест, позже по требованию прокуратуры ей также вменили контрабанду наркотиков в значительном размере (пункт «в» части 2 статьи 229.1).
Химкинский городской суд 11 октября приговорил израильтянку к 7,5 годам колонии, в тот же день стало известно, что российские власти предлагали израильским обменять Нааму на хакера Алексея Буркова, которого задержали в Тель-Авиве по запросу США, но Израиль в этом отказал.
Впоследствии израильские власти просили Россию помиловать Иссахар и приостановили процедуру выдачи Буркова, но родные девушки отозвали соответствующее ходатайство.
«Наама не станет инструментом для российского хакера и людей, которые стоят за ним», — говорила ее мать Яффа.
На предыдущем заседании в Мособлсуде Наама выступала через переводчика по видеоконференцсвязи, защита ходатайствовала о ее личном присутствии, а судьи согласились. Сегодня девушку должны доставить в суд.
Как и в прошлый раз, заседание начинается с опозданием на два часа. Теперь в суд приехали и журналисты российских телеканалов «Россия-1», «Звезда», RT и НТВ. Зал полностью забит, всем места не хватило.
Среди присутствующих — несколько дипломатов, также в зале два новых переводчика.
Нааму привезли в суд. Девушка в джинсах и джемпере стоит в «аквариуме», по ней видно, что она очень взволнована.
Стороны не имеют отводов. Судья предлагает «решить вопрос по прессе». Она перечисляет аккредитации: Associated Press, «Известия», НТВ, «Коммерсант», Agence France-Presse, «Звезда», «Россия-1» и множество израильских изданий.
Судья просит переводчика спросить, как Наама относится к присутствию журналистов в судебном заседании. Подсудимая согласна. Адвокат Вадим Клювгант также поддерживает: «Дело имеет большой общественный резонанс, в России, США, Израиле, поэтому присутствие журналистов необходимо». Представитель обвинения, старший помощник московского прокурора по исполнению закона на воздушном транспорте Николай Власенко (он участвовал и в процессе в первой инстанции) также не возражает.
Судья разрешает остаться тем журналистам, которые ведут только аудиозапись, а съемку дает провести лишь на оглашении решения по апелляции.
Сначала один переводчик объясняет это решение журналистам на английском; потом девушка, знающая иврит, переводит ту же самую фразу для израильских журналистов. Председательствующая просит ее выйти в коридор и повторить эту фразу еще раз, для не попавших в зал иностранцев.
Представитель посольства Израиля просит пустить оставшихся в коридоре зарубежных тележурналистов. Судья объясняет, что присутствовать могут только пишущие. В зал входят еще восемь человек, сесть им уже негде, и судья просит приставов принести в зал лавки из коридора. Приставы приносят одну, их начальник сообщает: «Сделали все, что могли!». Двоим журналистам все же приходится слушать заседание стоя.
Судья говорит, что в суд поступило заявление от Наамы, в котором говорится, что она не хочет, чтобы адвокаты Александр Тайц и Рафаэль Палеев, участвовавшие в суде первой инстанции, представляли ее интересы.
Также Иссахар просит суд не рассматривать поданную ими жалобу. Суд ставит вопрос о прекращении производства по этой жалобе. Нынешние защитники — Виталий Кулапов, Алексей Добрынин, Вадим Клювгант и Елизавета Плисканос — эту просьбу поддерживают.
Тогда судья-докладчик Елена Воронцова объявляет, что слушается апелляция на решение Химкинского городского суда, которым Наама была признана виновной в контрабанде и хранении наркотиков и приговорена к семи с половиной годам лишения свободы. Закончив эту фразу, судья спрашивает, нужно ли ее перевести. Председательствующая судья Тамара Бондаренко просит переводить, но кратко.
Приговором суда, продолжает судья Воронцова, Иссахар осуждена за контрабанду и хранение наркотиков; обстоятельства преступлений изложены в приговоре. В суде Наама признала вину частично, подтвердив факт хранения наркотиков, но указав на отсутствие умысла на перемещение веществ через таможенную границу. Она перечисляет доводы защиты о том, что Наама пересекала границу не по своей инициативе, не покидала транзитную зону и не имела доступа к своему багажу, в котором содержалось вещество.
Судья пересказывает жалобу, поданную самой Иссахар: она ставит вопрос об отмене приговора, указывая на отсутствие умысла. «Полагает, что она являлась транзитным пассажиром, пункт таможенного контроля не проходила, действий по сокрытию вещества не предпринимала», — читает судья.
Наама настаивает на том, что Химкинский суд допустил нарушения, и обращает внимание коллегии судей на чрезмерную суровость наказания, вынесенного без учета данных о степени опасности содеянного и личности подсудимой.
В дополнение Иссахар отрицает факт принадлежности ей наркотика; настаивает, что увидела его впервые в Шереметьево, как он попал в багаж — не знает. Считает, что обвинение сфальсифицировано.
«Указывает, что, несмотря на показания в материалах дела, она никогда не приобретала гашиш, не признавала вину в его контрабанде и не приносила извинения за это», — читает Воронцова.
Кроме того, продолжает судья, Наама обращает внимание коллегии на некачественный судебный перевод, который способствовал ее самооговору — он мешал ей понять смысл происходящего в суде. Также переводы протоколов предоставлялись подсудимой с задержкой, которая не позволяла ей осуществлять свою надлежащую защиту в суде, отмечает подсудимая.
По этим причинам, заключает Воронцова, подсудимая просит отменить приговор. Судья спрашивает, есть ли у Наамы дополнения к ее жалобе. Девушка не хочет ничем ее дополнять, но поддерживает жалобу в полном объеме.
На этом судья переходит к пересказу жалобы адвокатов, где тоже ставится вопрос об отмене судебного решения.
«Подзащитная не уклонялась от таможенного контроля, не предпринимала действий по сокрытию вещества, пункт таможенного коридора не проходила, умысла на пересечение границы РФ не имела», — повторяет она доводы защитников.
Воронцова интересуется, знакома ли Наама с текстом жалобы. Та отвечает утвердительно.
Затем Воронцова переходит к чтению 56-страничной жалобы от адвокатов. «Подробно мотивируя каждый из приведенных доводов, адвокаты указывают на отсутствие доказательств вины их подзащитной», — описывает его докладчик.
«Авторы считают, что было нарушено право Иссахар на справедливое судебное разбирательств, принципы состязательности сторон, правила оценки доказательств, поскольку в данном случае суд не руководствовался законом и совестью», — останавливается она на отдельных пунктах.
«Наркотическое средство находилось в рюкзаке, зарегистрированном как отдельное место багажа, что подтверждается материалами дела, и следовало до конечного пункта — Тель-Авив. То, что во время нахождения в транзитной зоне Иссахар не имела доступа к багажу и не предпринимала действий для доступа к наркотику, подтверждается показаниями подзащитной и ответом на запрос защиты в "Аэрофлот"», — продолжает судья Воронцова.
Следом она переходит к доводам защиты относительно доказательств, которые, к примеру, указывали, что протокол осмотра места происшествия «требованиям закона не отвечает и составлен с грубейшими нарушениями».
Из-за того, что все ее слова необходимо переводить, стандартная процедура чтения жалобы продвигается несколько медленнее, чем обычно.
Также адвокатами оспариваются показания свидетелей-полицейских, поскольку те дословно совпадают, что, «по мнению защиты, свидетельствует о том, что показания сформулированы не самими свидетелями, а тем, кто их допрашивал».
«Защита особо обращает внимание на показания Иссахар от 2 октября 2019 года и считает, что эти показания порочны, что они были получены в силу ошибочного понимания правовой ситуации, содержаний законодательных норм», — продолжает судья.
Адвокаты Наамы, говорит она, «считают, что на всем протяжении суда и следствия Иссахар не получала информацию о ее процессуальных правах и последствиях ее показаний».
«Приводя подробный анализ доказательств, касающихся работы переводчика <..>, защита приходит к выводу, что перевод осуществлялся не точно, что, по мнению авторов, является нарушением ее права на защиту», — говорит судья.
В частности, в жалобе адвокаты указывали: в английском переводе обвинительного акта оставались русские фразы. Другой пример: слова Нааммы I will want to get acquainted with physical evidence, которые адвокаты переводят как «Я захочу ознакомиться с вещественным доказательством», в материалах уголовного дела при переводе получила противоположный смысл: «С вещественными доказательствами знакомиться не желаю».
Также, настаивают защитники, в приговоре имеются противоречащие друг другу указания на время изъятия наркотического средства.
Адвокаты настаивают: в приговоре никак не обоснована незаконность перемещения гашиша через границу — не указаны конкретный способ и место перемещения, что необходимо для квалификации дела по статье о контрабанде.
По их мнению, в действиях Наамы не было ни одного признака контрабанды наркотиков. Проанализировав практику по этой статье, защитники пришли к выводу, что надлежащий приговор должен указывать на действия для обмана таможенников.
«Например: "сокрыл среди личных вещей, находящихся в чемодане"; "сокрыл в сумке, находящейся при нем"; "не задекларировал в установленной форме и не предъявил таможенному контролю"; "сокрыл путем недекларирования и сокрытия от таможенного контроля в желудочно-кишечном тракте своего организма"», — говорится в жалобе.
Ссылаясь на законы о ФСБ и границах, адвокаты указывают, что транзитный пассажир Иссахар не должна была проходить таможенную границу. По мнению защитников, Иссахар не должна была декларировать товары для личного пользования, которые находились в ее багаже, так как на время рейса авиаперевозчик принимает на себя обязательства хранителя багажа.
Адвокаты утверждают, говорится в жалобе, что в действиях Наамы нет общественной опасности — они просят считать произошедшее малозначительным деянием.
Они просят учитывать не только небольшое количество гашиша, найденного у Иссахар, но и другие обстоятельства, в том числе «мотив и цель, поведение лица, предшествующее совершению деяния и в период его совершения».
Поэтому, считает защита, для исправления Нааму не нужно приговаривать к реальному лишению свободы.
Далее в жалобе говорится о существенных нарушениях уголовно-процессуального кодекса, допущенных при вынесении приговора.
В частности, Иссахар предоставили адвоката не сразу после задержания, в суде не исследовали вещественное доказательство —кусок гашиша — не оценили доказательства, не проверили законность некоторых процессуальных решений.
На основании всего изложенного защита просит обвинительный приговор отменить, постановить оправдательный приговор, меру пресечения в виде заключения под стражу отменить и освободить подсудимую из-под стражи в зале суда, заканчивает судья.
Адвокат Вадим Клювгант говорит, что защита полностью поддерживает доводы жалоб. Он просит обратить внимание суда дополнительно на три обстоятельства.
Во-первых, говорит Клювгант, «одним из основных пороков приговора, причем неустранимым, является то, что он построен исключительно на признании, частичном, вины нашей подзащитной».
«Доказательств нет никаких, а те, которые приведены, они порочны. Более того, признание само по себе порочно, поскольку оно получено под самооговором. Но и это еще не все — дело в том, что в приговоре даже признание изложено недостоверно и некорректно, поскольку на третей странице приговора суд приводит в качестве показаний нашей подзащитной то, чего нет в протоколе нашего заседания. И помимо этого в аудиопротоколе есть то, чего нет в письменном протоколе, и тем более — в приговоре. А именно то, что наша подзащитная неоднократно говорила, что она не приобретала гашиш и не знает, откуда появился он. Но это было проигнорировано и скрыто», — говорит адвокат.
Юрист обещает, что подробней по этому вопросу его подзащитная выскажется в прениях.
Во-вторых, продолжает Клювгант, в жалобе приводится практика по похожим делам, которые, в том числе, рассматривались в том же Химкинском суде, и она радикально расходится с подходом этого суда при рассмотрении дела в отношении Наамы в части применения закона по статье 229.1 УК: во всех этих случаях есть описание способа совершения контрабанды путем прохождения через таможенный пункт. Но в приговоре Наамы описания преступления нет.
Кроме того, отмечает он, в трех из четырех случаев наказание по подобным делам — условное, и не было никаких причин назначать столь суровое наказание для иностранки.
Другие адвокаты не выступают: Клювгант озвучил консолидированную позицию защиты.
Прокурор кратко говорит, что приговор вынесен справедливо, и обещает подробно выступить в прениях.
Защита подает ходатайство: Клювгант просит исследовать в заседании и приобщить к материалам дела новое доказательство — ответ таможни из аэропорта на его адвокатский запрос, поданный уже после приговора, когда новые защитники вступили в дело. Адвокат было пытается объяснить смысл запроса подробнее, но судья прерывает его: «Сначала нужно решить, будем ли мы вообще заниматься этим».
Прокурор выступает против, он начинает говорить об этом документе, Клювгант перебивает его и замечает, что тот занимается оценкой доказательств.
После судья одной фразой говорит, что отказывает в приобщении нового доказательства. Клювгант просит внести возражение в протокол, поскольку решение принято без какой-либо мотивировки, судья ему не отвечает. Объявляется десятиминутный перерыв.
Слушателей запускают обратно в зал, один из них — иудей в кипе — читает молитвенник на иврите, беззвучно шевеля губами.
Один из адвокатов перечисляет документы, которые суд первой инстанции не исследовал, и которые защита хочет изучить сейчас.
— Направление на исследование… Перевод на английский язык обвинительного акта…, — задумчиво всматривается в материалы судья Бондаренко. — Угу, у вас в жалобе те же самые доводы были… Так…
Наама поддерживает ходатайство, прокурор — нет, судья выполняет просьбу. Подсудимая во время заседания сидит на лавке в «аквариуме» и смотрит в пол, слушая переводчика.
Судья Воронцова принимается за чтение документов, которые защита хочет повторно исследовать в судебном заседании, чтобы иметь возможность ссылаться на них в прениях: протокол изъятия гашиша, страница из перевода обвинительного заключения на английский, где встречаются русскоязычные фразы, например «была задержана», постановление об изъятии и передаче уголовного дела по подследственности.
Другие документы: постановление от 30 апреля, которым дело было передано другому следователю, постановление о продлении срока содержания под стражей.
Адвокат предлагает сравнить его перевод с переводом другого аналогичного продления. «Дело в том что в двух этих документах переводчик по-разному и ошибочно переводит одни и те же юридические термины. Причем во втором случае он переводит словом, которого в английском языке не существует», — объясняет он.
— Вы считаете, что это повлияло на содержание документа?
— Конечно.
— Ну-у…, — задумчиво отвечает судья и продолжает читать материалы.
В жалобе указано, что в одном случае фразу «Суд постановил» перевели как The court decided, во втором — The court statued, но в английском языке нет глагола To statue.
Один из адвокатов объясняет, что нужно огласить постановление о возбуждении уголовного дела, чтобы доказать, что уголовное дело возбудил дознаватель, а не следователь. Вместе с этим документом судья перечисляет и другие.
Когда доходит до копии посадочного талон,а адвокат Елизавета Плискканос говорит, что он доказывает малозначимость деяния Иссахар, поскольку пересадка в Москве была кратковременной.
— Характеристика Иссахар… — продолжает судья.
— Она показывает, что характеризуется исключительно положительно, однако суд не учел это, — комментирует адвокат.
— О выделении, материалы какие-то выделяли…
— Прокомментируем в прениях.
— О возбуждении..
— Прокомментируем в прениях.
— Вот показания двух свидетелей, да?
— Показания свидетелей демонстрируют, что госграница была пересечена нашей подзащитной только в связи с ее задержанием.
Прокурор сидит, сложив руки в замок, смотрит на адвокатов и периодически кивает. Судья спрашивает мнение об оглашении этих документов. Клювгант уточняет, что зачитывать их по второму кругу не обязательно: защита лишь хотела, чтобы документы были оглашены, чтобы на них можно было ссылаться в прениях. Судья говорит, что в оглашении отказывает, и уточняет: это не помешает защите ссылаться на эти доказательства.
Защита ходатайствует о прослушивании нескольких аудизоаписей судебных заседаний: по мнению адвокатов, частично искажен перевод, а некоторые фрагменты текста протоколов искажают смысл перевода.
Прокурор возражает: письменные протоколы не должны являться стенограммой, поэтому там могут быть разночтения. Судьи поддерживают позицию обвинения.
Следующее ходатайство — об исключении недопустимых доказательств.
— Это вообще и в жалобе было, если вы хотите пояснить, то сделайте это в прениях, — комментирует судья.
— Мы хотели бы заявить это в виде ходатайства, — настаивает Клювгант.
— Пожалуйста, заявите, мы не будем ограничивать ваше право.
Адвокат Виталий Пулапов читает ходатайство, которое заключается в том, что протокол осмотра места происшествия производил следователь, а дело было возбуждено дознавателем, поэтому данный документ «не имеет никакого правового основания».
— Как-то процесс пошел не так… Вот вы говорите, а переводчик — молчит, — останавливает адвоката судья. Переводчик, оторвавшись от чтения текста жалобы, говорит, что переводит ее для Наамы.
В ходатайстве адвокат также просит исключить само вещественное доказательство — гашиш. Судья приобщает ходатайство и обещает оценить его при вынесении решения.
Других ходатайств у сторон нет, они переходят к прениям. Первой должна выступать Наама Иссахар.
Судья Бондаренко, активно жестикулируя замечает: «Хотелось бы, чтобы переводчик ей вообще рассказал, что такое прения, что сейчас все выскажутся, а потом ей будет предоставлено последнее слово».
Переводчик обращается к Нааме и потом замечает, что та все поняла. Девушка на английском начинает выступление: «На протяжении всего расследования моя позиция не была надлежащим образом раскрыта…»
— Ну сейчас мы ее слушаем, пусть сейчас расскажет, что там случилось, — прерывает ее судья Бондаренко.
— Было очень просто все и остается очень просто: я не покупала гашиш, не клала его в сумку, не имела отношения к нему. Единственное объяснение того, как он мог оказаться в моем багаже, приведено в моей дополнительной жалобе. До того, как его нашли, я не осознавала, что вещество присутствует у меня в багаже, я не понимала, что сам факт обнаружения уже автоматически значит, что я причастна к преступлению.
— Не совсем понятно, вот подошли к ней в аэропорту, и что было? — опять прерывает Бондаренко.
— На тот момент, когда мне было разъяснено, что в моем багаже были найдены наркотики, я считала, что того, что его нашли, уже достаточно для того, чтобы я была признана виновной в преступлении. Следствие и предыдущие адвокаты не разъяснили мне как содержание, так и значение статьи 228 УК.
— Поскольку я никогда не была в России, не имела никакого закомства с российским законодательством, вы не можете ждать от меня, что я должна была понимать юридическое значение того, что со мной происходило. И также я не могла понимать тяжесть того, что происходило, — продолжает Наама. — Я не понимала всей серьезности происходящего, никаких процедур и того, что происходило вообще. Также добавлю, что и в стране откуда я летела, и куда летела, и в которой живу, это деяние вообще не является уголовно наказуемым. Хотя формально защитник и переводчик присутствовали во время расследования, никакого должного разъяснения касательно процедуры или существа предъявленного мне обвинения мне не было предоставлено. Также мне не было разъяснено, что для того, чтобы преступление было признано завершенным, должны быть признаки умысла на владение и возможности совершения действий, направленных на владение веществом на территории России. Фактические обстоятельства противоречили обвинению: всякий раз, когда я заявляла, что я не клала вещество в сумку и не имею [к нему] отношения, мне отвечали, что твоя сумка, в ней было вещество, значит это уже преступление.
Во время взятия объяснений, говорит Наама, ей не предоставили ни адвоката, ни переводчика.
— Меня заставили подписать документы на русском, я своим почерком также добавила там, что я не понимаю русского языка, что, когда мне задавались вопросы, где я работаю и откуда я, я не понимала их смысла. Мои объяснения не остановили фальсификацию, в дальнейшем этот протокол был переписан с небольшими изменениями, чтобы больше соответствовать процедуре. Я остаюсь на своей первоначальной позиции, что я не знала, что в моем багаже каким-то образом оказалось вещество. И я также упомянула это на предварительном слушании, это можно слышать в аудиоверсии протокола.
Подсудимая объясняет свою позицию: ее частичное признание вины в хранении наркотиков означает лишь признание того, что вещество нашли в ее багаже.
Говоря об обвинениях в контрабанде, она объясняет: «У меня не было умысла провозить вещества на территорию России, равно как я и не имела возможности ими распорядиться, я не пересекала таможенную границу и не имела возможности совершить какое-то деяние на территории РФ».
— На самом деле, я была задержана фактически когда уже должна была… когда я проходила на посадку в Тель-Авив, я фактически уже была задержана. Я неумышленно самооговорила себя. Теперь, после подробного ознакомления с материалами уголовного дела, все ясно, как день, и нет никакой серой зоны в этом деле: все настоящие доказательства явно показывают мою невиновность по обоим инкриминируемым мне преступлениям.
На этом ее речь заканчивается.
Следующим говорить будет адвокат Алексей Добрынин. «У меня большая просьба, наберитесь терпения, ваша честь. Наши выступления займут какое-то время. При всем уважении. Какие-то вещи мы будем повторять», — предупреждает он.
«В силу малозначительности содеянного Наама не является преступником — это основное, о чем я буду говорить», — объясняет адвокат.
Он многословно объясняет, что сейчас будет разбираться в том, что же такое малозначительность деяния. Защитник обращается к постановлению пленума Верховного суда от 12 марта 2002 года по делам о хищении.
«Решая вопроса о том, является ли деяние малозначительным, судам необходимо оценивать такие факторы, как количественные характеристики, мотивы, цели, которыми руководствовалось лицо», — говорится в документе. То есть сам факт обнаружения вещества не является определяющим, считает Добрынин.
В деле Наамы он хочет акцентировать внимание на трех обстоятельствах, говорящих у малозначительности ее деяния. Во-первых, в момент обнаружения гашиша девушка находилась без доступа к багажу в транзитной зоне. Во-вторых, наркотик находился в багаже, к которому был доступ у крайне ограниченного круга лиц. В-третьих, говорит Добрынин, период от начала пребывания наркотика на территории Росии до его изъятия составил всего 30 минут.
«Даже если мы с вами предположим что это вещество не было обнаружено в багаже Наамы, то период нахождения этого средства на территории РФ составил бы 5 часов 30 минут. Даже в таком случае оно было бы незначительным, и он находился бы в багаже, к которому ни у кого нет доступа. Поэтому общественная опасность в этом преступлении отсутствует», — говорит Добрынин. Несколько раз он называет свою подзащитную осужденной.
«Полностью отсутствовал охраняемый уголовным законом вред здоровью населения, то есть общественную опасность он не представлял. В своей части я прошу отменить приговор, Нааму оправдать», — завершает адвокат.
Теперь выступает адвокат Елизавета Плисканос. Она по бумаге читает, что подробное обоснование отмены приведено в основной жалобе, но защитница хочет повторить их еще раз.
В деянии Наамы, настаивает Плисканос, нет состава контрабанды наркотиков, поскольку объективную сторону преступления составляет незаконное перемещение наркотика через таможенную границу, и речь здесь идет именно о незаконном способе. Под незаконным понимается перемещение в неустановленном месте, либо с сокрытием, либо с недекларированием, либо с поддельными документами — этот перечень перечислен в Таможенном кодексе.
Но в действиях Наамы такого обстоятельства нет. Адвокат вновь обращает внимание на практику судов, где используется одна и та же фраза — пересек границу, чем «заявил таможенному органу в конклюдентной форме об отсутствии у него товаров, подлежащих обязательному письменному декларированию». Наама же не могла предъявить или не предъявить что-либо на таможне в Москве, потому что ее не проходила.
Следом адвокат рассуждает о том, что такое понятие «владения» вещью; она пытается доказать, что Наама на момент задержания этим гашишем не владела, поскольку в аэропорту вылета она передала право на владение своим багажом перевозчику вплоть до его приземления в конечном пункте.
Очередной адвокат — Виталий Кулапов — планирует сфокусироваться на нарушениях, допущенных ранее.
Он говорит что первая инстанция грубо нарушила право Наамы на защиту, поскольку перевод на английский был неудовлетворительным.
Следом защитник переходит к другим процессуальным нарушениям, которые уже указывались в жалобе адвокатов.
Наконец, доходит очередь до последнего адвоката, Вадима Клювганта.Он говорит, что выступление будет носить характер «некого резюме» с «выводом о том что обжалуемый приговор не соответствует не только конкретным нормам права, но и самим целям правосудия».
Клювгант обращает внимание, что первое заседание по апелляции прошло 12 декабря — в день Конституции. Защита ценностей, охраняемых ей, составляет цель и смысл всех органов власти России и по сути своей и является правосудием, говорит адвокат.
Наама никогда не жила в России и не связывала с ней планов, не считая короткой пересадки 9 апреля, рассказывает Клювгант.
«Она жила, училась, служила в армии в своей стране, воевала за свою страну. Но так получилось, что российское государство само пригласило ее задержаться, поместив под стражу и начав уголовное преследование, которое длится уже 9 месяц, более 260 дней. Тем самым российское государство распространило на нее и все гарантии, предоставляемые Конституцией», — говорит защитник.
«Мы имеем дело с очевидной судебной ошибкой и пришли сюда за ее исправлением. В этом деле нет никакого преступления. Преступлением назван казус, обросший массой драматических осложнений. Невнимательность иностранки к содержимому своего багажа, незнание русского языка и непонимание происходящего, равнодушие к нему со стороны должностных лиц, и самый примитивный поход к расследованию уголовного дела. Все профессиональные субъекты расследования и надзор за ним не обременяли себя не только дополнительными факторами, как тем, что речь идет об иностранке, но и соблюдением элементарных требований закона. В результате весь служебный материал, кроме акта об исследовании служебной собаки, порочен, недопустим и недостоверен», — настаивает он.
В зале раздается смешок.
Клювгант продолжает: в деле отсутствовал процесс доказывания.
«С момента изъятия гашиш никто не видел — его не видел ни прокурор, ни защита, ни суд первой инстанции, ни мы с вами, уважаемый суд. Фантом, — рассуждает адвокат. — Просто писали привычные слова, не вдумываясь, не слушая объяснения подозреваемой, просто переписывая из одного протокола в другой, не задавали вопросы, не устраняли противоречия, не задумывались ни об объективной, ни о субъективной стороне преступления. Логика следствия предельно примитивна: раз лежит в рюкзаке — значит твое, раз твое — значит хранила, раз хранила — значит совершила преступление».
Он говорит, что обвинение в контрабанде — плод фантазии, «если не сказать воспаленного воображения».
«Как может идти речь о контрабанде, если нет самого взаимодействия с таможенным контролем? <…> Если нет какого-либо из указанных в законе способов незаконного перемещения через таможенную границу?» — недоумевает защитник.
Адвокат вновь напоминает ответ «Аэрофлота» о том, что багаж шел до конечного пункта назначения — соответственно, доступа к багажу у Наамы не было.
«Опровергнуть это невозможно. Можно сделать вид, что этого факта не существует. И этого факта вполне достаточно для вывода о том, что такой транзитный пассажир совершить контрабанду никак не может», — считает Клювгант.
«Суд механически заимствовал в приговор обвинительный материал, порочный в процессуальном отношении. <…> Но одно очень важное суд все же добавил от себя — семь с половиной лет лишения свободы. За что? За невнимательность к содержимому своего багажа? Потому что больше-то не за что. В связи с этим встает вопрос, какому закону соответствует этот приговор? И как было спасено здоровье российских граждан от того, что Наама Иссахар получила срок, сравнимый со сроками за убийство?» — задается вопросом юрист.
Клювгант говорит про недавнее заседание совета судей, где председатель Верховного суда Вячеслав Лебедев отметил два результата судебной деятельности: примерно на треть уменьшилось число арестов и наказаний к лишению свободы. Второй результат — новый порядок кассации показывает свою эффективность, доля отмененных и измененных судебных актов повысилась примерно втрое. «Но и у апелляционного суда есть все возможности и основания восстановить правосудие в этом деле», — замечает адвокат.
«Девушка-чужестранка, встретив 26-й день рождения в СИЗО и проведя там больше 260 дней, с лихвой искупила некоторое легкомыслие, не являющееся даже преступным. Ей пора домой. Уж очень она у нас загостилась, не по своей воле», — заканчивает Клювгант выступление.
Последним в прениях выступает прокурор Власенко. Он пересказывает фабулу обвинения: куда, откуда и когда прилетела Наама, где был и как был «выявлен рюкзак, перемещаемый Иссасхар Наамой», «содержащий наркотическое средство гашиш массой 9,6 грамма» (говоря это, гособвинитель коверкает фамилию подсудимой).
Затем он перечисляет, чем подтверждаются доказательства: показаниями Наамы на следствии, показаниями свидетелей.
«Все показания последовательны, не противоречивы, полностью соответствуют фактическим обстоятельствам уголовного дела и подтверждают вину Иссасхар Наамы», — чеканит прокурор.
Он останавливается на определении границы: «граница есть линия, и проходящая по этой линии вертикальная поверхность суши, вод, недр Российской Федерации, то есть пространственный предел действия государственного суверенитета Российской федерации».
Прокурор рассказывает, что воздушные суда пересекают границу по специально выделенному воздушному коридору.
«Пересечение границ не по воздушным коридорам, кроме исключительных случаев, запрещено. Пропуск через государственную границу лиц и товаров разрешен через установленные и открытые пункты пропуска через государственную границу, к числу которых относится международный аэропорт Шереметьево», — читает он, делая долгую паузу после каждого предложения.
Прокурор говорит, что наркотики в случае их ввоза на территорию таможенного союза подлежат письменному декларированию. Гашиш является наркотическим веществом, согласно постановлению правительства. В момент перемещения наркотиков через границу таможенного союза они становятся объектом государственного регулирования.
«При этом факт нахождения лица, перемещающего вещество, в транспортной зоне, не исключает уголовной отвтественности», — заключает прокурор.
Все доказательства он называет допустимыми, и говорит, что права Наамы не нарушались.
«Иные доводы стороны защиты и самой подсудимой, изложенные в апелляционной жалобе, гособвинение считает необоснованными, надуманными и не обоснованными на законодательстве РФ и ЕврАзЭС, направлены на уклонение от уголовной ответственности», — заканчивает он и просит оставить приговор без изменения.
Адвокат Клювгант хочет выступить с репликой:
«В репликах в рамках прений стороны, как правило, реагируют на речь оппонента. Мы признательны оппоненту за то, чтобы он вспомнил и упомянул о наличии нашей жалобы. Правда, он еще даже не знает, как правильно произносится имя нашей подзащитной, но зато знает, что такое уклонение от ответственности».
Прокурор улыбается, слушая его.
«А уклонился тут лишь прокурор от своих обязанностей. Его обязанность это доказывать обвинение. Он должен был проанализировать каждый наш довод и его опровергнуть. Но к исполнению этой обязанности он не приступил и даже не пытался приступить, — говорит Клювгант. — Все неопровергнутые доводы защиты, с точки зрения презумпции невиновности, означают что, они имеют место быть, третьего не дано, другого подхода нет»
С последним словом выступает Наама Иссахар, она встает.
«Если это будет угодно суду, хотела бы сказать, что перед посадкой на рейс в Израиле у пассажиров спрашивают, сами ли они паковали багаж, брали ли они у кого-то какие-то вещи для перевозки, и имел ли кто-либо доступ к багажу до тех пор, как багаж был загружен. Этот вопрос задают, потому что, действительно, в Израиле между друзьями, семьей, распространено в культуре везти что-то для друзей, часто берут что-то друг для друга, в подарок, например. Эти вопросы не являются обвинительными, они спрашиваются просто для того, чтобы предотвратить какие-то проблемы, которые могут возникнуть из-за недостаточной информированности. Я хочу подчеркнуть, что меня даже никто не спрашивал, мой ли этот наркотик. Кроме этого, я была прямо прервана, когда указала на то, что он не имеет ко мне отношение и не является моим», — рассказывает она на английском.
«Я сожалею о моей неосторожности, о том что я не приложила достаточно усилий для того, чтобы знать, что находится в моем багаже. Поскольку у меня не было никакого умысла на то, чтобы владеть этим наркотиком и также не было умысла на то, чтобы въехать на территорию РФ, я не могла абсолютно совершить преступление, предусмотренное частью 1 статьи 228 УК, — продолжает Наама. — Я не имела физической возможности доступа к багажу, это доказывает полную абсурдность предъявленного обвинения. Что касается [статьи] 229.1 УК, я прошу суд учесть и признать тот факт, что я уже практически девять месяцев нахожусь за решеткой в незнакомой, чуждой для меня стране, будучи лишенной самых базовых прав и потребностей, как общение на родном языке и вообще общение. Этот приговор уничтожит все хорошее, что я сделала в жизни на основании двух преступлений, которые я не совершала. Я прошу суд восстановить справедливость, отменить решение Химкинского суда и освободить меня из заключения. Это все, ваша честь».
Мать Наамы Яффа слушала дочь стоя. Судьи уходят на решение и не говорят, когда вернутся.
Оформите регулярное пожертвование Медиазоне!
Мы работаем благодаря вашей поддержке