На предыдущем заседании, длившемся около 10 часов, были допрошены все четверо подсудимых, каждый из них подробно изложил свою версию того, каким образом развивались конфликты у «Эгоиста» и в «Кофемании».
Павел Мамаев вспомнил, что подруга спортсменов Александра Поздняковиене на выходе из клуба села в чужую машину, и водитель Виталий Соловчук назвал футболистов «петухами».
«Мы все взрослые люди, я думаю, мы сами понимаем, что это значит», — отмечал футболист. С его слов, когда спортсмены начали выяснять отношения с Соловчуком, и Мамаев взял того за подбородок, водитель первым нанес удар
Что касается второго эпизода — драки с чиновником Минпромторга Денисом Паком в «Кофемании» — Мамаев говорил, что до конфликта был в полусонном состоянии, и поначалу не понял, что происходит.
Кокорин-старший тоже сказал, что Соловчук ударил Мамаева, когда тот взял водителя за подбородок. По его словам, в «Кофемании» Пака, чиновника с азиатской внешностью, знакомый спортсменов Карен Григорян, который начал повторять танец из клипа Gangnam Style корейского исполнителя Psy. Футболист услышал, что чиновник оскорбил его товарищей, подсел к нему поговорить, и Пак повторил оскорбление.
«Я не целился вообще ему в тело. Как Паша говорит, это действительно секундный момент. Я махнул в его сторону», — вспоминал футболист. С Паком, по его словам, футболисты помирились, а после они стали требовать от посетителей кафе прекратить съемку, чтобы не повторилась «ситуация в Монако».
Младший брат футболиста сказал: на выходе из «Эгоиста» он услышал, как товарищи говорили что-то про петухов, потом началась потасовка, водитель ударил Кирилла Кокорина. В «Кофемании» он услышал от чиновника оскорбление, стал расспрашивать Пака, и старший брат ударил Пака, младший позже тоже нанес тому пощечину.
По воспоминаниям четвертого подсудимого, Александра Протасовицкого, у «Эгоиста» он услышал, как товарищи разговаривали с водителем о том, что он назвал их «петухами». «Моя цель была — предотвратить развитие конфликта», — уверял он. В «Кофемании», со слов подсудимого, никто не хотел оскорбить Пака, но чиновник первым обругал спортсменов.
Сегодня пришли очень много родственников и друзей обвиняемых; они заняли целый ряд, из-за чего в зал попали не все журналисты.
Cудья Елена Абрамова открывает процесс и объясняет, что сейчас защита будет представлять дополнительные доказательства.
Адвокат Кирилла Кокорина Вячеслав Барик находит в томах дела постановление о его возбуждении и обращает внимание на то, что оно было возбуждено только в отношении Павла Мамаева и Александра Кокорина.
Следом он упоминает заявление Кокорина-младшего о возбуждении дела в отношении водителя Виталия Соловчука по 116-й статье УК (побои), рапорт об обнаружении признаков преступления по его заявлению. Затем он зачитывает отказ в возбуждении дела.
— В меру вежлив, тактичен, уважают соседи и друзья, увлекается спортом, — читает характеристику Кирилла Кокорина по месту жительства его адвокат. Судимостей у обвиняемого нет, на учете не состоит. РАНХиГС, в котором учился обвиняемый, характеризует его как старательного и аккуратного студента.
В следующем томе адвокат Барик упоминает анкетные данные на загранпаспорт. Затем — ходатайство адвоката о дополнительных вопросах перед экспертом, который изучал повреждения потерпевших, в котором защитнику отказали.
Теперь встает адвокат Протасовицкого Татьяна Прилипко. Как и ее коллега Барик, сперва она обращает внимание на то, что в постановлении о возбуждении дела ее подзащитный не упоминается. Затем она возвращается к протоколу очной ставки между Протасовицким и Сергеем Гайсиным — потерпевший сказал, что обвиняемый не причинил ему ни боли, ни повреждений. Затем Прилипко упоминает документы о медосвидетельствовании подзащитного — на момент его проведения тот был трезв.
Адвокат читает характеристики и медицинские документы подзащитного, на основании которых он был признан ограниченно годным к военной службе; его диагноз она произносит так, что его никто не слышит.
Адвокат Павла Мамаева Игорь Бушманов просит передать ему несколько томов дела. Он повторно оглашает постановление о возбуждении дела по заявлению Соловчука и обращает внимание на то, что возбуждено оно было в отношении неустановленных лиц, в то время как в показаниях потерпевший говорил, что сразу узнал футболистов. Тот же момент Бушманов отмечает и в заявлении Гайсина.
Затем адвокат упоминает отказ в возбуждении дела об умышленном повреждении автомобиля, который водил Соловчук: следствием было установлено, что ущерб в 136 тысяч рублей является для владелицы машины незначительным.
Следом идет протокол задержания Мамаева как подозреваемого — в нем футболист подчеркивал, что явился к следователю добровольно, намерен оказывать содействие, не отрицает побои Соловчуку, готов извиниться и загладить причиненный вред, а также просит не избирать ему меру пресечения, связанную с ограничением свободы — это может лишить его работы.
Бушманов читает отказы следствия по всевозможным ходатайствам его подзащитного: Мамаев просил, чтобы его повреждения тоже были зафиксированы; чтобы ему дали посмотреть видео драки целиком; чтобы переквалифицировали статью и дали встретиться с потерпевшим для примирения; а также чтобы следователь прекратил дело по эпизодам, по которым он не признавал вину.
Следом он переходит к характеризующим материалам — соседи футболиста на него не жаловались, в клубе его ценили, на учете не состоит, есть жена и дочь, в СИЗО ведет себя спокойно.
Следом Бушманов читает характеристику Мамаева от соседей: «Никогда не курит, даже не выражается нецензурной бранью, любящий муж и отец, устраивает коллективные игры по мини-футболу, оборудовал детскую площадку во дворе дома, пользуется авторитетом у соседей». Под ней стоит около 30 подписей. Затем адвокат перечисляет другие ходатайства, в удовлетворении которых защите отказывали во время следствия.
Бушманов читает благодарственную грамоту Мамаеву от администрации СИЗО за участие в матче между заключенными: футболист внес «существенный вклад в популяризацию здорового образа жизни» среди арестованных.
Затем Бушманов оглашает письмо женщины по фамилии Малышева из Апшеронска: она благодарит Алану и Павла за то, что их семья помогла ей восстановиться после того, как неизвестный порезал ей лицо ножом, а полиция отказалась возбуждать уголовное дело. Девушка рассказала об этом в инстаграме, Алана увидела пост, позвонила ей и вывезла на лечение в Берлин за свой счет. Пострадавшей восстановили лицевой нерв; адвокат, нанятый Мамаевыми, добился возбуждения дела.
Прокурор предлагает огласить протоколы очных ставок. Адвокаты оставляют вопрос об оглашении на усмотрение суда. Судья соглашается. Прокурор начинает читать, не оглашая содержание протоколов целиком.
— Кто разговаривает, уважаемые защитники? Я же вам не мешаю, — недовольно прерывает чтение прокурор. Адвокаты замолкают.
Затем она просит приобщить доказательства того, что в суд так и не смогли вызвать свидетелей Крысенко, Шувалову и Прокопову — Тарасова упоминает рапорты оперативных сотрудников о том, что они приезжали по адресам, указанным в протоколе допроса, но никого не застали.
Адвокат Ромашов выступает против приобщения и называет визит «оперов» к свидетелям «внепроцессуальным вмешательством». Защитник подчеркивает, что суд не поручал сотрудникам доставлять свидетелей, повестки им также не высылались.
— Это попрание норм уголовного процесса, — машет рукой защитник. Коллеги его поддерживают. Судья документы приобщает.
Следующее ходатайство Тарасовой — об оглашении показаний упомянутых выше свидетелей. Защита также выступает против и напоминает о том, что свидетели в суде рассказывали о давлении во время следствия. Суд в ходатайстве прокурора отказывает.
Судья объявляет перерыв в 20 минут.
После перерыва в зал приходит свидетель Юлия Новикова — дознаватель, которой подал заявление Пак.
— Я приехала в «Кофеманию» часов в 11–12 вместе с участковым и экспертом. Сначала отказались со мной общаться, затем был вызван менеджер, он позвонил юристу и мне разрешили провести осмотр. Перед ним разъяснила все права и обязанности, — начинает свидетель.
Следом она рассказывает, что спросила у менеджера про стул. Тот указал на стул, который вчера ремонтировал мастер, после чего дознаватель забрала его.
— Какие-то видимые повреждения были на стуле? — спрашивает Тарасова.
— Не помню. Он точно был не новый.
— Вы говорили, что если не найдете тот самый стул, то заберете все стулья и кафе закроется?
— У меня нет, к сожалению, таких прав.
— Как изымался стул, как опечатывался?
— Как обычный предмет, — отвечает свидетель, описывая процесс изъятия.
— Тяжелый он был?
— Ну, довольно тяжелый.
— Какого цвета?
— Коричневого.
— Все ли участвовавшие лица с начала и до конца находились в момент изъятия?
— Да, я их допрашивала потом.
— Уверенно ли [сотрудники кафе] указали на стул?
— Уверенность я не могу оценить, но я спросила, есть ли еще стул, который был поврежден. Он сказал — нет.
Адвокат Ромашов обращает внимание на то, что в протоколе не указано, кому принадлежал изъятый стул. Дознаватель подтверждает это.
— Можно предположить, что это стул чей-то, не кафе, — ехидничает адвокат. — Через какое время после происшествия вы передали уголовное дело?
— Я не передаю. У меня его изымают. Но я не помню.
— В каком объеме были материалы?
— Том. Не помню точно.
Свидетель уточняет, что принимал заявление от потерпевших другой дознаватель — тот, что дежурил.
— Когда у вас изъяли дело, вы составляли опись?
— Я не помню
— Акт передачи составляли?
— Я не помню.
— Стул шатался или крепко держался?
— Не сильно шатался.
— Какие были крепежные приспособления, которые прикрепляли спинку к стулу?
— Я не помню.
— Болты, гайки, саморезы, может быть?
— Может быть.
— Может быть что?
— Я не помню.
— Чего вы не помните?
По залу проходит смешок. Свидетель говорит, что это было давно и она точно не запомнила таких нюансов.
— Но вы же его исследовали, — комментирует Ромашов. — А через какое время вас следователь допрашивал по этому делу?
— Я не помню.
— Число я у вас не требую.
— Через месяц, может быть.
— А с какой целью вас допрашивали? Вы же как он, дознаватель-следователь?
— Я не знаю, он мне не сказал.
— Может быть, у него возникли сомнения насчет того, что это именно тот стул?
— Он мне этого не сказал.
— А что, он вас по каждому вещдоку допрашивал?
— Нет.
У Ромашова больше вопросов нет, его коллеги тоже молчат. Вопросы задает судья.
— Вы кем на тот момент работали?
— Дознавателем.
— Почему было возбуждено дело?
— По заявлению Пака.
— Почему вы поехали в «Кофеманию»?
— Потому что именно там Пак получил телесные повреждения.
— Почему вы решили изъять стул?
— Появилась видеозапись в интернете, что телесные повреждения Паку наносят стулом.
— Сотрудники поняли, о чем идет речь?
— Да, только они не сразу меня пустили. Только после того, как созвонились с руководством и юристами.
— К моменту вашего прибытия стул уже был исправлен?
— Уже был в зале, да.
— Все, хорошо, спасибо.
Вопросов больше нет, свидетеля отпускают.
У прокурора больше нет дополнений, в отличие от защиты. Встает адвокат Татьяна Стукалова, она рассказывает об адвокатском запросе врачу «Зенита», который осмотрел Александра Кокорина в СИЗО. Он обнаружил воспаление в правом колене, признаки артроза, значительную отрицательную динамику, после чего рекомендовал МРТ, реабилитацию, тренировки в зале, бассейн, антигравитационную дорожку, волновую терапию и массаж. Стукалова просит приобщить эти документы, суд соглашается.
Адвокат Татьяна Прилипко просит дополнительно огласить несколько листов из материалов дела и приобщить несколько новых. Затем по ее просьбе как свидетель выступает отец Протасовицкого. Он рассказывает только о его качествах: спортом занимается с девяти лет, получал травмы, «добрый человек, любвеобильный». В зале смеются. Друзья называли Протасовицкого миротворцем, говорит мужчина: он всегда препятствовал возникновению «таких ситуаций».
— Я сыну верю. Соловчук оскорбил его, в том числе и меня, семью оскорбил. Получил по заслугам.
На уточняющий вопрос адвоката отец говорит, что Александр первым бы никогда не затеял конфликт. Затем свидетель коротко рассказывает про семью Протасовицкого и про то, что все переживают из-за ситуации, в которой он оказался.
Судья объявляет о начале прений сторон.
Прокурор Светлана Тарасова начинает выступление. Она пересказывает версию следствия по эпизоду с избиением Соловчука.
— После избиения они непринужденно направились в другое заведение, где продолжили свой кураж, — читает обвинитель, подчеркивая эмоционально окрашенные слова.
Следом она пересказывает эпизод драки с Паком и Гайсиным и устроенный подсудимыми «беспредел»; после — переходит к показаниям Соловчука.
— «Ты попал! Да ты знаешь, кто мы такие? Мы — Кокора и Мамай!». Затем они стали агрессивно требовать «пояснить за петуха», — цитирует Тарасова слова водителя о конфликте с футболистами, сказанные следователю.
Во время драки потерпевший «едва не остался инвалидом», подчеркивает прокурор. Адвокаты смеются.
Тарасова продолжает пересказывать события драки у клуба «Эгоист» и напоминает, что в конце Александр Кокорин сказал Соловчуку: «Не вздумай писать заявление в полицию, я сфотографировал твои номера». Затем прокурор напоминает: Кокорин во время одного из заседаний сказал свидетельнице: «Маме привет!».
— Что это? Совпадение? Но череда совпадений — это закономерность, — рассуждает Тарасова.
Следом Тарасова пересказывает показания Пака и Гайсина, снабжая их эмоциональными вставками: «набросились все вместе», «машинально защитил голову», «кричали "убью, сломаю, порву"».
Показания свидетелей обвинения непротиворечивы и подтверждаются доказательствами, говорит прокурор, на следствии никто.
Тарасова продолжает: на следствии никто из свидетелей не говорил о давлении, показания Григоряна, Бобковой и Куропаткина противоречат их же словам, сказанным ранее. Они изменили показания, так как приходятся подсудимым хорошими знакомыми и переживают за их судьбу, подчеркивает прокурор.
Следом Тарасова цитирует показания подсудимых, выделяя в них спорные, по ее мнению, моменты.
— Подсудимый Мамаев нас пытается убедить, что он схватил потерпевшего только для того, чтобы его успокоить. Видимо, не получилось — иронизирует Тарасова. Она комментирует показания футболиста, используя словосочетания «оговорка по Фрейду» и «запутался в собственной лжи».
Затем Тарасова анализирует показания Кокорина-старшего: «Где выгодно — помню, где не выгодно — нет».
Теперь Тарасова обращает внимание на отсутствие логики в показаниях Александра Кокорина: тот утверждает, что не бил Соловчука, хотя водитель назвал его «петухом», а обезличенное «******» [ушлепки], брошенное Паком в адрес компании, вызвало в нем такое негодование, что он взялся за стул.
— Этому есть простое объяснение. Все, что сказано подсудимыми — чистая ложь, — говорит Тарасова. Она также подчеркивает, что их показания опровергаются видеозаписью и другими доказательствами, а также противоречат друг другу.
Тарасова говорит, что на Кирилла Кокорина на следствии никто не давил, он давал показания в присутствии защитника.
Теперь Тарасова оспаривает версию защиты о том, что Соловчук первый ударил Мамаева: она подчеркивает, что эта версия, за которой «как за щитом» спрятались подсудимые, не находит подтверждения на видео.
— Сторона защиты наивно полагала что мы не будем смотреть видео, — говорит Тарасова. Затем она останавливается на том, что уже упавшего водителя «позорнейшим образом избивали руками и ногами».
— Если бы не Бобкова, которая пыталась закрыть подсудимого, все могло бы быть гораздо хуже. Даже страшно подумать... — вздыхает прокурор.
Следом прокурор напоминает, что после избиения на земле водителя подняли и отвели к машине, где Протасовицкий ударил его в лицо еще раз. Зачем он это сделал, обвиняемый в суде не объяснил.
Версию подсудимых о том, что Соловчук сам спровоцировал конфликт, прокурор отвергает и цитирует отрывки из басни Ивана Крылова «Волк и ягненок»: «У сильного всегда бессильный виноват <...> Молчи! устал я слушать, Досуг мне разбирать вины твои, щенок! Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать».
— Показания подсудимых об отсутствии у них предварительного сговора полностью опровергаются видеозаписями и другими доказательствами, — говорит Тарасова.
Доводы защиты, по мнению прокурора, «надуманы, опровергаемы и не исключают вину подсудимых». Она вновь говорит о том, что показания свидетелей были получены в соответствии с нормами УПК. Действия подсудимых были квалифицированы верно, в том числе в части предварительного сговора.
— Защита спрашивала у каждого свидетеля: слышали ли они, как подсудимые договаривались. Ваша честь, более бессмысленных вопросов я в своей практике не слышала. Предварительный сговор не подразумевает того, что кто-то о нем слышит, — подчеркивает Тарасова.
Версия о том, что Пак и Гайсин получили не такие серьезные телесные повреждения, также опровергаются, подчеркивает прокурор и начинает критиковать экспертизы, заказанные адвокатами.
— Защита даже в суд этих специалистов не привела! Мы бы им хотя бы вопросы задали, предупредили бы о даче ложных показаний, — говорит Тарасова.
Она говорит, что ни один эксперт не взял бы на себя смелость в угоду защите оспорить результаты экспертиз, полученных с в соответствии с законом, в отличие от «филькиных грамот», которые принесли адвокаты.
Прокурор считает, что оснований для условного лишения свободы не имеется, как и для назначения наказания ниже низшего предела.
— Мне хотелось бы особо отметить позицию подсудимых в суде — а это полное непризнание вины, так как они обвинили самих потерпевших, при этом потерпевшие подчеркнули, что не станут настаивать на жестком наказании, — добавляет Тарасова.
Она запрашивает братьям Кокориным по полтора года лишения свободы в колонии общего режима, Мамаеву и Протасовицкому — год и пять месяцев.
Таким образом, с учетом дней, проведенных в СИЗО, подсудимым придется провести в колонии еще примерно по полгода в случае, если судья согласится с требованием прокурора.
Судья объявляет перерыв.
Прения продолжаются, теперь в них выступает защита. Первым берет слово адвокат Александра Кокорина Андрей Ромашов.
Сперва он разбирает эпизод с Соловчуком: по его мнению, из видео следует, что Соловчук все-таки назвал Кокорина петухом. Об этом же, отмечает адвокат, говорили и другие свидетели: Поздняковиене, которая вообще не знала Александра до того дня, Григорян, Куропаткин, Козлов, Кустов, Авдеев, Джафарова.
Кроме того, по мнению адвоката, пострадавший сначала не хотел обращаться в полицию, но в итоге подал заявление в отношении неустановленных лиц, поскольку боялся, что хозяйка разбитой машины обвинит его в провокации конфликта.
Из всех участников конфликта лишь потерпевший говорит о том, что его бил Кокорин; ни свидетели, ни остальные обвиняемые этого не видели, отмечает Ромашов. Объективных доказательств этому тоже нет.
Он просит оправдать Кокорина по эпизоду с Соловчуком, исключить квалификацию «группой лиц» и «из хулиганских побуждений».
Следом Ромашов говорит об эпизоде с Паком: он напоминает о заключении психолога «Зенита», который обнаружил у Кокорина нервный срыв вследствие перенесенной травмы и спортивного перенапряжения. Оскорбление со стороны Пака выбило его из колеи, говорит Ромашов.
Следом адвокат рассуждает о том, что Пак несколько раз менял показания; он также пытался скрыть, что говорил слово «******» [ушлепки].
Теперь Ромашов дотошно пересказывает показания подсудимых и свидетелей, зачитывая некоторые отрывки целиком. По его мнению, они подтверждают версию защиты о провокации конфликта со стороны потерпевших.
Следующей выступает адвокат Татьяна Стукалова.
Она начинает свою речь с жалоб на журналистов, которые якобы набросились на подсудимых, что привело к волнам негатива. Несмотря на это, адвокат надеется, что судья вынесет справедливое решение, руководствуясь принципом гуманизма, степенью общественной опасности деяния и данными о личности подсудимого.
Стукалова перечисляет добрые дела Кокорина: о его помощи больным детям и благотворительному фонду.
Малолетний ребенок Кокорина только-только научился говорить, уверяет адвокат, и все время говорит «папа», но вместо папы видит только его кубки и награды. Стукалова упоминает, что Кокорин включен в список и будет награжден золотой медалью за вчерашнюю победу «Зенита».
— Это показывает отношение команды, команда от него не отвернулась, — эмоционально говорит адвокат.
Она говорит, что Кокорин — талантливый футболист, человек, муж, брат, сын, в любую минуту готовый оказать помощь любому — и просит не избирать ему наказание, связанное с лишением свободы.
Адвокат Вячеслав Барик говорит о своем подзащитном как об искреннем, наивном и эмоциональном юноше. Затем он переходит к эпизоду с Соловчуком: на видео видно, что он сам упал и повредил колени, пятясь назад. Затем он, как и его коллеги, обращается к записи и говорит, что из нее понятно, что Соловчук сам спровоцировал конфликт, и что он ударил Мамаева первым.
Адвокат говорит, что перевирать обстоятельства дела «очень некрасиво», намекая на выступление прокурора Тарасовой. Он подчеркивает, что подсудимые признают свое участие в драках.
Защитник просит переквалифицировать по эпизоду с Соловчуком на 116 УК (побои), так как действия Кирилла Кокорина не повлекли легкого вреда здоровью потерпевшему. Также он просит исключить признак «группой лиц по предварительному сговору» и «из хулиганских побуждений», и назначить наказание, не связанное с лишением свободы по первому эпизоду.
Адвокат Барик начинает говорить об эпизоде с Паком, но затем вспоминает, что немного не договорил по поводу Соловчука. Он возвращается к нему и отмечает, что слово, которое сказал потерпевший — страшное оскорбление для всех мужчин, которые живут на территории СНГ, так как оно «посягает на само мужское начало».
Затем Барик разбирает ситуацию в «Кофемании». Как и его коллеги, он подчеркивает, что потерпевший сам спровоцировал конфликт: специалисты, привлеченные защитой, прочитали по губам то, что он сказал слово «******» [ушлепки], а не «хамло», как утверждал сам Пак.
— По артикуляции губ звуки «е», «бэ», извините, их сложно подменить. «Хамло» — это «а», а тут — «е», «бэ», — говорит Барик.
Слушатели смеются.
Адвокат Кирилла Кокорина Вячеслав Барик рассуждает об успехе его брата, который «ножками из интерната проделал себе путь к успеху».
— Многие расстроились бы, узнав его гонорар, — разводит руками Барик, оборачиваясь к аквариуму.
Кокорин улыбается.
Барик говорит, что многие «больные люди» хотели бы наблюдать за тем, как рушится успех футболиста. Сам он, проделав такой путь, научился игнорировать насмешки, продолжает защитник.
Стукалова напоминает Барику, что он защищает Кирилла, а не Александра.
— Не было бы Кирилла, не было бы [драки], — рассуждает Барик — Вы знаете, у меня у самого есть брат...
Стукалова вновь смотрит на него, прося остановиться. Барик говорит, что речь идет не про Александра Кокорина вообще, а про отсутствие сговора.
По мнению Барика, Александр полез в драку из-за того, что его оскорбили при брате; в других ситуациях он мог бы улыбнуться и отойти.
— Это далеко не хулиганские побуждения, — резюмирует адвокат.
Несмотря на многозначительные взгляды прокурора, адвокат Кокорина-младшего продолжает говорить про Кокорина-старшего. Наконец, он просит квалифицировать эпизод с Паком по статье 116 УК (побои), исключив признак «группой лиц по предварительному сговору» и «из хулиганских побуждений».
Теперь Барик разбирает эпизод с Гайсиным. Он рассуждает: Гайсин сказал, что действия Кокорина не причинили ему боли, значит, статья 116 УК (побои) неприменима, следовательно, по этому эпизоду подсудимого нужно оправдать.
— Ну, ваша честь, последний эпизод, по обвинению Кокорина в совершении хулиганства, — листает Барик свои документы.
По залу прокатывается недобрый гул. Адвокат извиняется и говорит, что будет побыстрее, но затем начинает пересказывать фабулу обвинения по 213-й статье.
Барик обращает внимание на то, что Кокорин-младший не брал в руки ничего, что могло бы быть расценено как оружие. Кроме того, эта статья по тому же эпизоду с Паком, по мнению адвоката, вменена избыточно и повторно, а нужна только для того, чтобы подсудимых взяли по стражу.
— Ну, я не буду, наверное, сильно много про это расписывать, — оправдывается адвокат.
— Да ладно, чего уж! — говорит кто-то из родственников.
Барик просит оправдать Кирилла Кокорина по статье о хулиганстве. Он было кладет листок на стол, но вдруг говорит, что хочет немного рассказать о личности своего подзащитного.
Барик рассказывает, как Кирилл Кокорин ходил по «Кофемании» и вежливо просил у снимавших удалить видео. В ответ его толкали все, кому не лень, в том числе «здоровые мужики». Он «отлетал», но не отвечал агрессией. Адвокат также упоминает, что у Кирилла характеристика в СИЗО «одна из лучших».
— Когда Кирилл был маленьким, он чуть не утонул. Ему было четыре годика. Его спас Саша. Потом они спасли другого человека, когда Кирилл плавать научился. У них вот такая команда добрых дел, — рассказывает Барик о детстве своего подзащитного.
Он просит суд назначить Кокорину-младшему наказание, не связанное с лишением свободы и изоляцией от общества.
Когда выступление заканчивается, судья объявляет пятиминутный перерыв.
Теперь выступает адвокат Павла Мамаева Игорь Бушманов. Он кратко говорит о том, что доказательства, которые представило обвинение, не позволяют вынести обоснованный и законный приговор. Затем он кратко говорит о личности своего подзащитного: профессиональный спортсмен, занимается благотворительностью.
Следом, как и его коллеги, Бушманов начинает разбирать дело по эпизодам. Говоря про Соловчука, он уверяет, что потерпевший сам спровоцировал драку; к тому же тот весит на 30 килограмм больше Мамаева, является бывшим гандболистом, а удар нанес первым.
Бушманов также просит убрать квалификацию «из хулиганских побуждений».
Следом он рассуждает об эпизоде по 213-й статье: фактически, говорит адвокат, у Мамаева было алиби в момент начала конфликта с Паком — он сидел далеко от него и даже не собирался вмешиваться, не принимал никаких «конклюдентных действий». Он просит оправдать подзащитного по этому эпизоду.
По избиению Гайсина Бушманов говорит, что Мамаев нанес один удар, тогда как статья о побоях предполагает несколько ударов. По его мнению, здесь в действиях Мамаева отсутствует состав преступления, поэтому его нужно оправдать.
По мнению защитника, также есть основания для частного определения в адрес руководителя ГСУ МВД по Москве, чьи подчиненные допустили нарушения при следствии.
Бушманов благодарит судью, просит вынести справедливое решение и говорит про смягчающие обстоятельства.
Адвокат Татьяна Прилипко сетует на то, что все за нее уже сказали коллеги, но затем поправляет сама себя: «Нет такого адвоката, который не найдет, что сказать».
Сперва Прилипко пеняет на прокуратуру: по ее мнению, если бы она работала нормально, то никогда бы не подписала обвинительное заключение по этому делу. Следом она обещает «коротко пробежаться по эпизодам» и начинает читать фабулу дела.
После пересказа фабулы обвинения по Соловчуку Прилипко вновь обещает судье не занимать слишком много времени. Та еле заметно улыбается.
Прилипко говорит, что действия фигурантов никак не согласуются между собой. Конвойная собака громко урчит. Слушатели смеются.
Затем адвокат говорит, что в условиях, когда тебя бьют несколько человек, непросто обратить внимание на то, кто именно и как это делал. По мнению Прилипко, в действиях Протасовицкого отсутствуют признаки причинения легкого вреда здоровью, предварительного сговора и хулиганских побуждений.
Теперь защитник Татьяна Прилипко отмечает, что статья о хулиганстве вменена избыточно — по его мнению, она появилась из-за резонанса и нужна была для давления на суд при избрании меры пресечения и вынесения приговора.
«Кто у нас прав? Тот, у кого больше прав?» — задает философский вопрос адвокат и переходит к третьему эпизоду. Прилипко жалуется, что в ходе процесса было допрошено недостаточное число свидетелей.
Конвойный пес жалобно скулит во сне.
В конце речи адвокат Татьяна Прилипко говорит «пару слов о потерпевших» Соловчуке и Паке. По ее мнению, они похожи: «самовлюбленные», «высокомерные», «провокационные» мужчины, которые «комплексуют».
По ее мнению, Пак должен был завтракать дома, а не решать государственные вопросы в кафе, поскольку «это недопустимо». Соловчук же, по словам защитницы Прилипко, и вовсе работал шофером без договора.
— Пак мог пересесть в другой зал. То, что он просил его пересадить, сотрудники не подтвердили. По видео видно, как он пристально наблюдал за компанией с самого начала, — продолжает Прилипко.
Адвокат использует словосочетание «бессовестный мыльный пузырь со стороны обвинения».
Говоря о поведении подсудимых и потерпевшего Пака в «Кофемании», Прилипко цитирует барона Мюнхгаузена: «Я понял, в чем ваша беда. Вы слишком серьезны. Все глупости на земле делаются именно с этим выражением лица... Улыбайтесь, господа... Улыбайтесь». В своей речи она упоминает и мультфильм «38 попугаев».
Судья говорит, что прения окончены, и предлагает выступить с репликами. Тарасова встает и отмечает, что упражнения адвокатов «в софистике и демагогии» не заслуживают ее внимания, поэтому реплики у нее нет.
— А можно мне, можно мне? — вскакивает Прилипко. — Вот видит бог, ну не хотела я. Меня поражает вот эта высокомерное презрительное отношение к защите со стороны обвинения... — горячится адвокат.
Она жалуется на то, что прокурор пытается посмеяться над профессионалами, которые к тому же старше ее.
— Да у вас ничего внимания не заслуживает, у вас такое поколение, — заканчивает она реплику на повышенном тоне.
Адвокат Мамаева цитирует некоего древнегреческого философа. Стукалова говорит, что обвинения против четырех подсудимых — гнусная ложь. Ромашов вновь уверяет, что сговор не доказан.
С последним словом выступают подсудимые. Мамаев кратко поддерживает позицию защитников. Затем он извиняется перед потерпевшими, «семьей и обществом». Он желает лишь продолжить спортивную карьеру, так как это единственное, что он умеют делать хорошо.
Следом встает Александр Кокорин: он тоже извиняется перед всеми — перед семьей и командой. Футболист говорит, что временем, проведенным в СИЗО, он уже наказан.
— Хотелось бы вас чисто по-человечески попросить не ломать судьбы ребят, дать им вернуться к семье, заниматься любимым делом, — обращается Кокорин к судье дрожащим голосом.
Кирилл Кокорин жалеет, что подвел родителей, а раскаялся уже на следующий день. Он уверяет, что признал вину и готов ответить за то, что совершил.
— Раскаиваюсь? Да, раскаиваюсь. Я уже четыре раза извинился. Может, меня не хотят слышать. Я 40 книжек в СИЗО прочитал, я в жизни столько не читал, ваша честь, — жалуется подсудимый.
Затем он добавляет: «Я думаю, мы понесли достаточное наказание, я поменялся в лучшую сторону. Хотелось бы выйти, посмотреть хотя бы небо синее, продолжить учиться, продолжить жить. Мы будем стараться не попасть в такие ситуации».
Следом говорит Протасовицкий.
— Я бы хотел поговорить о справедливости, — начинает подсудимый. Протасовицкий говорит хорошие слова о других обвиняемых: у них огромный потенциал и они не должны терять его здесь. Затем он замечает, что провел в заключении уже семь месяцев и прокурор предложил 17; за три удара это чересчур.
Он надеется, что наказание будет соразмерным.
На этом судья объявляет о перерыве. Приговор будет оглашен 8 мая в 14:00.
Оформите регулярное пожертвование Медиазоне!
Мы работаем благодаря вашей поддержке