Поезд «Москва-Махачкала». «Биотуалет в конце вагона, имеются чайные изделия, курение запрещено на протяжении всего пути следования», — бормочет скороговорку проводница. Коля Костылев и Настя Креслина из IC3PEAK и тур-менеджер группы Олег Митрофанов только что вернулись в Москву из Красноярска, девятого города их гастрольного тура «Ска3ка». Следующая остановка — Саратов.
Олег объясняет, что если бы он заранее не искал в каждом городе альтернативные площадки, вероятно, не состоялся бы ни один концерт. Своей главной ошибкой в этом туре он называет срыв концерта в Перми: «До сих пор считаю, что я ********* [опростоволосился]».
Организатор концерта в Перми Давид Шелтер оказался странным человеком — за день до выступления он перепутал главу Ленинского района Перми Александра Козенкова, который требовал отменить мероприятие, с мэром города Дмитрием Самойловым, из-за чего многим СМИ, в том числе «Медиазоне», пришлось в спешке исправлять ложную новость. Выйдя из полиции, где он провел несколько часов, Шелтер сообщил, что концерт «100% не состоится».
«То есть до этого он кричал нам, как он нас защитит, что концерт состоится по-любому, бился в грудь, власть ворам, *** [шиш] мусорам, а потом вышел оттуда такой — ой, концерт точно отменяется», — смеется Коля. Шелтер был прав — провести концерт в Перми так и не удалось.
«Это было как будто бы жизнь назад», — говорит Олег. «Очень насыщенные несколько дней: казалось, вот мы еще в Ижевске, перед Пермью, где все образцово прошло и мы на радостях поехали купаться в термальный источник, вот Олег выходит оттуда, вот ему звонит организатор из Новосибирска и говорит, что договориться не получается, и вот уже начинается полный ад», — вторит ему Коля.
«Ад» в Новосибирске начался, как только музыканты сошли с поезда — на перроне их встретили полицейские. «Они объяснили, что есть звонок официально оформленный о том, что у нас есть наркотики. Выставили сумки в ряд, с собачками обнюхали, потом стали проверять документы. Мы достали, показали, один из них попросил в руки дать; я говорю — не отдам, ты вообще не представился. Он начал выхватывать, достал наручники, заломил руку за спину, потащил в отделение — мы там три часа еще сидели, пока все решалось», — говорит Коля.
«В линейном отделении один из оперативников отвел меня в сторону, говорит, отменяйте вы свой концерт. Я отвечаю, что проведу его во что бы то ни стало. Он в ответ: "Ну а я знаю, что у вас в этой сумке находятся наркотики". Я поднимаю телефон и говорю: "А можно то же самое на камеру?". То есть он не говорил фразу, что может подкинуть, но пытался убедить, что у нас есть наркотики, напористо, и я решил, что, в принципе, он их может подкинуть», — добавляет Олег.
В результате концерт в Новосибирске все же состоялся. Новость о задержании разлетелась по всем СМИ, а политик Алексей Навальный в знак солидарности с музыкантами запостил их клип «Смерти больше нет» в своих соцсетях. После того, как в следующем городе, Красноярске, в проведении концерта отказал местный музейный центр, помочь с площадкой, говорит Олег, предлагали и сторонники Навального, и сами полицейские. Однако музыканты не воспользовались ни одним из этих предложений.
— Много политиков пишут нам сейчас, вот из «Яблока» писали. Все пытаются ангажировать нас на то, чтобы встать на их сторону в обмен на какие-то привилегии и помощь, — говорит Олег.
— Но лучше помощь от штаба Навального или от эшников?
— Мне кажется, что от эшников. Так надежнее, — смеется Коля.
Музыканты сходят на перрон в полдень. На этот раз вместо полицейских их встречают камеры саратовского телевидения.
Саратов. «Мой бар». У входа в саратовский «Мой бар», где вечером должны выступить музыканты, стоят человек пять полицейских; они спрашивают какого-то юношу, исполнилось ли ему шестнадцать. Потом двое силовиков уводят с собой девушку-организатора, по ее словам —обещают не заходить в клуб, а только дежурить снаружи.
До начала концерта еще два часа, но у входа уже дежурят полтора десятка фанатов. Трое полицейских — две девушки в форме и один мужчина — зашли в фойе погреться.
В интерьере заведения «Мой бар» преобладает космическая тема — стены разрисованы флуоресцентными спиралями галактик, среди которых парят фигуры в скафандрах, с потолка над барной стойкой свисает гроздь белых шаров — планет. Есть граффити с Гагариным, который пьет виски.
Пришла съемочная группа местного онлайн-телевидения «Открытый канал».
Охранник заведения долго смотрит на толпу школьников, ожидающих на улице, когда откроются двери, потом выходит на крыльцо и кричит им: «Заткнитесь!». Внутрь пустят только тех, объясняет он, кто пройдет возрастной ценз — паспорта на входе будут поверять две сотрудницы полиции.
Один из посетителей спрашивает, подойдет ли вместо паспорта военный билет. «Интересно, откуда он у тебя», — усмехается девушка в форме.
В клуб тем временем пришла еще одна женщина-полицейский — это кинолог, вместе с собакой она осматривает все помещения «Моего бара».
В клубе появляются еще двое полицейских в форме, один молодой, второй — лет под шестьдесят; они отзывают администратора в сторонку и предупреждают, что в клуб сейчас приведут вторую собаку: первая следов взрывчатки в «Моем баре» не нашла, поэтому требуется дополнительная проверка.
Один из полицейских говорит в телефон: «Так, вызываем участкового, ППС, кого еще там, ПДН… И еще ГАИ наружу!».
Двери клуба должны были открыться еще полчаса назад, но из-за усиленных мер безопасности зайти внутрь никто не может.
Олег Митрофанов предполагает, что полицейские таким образом тянут время до «комендантского часа» для несовершеннолетних — согласно региональному закону «О мерах по защите нравственности детей в Саратовской области», люди младше 17 лет не имеют права находиться в общественных местах по ночам. Ночь в Саратовской области официально наступает в 22:00.
Появление в клубе второй полицейской собаки получает рациональное объяснение: первая искала взрывчатку, эта — натаскана на наркотики, объясняет один из сотрудников заведения.
— Безопасность в первую очередь. Если есть угроза распространения наркотиков, значит, нужно все проверить, — говорит он.
Пропуская в клуб молодого человека — судя по всему, журналиста — сотрудница полиции фотографирует его паспорт.
Местные журналисты шепчутся, что один из приехавших на концерт силовиков — начальник отдела охраны общественного порядка городского УМВД Геннадий Болтышев.
На улице перед клубом собралось уже не меньше 200 человек. Время от времени в толпе начинают петь — например, «Ай» рэпера Хаски.
— Че, во сколько там [начало]? — спрашивает полицейский коллегу.
— Да хер его знает, — отвечает второй силовик.
Перед входом запели «Все идет по плану» Летова.
Охранник клуба спрашивает у женщины в полицейской форме:
— ОМОНа не будет? А то вон один бегает неподалеку...
— Конечно, вот тут и собрята неподалеку бегают, — улыбается она.
— Ну, как раз сейчас все протрезвеют, — шутит полицейский, который стоит у дверей внутри здания.
В клуб заходит мужчина в штатском, его пытается остановить охрана, он отталкивает секьюрити со словами: «Сотрудник, **** [чтоб ты]!» и как старый знакомый здоровается с полицейскими, собравшимися в фойе.
— Вы же обещали, что в восемь часов (по местному времени — МСК+1. — МЗ) собака вторая будет? — спрашивает тур-менеджер Олег у силовика, который дежурит у входа.
— Я тебе ничего не обещал.
— Ну, сотрудники ваши.
— У них и спрашивай.
В клуб приезжает съемочная группа с мощным софитом и без опознавательных знаков на аппаратуре; оператор светит прямо в лицо девушке, которая заведует контрольными браслетами, и засыпает ее вопросами: «Почему перед клубом толпа? А что тут происходит? Почему задерживается концерт?». Девушка не может ответить ни на один из них: «Я же не организатор».
В этот момент к разговору подключается Олег. Он переключает внимание напористого телерепортера на себя и пытается объяснить, что задержка концерта связана с ожиданием полицейской собаки, которая будет проверять клуб на наркотики.
— Ага! То есть бывает такое, что посетители ваших концертов принимают наркотики?! А политические настроения как у них? — подхватывает телевизионщик. Олег отвечает, что ему об этом ничего неизвестно.
К корреспонденту «Медиазоны», наблюдающему за толпой из-за стеклянной входной двери, тоже подходит полицейский.
— А вы кто?
— Я журналист.
— Журналист? Ну, не мешайте проходу граждан.
— Так никого же не пускают.
— Ну…
Полицейский не находится, что ответить, и уходит.
Тем временем в клуб, наконец, привозят вторую собаку.
Собака обходит помещения, в это время один из сотрудников клуба объясняет кому-то по телефону: «В смысле? Ты не знаешь, что в клубе происходит? Тут полный ****** [капец]».
Кажется, он недоволен тем, что в прессе упоминается название заведения.
Через полтора часа после запланированного времени внутрь начинают запускать посетителей.
В клуб приехали трое мужчин, которые манерами и одеждой напоминают типичных сотрудников Центра «Э».
— Вам на балкон, — сказал оперативникам встретивший их на входе сотрудник в форме. Однако силовики в штатском заблудились, и в итоге им пришлось пробираться через зал; в этот момент все трое натянули на головы капюшоны курток.
На вопрос, кто эти взрослые мужчины, столь непохожие на поклонников экспериментальной электронной музыки, находчивая сотрудница клуба ответила: «Родители!».
Кинолог с собакой закончил обходить помещения и стоит теперь на входе.
Охранник выглянул на улицу и объявил очереди: «Все, кому по 14–15 лет, идите домой!».
Концерт заканчивается ровно в 22:00 по местному времени, когда в Саратовской области начинается комендантский час для несовершеннолетних. Последняя песня, конечно — «Смерти больше нет», главный на сегодня хит группы.
На улице у клуба дежурят шестеро полицейских, но выходящих из клуба посетителей они не задерживают.
Саратов. В машине. За Саратовом в расписании тура следует Воронеж. Туда музыкантов везет угрюмый водитель минивэна по имени Валера. В багажном отделении почему-то стоит клетка, внутри — щенок мопса.
— Были раньше в Воронеже?
— Были, там тоже вышел мент на сцену… — начинает припоминать Коля.
— Это было в Самаре, — поправляет его Настя.
— А, да, в Самаре. Мне уже везде менты мерещатся.
Пока машина стоит в пробке на выезде из Саратова, а интернет еще не пропал, музыканты успевают дать пару интервью: одно — белорусскому сайту, другое — порталу о хип-хопе. Всего же, по подсчетам Коли, за время тура они дали около 25 интервью. «В данном случае это — необходимое зло», — говорит он. В 80% случаев вопросы звучат одинаково — большинство журналистов интересует не музыка, а политические взгляды участников группы и внимание, которое оказывают им российские правоохранительные органы. Разговор переходит на странности в действиях силовиков: впечатление такое, что они стремятся не предотвратить концерты, а лишь испортить настроение музыкантам.
— В Казани за нами по трем клубам полицейские гонялись, поэтому, когда мы садились на поезд до Ижевска, на который мы опаздывали, они были уже очень злые. Видимо, они решили хоть что-то сделать и прям перед вагоном заставили нас все наши вещи выкинуть, прям на снег. А у них была собака, которую они, типа, якобы отправили проверить вещи, но на самом деле она просто прыгала на них лапами, сожрала наши авокадо и фасоль. Мы спрашиваем: а как бы что происходит, почему собака нашу еду ест? — Ну, это же животное, мы не можем ей управлять, — рассказывает Настя.
— Реально, у молодых музыкантов отбирают авокадо! — смеется Коля.
— Они еще когда обыскивали, спрашивали, есть ли у нас запрещенная литература. А у меня с собой были брошюры — закон «О полиции» и Кодекс об административных правонарушениях. Я полицейскому это показываю, он такой: ого, изучаете законы. Даже не стал ничего спрашивать дальше.
Саратов — Воронеж. Трасса. В дороге Настя и Коля проверяют личные сообщения в паблике группы и почту. Одна поклонница IC3PEAK пишет, что их слушают «и менты, и юристы», другой несовершеннолетний посетитель концерта в Саратове жалуется, что в отношении его матери составили протокол по статье КоАП о неисполнении обязанностей по воспитанию ребенка, третий — присылает детский рисунок с названием группы и сердечком на фоне флага России. Журналист Guardian обещает приехать в Краснодар и просит уделить ему полчаса на интервью. «Аль-Джазира» требует отправить видеоответ на вопросы телеканала. Турецкий промоутер приглашает выступить у него на родине — ребята рады, поскольку по неведомой им причине примерно четверть из 8 млн просмотров клипа «Грустная сука» приходится именно на Турцию.
Есть среди входящих и письмо от телеканала НТВ. «Менеджер группы сообщил, что сейчас он находится в США, четыре ребенка привязаны цепью, их круглосуточно пытают музыкой IC3PEAK», — фантазирует Коля о том, каким мог бы быть сюжет телеканала о группе.
Саратов — Воронеж. Трасса. На полпути водитель решил подобрать еще двух пассажирок — немолодых женщин из Украины. «Это кто с нами едет, артисты или циркачи какие-то?» — спрашивают они, увидев камеру.
Выясняется, что Валера и сам — уроженец Украины. Едва войдя в салон, пассажирки начинают обсуждать с ним военное положение на родине. «Поинтереснее разговоры начались, чем наши», — констатирует Коля и спустя пять минут тянется за наушниками: в машине разгораются политические дебаты.
Саратов — Воронеж. Трасса. Когда за окном темнеет, всеми забытый мопс из багажника принимается биться в клетке и будит пассажиров. Одновременно приходит тревожная новость о том, что у другой популярной российской группы возникли проблемы с концертом в Москве. «Если в Москве начнут отменять, то это будет полный ****** [провал]», — эмоционально реагирует Коля.
Музыканты говорят, что, хотя с 2014 года они объехали с гастролями многие города России, Европы, США и Южной Америки, нынешний тур состоялся во многом благодаря азарту и напору тур-менеджера Олега Митрофанова, которого Коля и Настя теперь называют «директором».
— Он на самом деле очень помогает, взял большую часть забот на себя. А как он достал телефон, когда мент в Новосибирске про наркотики начал говорить? При этом там такой опер был, который просто создан, чтобы наезжать на тебя и прессовать, — вспоминает Настя.
— Ему вообще нравится опасность. Я с ним на велосипеде несколько раз по Москве катался, понял, что да…
— У нас вообще такая компания непростая подобралась. Олег, который любит опасность, Коля, который может эмоционально предпринимать какие-то действия, и я, которая вообще не понимает, когда опасность, когда не опасность...
— Вообще, мы на удивление держимся физически в нормальном состоянии.
— На самом деле не так уж жестко все было. Могли бы и пожестче, в принципе.
— Посадить.
— Ну, в принципе обращаться с нами.
— Не, ну, если бы мы присели, то мы бы устали гораздо раньше, конечно, да. Но пока мы не сидели.
— Мы следим за тем, чтобы не совершать даже никаких административных правонарушений, чтобы не было повода.
Вспоминается другой музыкант — рэпер Хаски, оказавшийся под административным арестом за выступление на крыше чужого автомобиля после того, как его концерт был сорван. IC3PEAK говорят, что прекрасно его понимают. При этом, уверены Коля и Настя, даже если бы кто-то из них оказался в изоляторе временного содержания, тур все равно не стали бы отменять.
— Каждый раз мы убеждаемся, что мы правы, — говорит Коля.
— Может, задумывались не ехать в Краснодар хотя бы?
— Нет, ну там же самое веселье должно быть! — парирует Настя.
— Будет больше журналистов и казаков, чем слушателей.
— Я просто еще ни разу не встречалась с казаками, это интересно.
— Свидание с казаком. Блин, я только зеленкой получить не хочу.
— Ну, надо в очках ходить.
— Да, очки — тема.
— Потом, если что, получится экспериментальный мэйкап. Но вообще, они стопудово должны прийти туда, потому что они сейчас занимаются воспитанием молодежи.
— Наверное, они тоже готовятся сейчас все. Хотя по нормальной человеческой классификации у нас вся музыка — 12+. По классификации казаков, наверное, 60+.
Саратов — Воронеж. Трасса. Сеть пропадает, а потом появляется снова. Коля читает просьбу крупнейшей израильской газеты Haaretz прислать фотографии музыкантов в высоком разрешении, следом — новость о том, что в Петрозаводске прокуратура настоятельно рекомендовала не проводить концерт рэпера Gone.Fludd, автора веселых малопонятных речитативов. «Gone.Fludd, ну это уже совсем ни в какие ворота, совсем ********* [умом тронулись]», — переживает музыкант.
Саратов — Воронеж. Трасса. До Воронежа остается меньше ста километров, разговор заходит о том, насколько отличаются песни с нового альбома «Сказка» от материала, с которым IC3PEAK дебютировали в 2015 году.
— Как вообще этот альбом появился? Он ведь совсем не похож на то, что вы делали во времена [московских витч-хаус вечеринок] W17chøu7?
— Этот альбом — продолжение предыдущего альбома на самом деле. Он менее абстрактный, — отвечает Коля.
— Просто и по музыке, и по текстам наши предыдущие работы — англоязычные, самые первые — они очень абстрактные, там голос скорее использован как инструмент, и слово — скорее как фонетическая история, хотя там были тоже какие-то [высказывания] на социальные и политические темы. Ну, с Крымом когда была история, у нас тоже были два трека. Но они тоже с эмоциональной стороны больше к этому подходили. Потом были англоязычные треки с более проработанным текстом, но это все тоже были совсем другие смысловые нагрузки — например про музыкантов, которые превращают себя в бренд. То есть это, опять-таки, все же не политика. Потом был русскоязычный альбом, который уже был на этой волне, и действительно наш последний [альбом] — это его продолжение. Просто как-то посмелее вышло.
— Просто многим кажется, что вы в один момент взяли и решили сделать такое острое высказывание без всяких предпосылок.
— Нет, конечно. У меня тексты вообще были еще давно всякие такие.
— А какой бюджет у клипа «Смерти больше нет»?
— 250 тысяч рублей всего, это очень мало. У нас оператор за бесплатно работал, за идею. Клип на «Грустную суку», который вышел до этого, тоже стоил совсем немного, причем эти деньги появились забавным образом: так получилось, что нашу музыку использовала в своем промо-ролике одна калифорнийская компания недвижимости, где представляла какой-то очень богатый дом. Она сделала это без разрешения, мы случайно об этом узнали и попросили знакомого юриста разобраться. Через какое-то продолжительное время они нам выплатили вознаграждение за это, на эти деньги и сняли клип. Получается, домыслы о том, что группа продюсируется из США, в каком-то смысле — правда.
Воронеж. Машина Валеры прибывает в пункт назначения, путь из Саратова занял почти восемь часов. Никаких известий, позволяющих предположить, что концерт в Воронеже может быть сорван, пока не поступало, но музыканты на всякий случай не раскрывают место выступления даже в интервью очередной радиостанции.
Воронеж. Клуб «12». Расположенный на окраине города паб-бильярдная «12», в котором должен пройти сегодняшний концерт IC3PEAK, до последнего не афиширует закрытое мероприятие; оно не упомянуто на сайте заведения, журналисты жалуются, что музыканты скрывают от них место выступления.
Оператор «Медиазоны», приехав туда в середине дня, обнаруживает в баре двух серьезных мужчин.
Оператор заказавает кофе и говорит администратору, что хочет скоротать время: «Я на концерт».
— Потише, потише, — заговорщицки отвечает администратор. Она спрашивает у серьезных мужчин, долго ли продлится «проверка», те говорят, что «полчаса». По их словам, вчера в клубе кто-то отравился и написал жалобу на некачественную еду.
Позже администратор уточняет: мужчины представились ей сотрудниками Роспотребнадзора, не предъявили документов, зато показали датированный вчерашним днем чек от якобы отравившегося посетителя и пообещали, что в клуб придет еще одна проверка.
Группа тем временем начинает саундчек.
Исправлено в 17:56. Удалено неуместное упоминание кладбища, по соседству с которым, как показалось в наступающих сумерках корреспонденту «Медиазоны», расположен клуб «12» — на самом деле это не кладбище, а парк.
Охраняющий клуб седой мужчина в казачьей форме (это форма младшего урядника, что соответствует званию младшего лейтенанта, охотно объясняет он) пропускает посетителей только в бильярдную. Вход в концертный зал пока закрыт. Из бильярдной то и дело выходят люди, которые просят бармена разменять им деньги и громко возмущаются, получив отказ.
На концерт продано больше 200 билетов. В зал, где идет саундчек, вбегает администратор с криком: «Ура! Нас хотят закрыть!». За стойкой гардероба в фойе мужчина в синей рубашке и черных туфлях сосредоточенно заполняет какую-то бумагу, не обращая внимания на то, что его снимают камеры.
Проход из фойе в зал на всякий случай занавешивают черной шторой.
Заполнив бумагу, мужчина в синей рубашке — как выяснилось, это действительно представитель Роспотребнадзора — вышел на улицу и теперь говорит перед входом с двумя сотрудниками полиции в форме.
Потом полицейские беседуют с администратором. Человек из Роспотребнадзора утверждает, что зафиксировал многочисленные нарушения, звучит словосочетание «панировочный объем». Он зачитывает составленный на гардеробной стойке протокол.
Перед клубом тем временем собрались уже примерно 30-40 поклонников IC3PEAK.
Чиновник Роспотребнадзора читает: «Разделочные доски и ножи не промаркированы. Для мытья посуды не предусмотрены специальные средства…»
— Вы когда это успели проверить? — недоумевает администратор клуба.
Она говорит, что приходившие в заведение представители ведомства ничего не проверяли, не видели, где моется посуда, не заглядывали на кухню. Чиновник настаивает, что нарушения были.
Чиновник говорит что-то про «запрещенные действия, запрещенные мероприятия», администратор удивляется:
— А какие у нас запрещенные мероприятия?
Один из полицейских подходит к сцене, потом уходит звонить кому-то по телефону.
В клуб вызывают адвоката.
— Никто не имеет права отменить наш концерт! — горячится администратор.
У клуба появляются еще трое полицейских, они шепчутся перед входом с представителем Роспотребнадзора. Между тем в фойе собралась пресса с камерами, нацеленными на входную дверь. Представители власти зайти внутрь пока не решаются.
— Опять позорим родной город, — говорит кто-то из воронежских журналистов.
В клуб заходит целая делегация чиновников и людей в форме. Полицейский говорит администратору: «Роспотребнадзор закрыл деятельность организации».
— Блин, классно так пугалом выступать. Снимают тебя все, — жалуется один из силовиков.
Его коллеги проверяют документы администратора клуба и выясняют, что девушка не зарегистрирована в Воронеже.
Теперь полицейский читает протокол (тот же, который ранее зачитывал человек из Роспотребнадзора) и все время повторяет, что выкладывать в интернет видео и фото, а также «любую информацию с участием сотрудников» можно только с разрешения пресс-службы ГУ МВД по области.
— А вы сами на каком основании здесь находитесь? — спрашивает он журналистов, которые пытаются оспорить запрет на съемку.
Полицейские не разрешают публике пройти в зал, «пока идет разбирательство», просят «не устраивать балаган» и говорят, что в отдел полиции поступило некое «зарегистрированное обращение».
Администратор клуба спрашивает представителя Роспотребнадзора, когда он успел провести проверку и составить акт, если впервые появился в заведении сегодня в 16:00, причем никто не видел, как он осматривает помещения; тот настаивает, что проверка проходила в присутствии «двух стажеров».
Сотрудник полиции отмахивается от камер:
— Не надо мне, девушка, тут… Совсем охамели!
В бильярдной полно силовиков. Капитан полиции садится за стол с девушкой-администратором и предлагает ей написать объяснение. Она отвечает, что не будет ничего писать, пока не приедет представитель владельца клуба. Полицейский:
— Я сейчас вас опрошу, и желательно мне опросить еще сотрудников, организатора и двух солистов.
— Ну, посмотрим. Они там интервью дают. А автограф надо кому-нибудь?
Капитан полиции объясняет представителям клуба, показывая в протокол, составленный человеком из Роспотребнадзора:
— Здесь запрещается не только деятельность вашей организации, но и музыкантов.
— Тут какая-то фикция! Вы объясните, при чем тут солисты — и нарушения по кухне, которую никто не проверял!
— Мы прибыли сюда только по сообщению, сейчас, в настоящее время, правонарушений никаких не выявлено... — устало говорит капитан.
— Не выявлено? Так мы работаем?! — оживляется девушка-администратор.
— Подождите. Сейчас необходимо нам что сделать? Получить от вас объяснения. Копию приобщить к материалу, и в принципе, чем больше человек даст объяснения, что ничего противоправного тут не совершалось, тем быстрее все кончится.
— Противоправное — что неверно составлен протокол! Если бы он (чиновник Роспотребнадзора — МЗ) пришел с очевидцами, предупредил бы: ребят, у вас отравились, пришла проверка...
— Это вы можете жаловаться в другие инстанции на действия их.
— А пожарные тут сегодня будут? — интересуется администратор.
— Не знаю, возможно, — серьезно отвечает полицейский.
— Аааа, класс, всех соберем! — веселится девушка.
Тем временем зал заполняется людьми.
Администратор клуба в итоге пишет объяснение: никаких нарушений в работе кухни она не замечала, представитель Роспотребнадзора на самом деле не проводил проверку и выдумал все, что занес в протокол.
Группа выходит на сцену, в зал пока прорвались немногие — человек 70. Остальные так и стоят на лестнице, заблокированные полицейскими.
Чтобы проверка поскорее закончилась, приехавший в клуб адвокат предлагает всем сотрудникам заведения написать объяснительные, сославшись в них на 51-ю статью Конституции.
Когда тур-менеджер группы Олег Митрофанов пытается выйти в зал из ведущего в гримерку коридора, полицейские, дежурившие под дверью, толкают его и прижимают к стене. Дверь при этом ломается.
Корреспондента «Медиазоны» в суматохе кто-то хватает за шею. «Я этого не делал!» — говорит один из полицейских и показывает свое удостоверение. Теперь силовики требуют, чтобы паспорт предъявил Митрофанов.
— Поет девушка, да? Осуществляется воспроизведение фонограммы? У вас есть договор с РАО, Российским авторским обществом? — спрашивает полицейский в штатском тур-менеджера группы.
Силовики интересуются, есть ли у Митрофанова договор с Российским авторским обществом и документы, которые подтверждают его «должностное положение, является ли он менеджером или нет».
— Поступило сообщение сотрудников Роспотребнадзора, что кухня данного заведения не соответствует требованиям, установленным СанПИН. Проводится проверка. Сотрудники этого заведения препятствуют реализации обязанностей сотрудников Роспотребнадзора по приостановлению деятельности данного заведения. Мы вам говорим, что деятельность данного заведения временно приостановлена. Будьте добры, пожалуйста, завершить свои музыкальные воспроизведения и покинуть помещение, — говорит полицейский в штатском Олегу.
Тот удивляется; следует диалог об обязанностях Митрофанова и работе менеджера группы. В итоге силовики требуют, чтобы Олег написал заявление о своей «нелегальной деятельности», тот по совету адвоката ссылается на 51-ю статью Конституции.
Концерт закончен.
Человек в штатском и с борсеткой, который стоял у двери гримерки и затеял потасовку, до сих пор не представился и не предъявил удостоверение.
Музыканты вышли на улицу — объяснить тем, кто так и не попал на концерт, почему так вышло. Они предлагают поклонникам звонить в ГУВД и жаловаться на действия полицейских.
Какой-то разгоряченный парень пытается прорваться внутрь клуба, громко возмущаясь происходящим, полицейские валят его на землю и уводят в служебную машину.
— Вот этот прославится точно, — мрачно шутит один из силовиков.
Поезд «Москва-Новороссийск». Ночь. В дороге корреспондент «Медиазоны» решает задать музыкантам вопросы, ответы на которые хотели бы услышать другие сотрудники редакции. Первый вопрос — от издателя Петра Верзилова.
— Считаете себя сейчас политическими символами какими-то?
Настя:
— Меня всегда волновали социальные темы, с самого детства. Я помню, как лет в 14 я иду по Москве и думаю о том, как можно изменить ситуацию в России. Хотя я не то, чтобы разбиралась круто в политике. Просто именно на эмоциональном уровне я всегда была очень восприимчива к тому, как люди себя ведут, может быть, как-то считывала их ощущения, а много кто себя чувствовал подавленным и забытым. Всегда это было в нас, зрело, и сейчас, именно на этом альбоме какой-то получился по текстам у меня выплеск. Но мне не кажется, что мы стали какими-то прям супер-символами.
Коля:
— Мне кажется, что мы скорее не политический символ, мы скорее символ гонимого, зацензуренного художника. Я не могу сказать, что мне это очень нравится. Мы политизированный символ, но не политический, я бы так сказал. Мы скорее художники, которые почему-то попали в политически ангажированную ситуацию.
— Ну не почему-то… — не соглашается Настя.
— Ну, понятно почему.
— Просто мы делаем акцент: не забывайте — мы еще и музыку делаем, хорошую, как нам кажется. Помимо того, что высказываемся на какие-то темы. Просто бывает, что-то одно перевешивает очень сильно, а нам хочется, чтобы все было в балансе. С другой стороны, очень круто это все, потому что это тебе дает своего рода власть — ты говоришь, и к тебе прислушиваются. И, в общем-то, это то, чего я и хотела.
— Все, что с вами сейчас происходит, это скорее хорошо?
— Да, потому что мы можем высказываться, и несмотря на цензуру, люди нас слышат и хотят нас слышать, — отвечает Настя.
— Люди сквозь цензуру слышат гораздо больше, чем без этой призмы, на самом деле. Потому что они начинают прислушиваться: а почему, почему их запрещают?
— Самое крутое то, что мы, в общем-то, просто два маленьких человечка. Мы не политики, мы не философы, мы не пишем книгу, мы просто художники, музыканты, которые с минимумом ресурсов взяли и просто всю систему…
— Флексим короче, да! Новый жанр политического флекса!
— Политфлекс!
— Один из самых крутых российских режиссеров Константин Богомолов — доверенное лицо Собянина, Земфира дружит с четой Сурковых, Тимати дружит с Кадыровым. Как вы к таким деятелям искусства относитесь?
— Ну, это их личный выбор. Мы бы, конечно, такого не сделали, — говорит Коля.
— Я бы с Кадыровым, конечно, дружить не стала…
— Они на самом деле делают вещи на другом уровне. Им для того, чтобы делать их проекты, нужны средства, нужны связи, нужны какие-то знакомые на высокостоящих должностях. К сожалению, в России это так. Их можно понять, это их выбор. Нам это не нужно вообще. Мы об этом можем даже не задумываться. Если бы нам это было нужно, может быть, мы бы об этом подумали.
— Ну, это еще такая постсоветская история, мне кажется. Ничего нового тут нет. Но круто, что у нас есть выбор, и мы можем выбирать, нужно ли нам это или нет.
— Вы осуждаете этих людей?
— Нет, это их дело, зачем нам кого-то осуждать. Я бы осудил какого-нибудь, не знаю, музыканта, который… Хотя нет, не хочу никого осуждать!
— Ну мне лично сложно понять, как можно… Но если дружишь с таким человеком, наверное, вы находите какие-то точки соприкосновения, взгляды у вас похожи, например. Я бы не стала с человеком, взгляды которого я не разделяю, дружить.
— Почему? Мне кажется это наоборот самая плодотворная дружба — с человеком, с которым ты не разделяешь взгляды, — говорит Коля.
— Не, ну если это прям какой-то конфликт взглядов, то как это возможно? Но диалог, конечно, возможен всегда.
— В правительстве уже обсуждают гранты для рэперов . Если вам скажут — ребята, IC3PEAK, возьмите грант, как вы поступите?
— Это невозможно. Если ты такое получаешь, то ты должен что-то сделать взамен, а мы этого делать не будем, — категорично отвечает Настя.
Как и другие путевые заметки корреспондента «Медиазоны», этот пост опубликован задним числом — после расшифровки сделанных в дороге диктофонных записей.
Краснодар. На вокзале музыкантов встречает адвокат Алексей Аванесян, известный защитой участников протестных акций; он же представлял интересы Хаски, когда краснодарская полиция задержала рэпера во время уличного выступления после сорванного концерта.
Клуб «Су-27», где собираются играть сегодня вечером IC3PEAK — старый подвал с черными стенами, обитыми поролоном, которые украшены афишей забытой советской хэви-группы «Черный кофе» и имперским флагом. Дополняют интерьер клуба многочисленные модели самолета, имя которого он носит, и нечто вроде ширмы с изображением танцующих полуголых девушек. На стене над пультом звукорежиссреа висит женский бюстгалтер.
Продано 300 билетов, помимо поклонников группы, говорит тур-менеджер Олег Митрофанов, должны прийти еще порядка 50 журналистов. Митрофанов понимает, что люди не поместятся в зале, и предлагает убрать диваны. Владелец «Су-27» Сергей, длинноволосый мужчина лет шестидесяти, который много курит и часто напоминает о том, что носит офицерское звание, категорически возражает и грозит отменить выступление:
— За десять лет существования никто диваны не убирал! У меня тут Линда играла, 103 билета было продано, я сам считал, и все прекрасно поместились.
Возражает он и против съемки; увидев камеру, закрывает объектив ладонью, но потом соглашается пустить оператора на концерт — под личное поручительство Олега и на условии, что тот не «начнет снимать грязные провода».
— У меня молодежный клуб! Рок, рэп, аниме. Никто ничего, все нормально. [Если спросят], чего они у тебя мат со сцены читают, [я отвечу] ребят, мат — это русский язык! Чего теперь, за это посадить? Это наш язык! — объясняет свои принципы вольнодумный хозяин.
— Устроил «Хромую лошадь» тут, — тихо говорит адвокат Аванесян, глядя на узкую лестницу в подвал и щупая стены из поролона. На концерт должна прийти его дочь. Юрист убеждает владельца заведения открыть запасный выход. За дверью — забор с колючей проволокой, это ограда старого кладбища.
Настя объясняет, почему музыканты выбрали именно это место: изначально они хотели выступить в одном из краснодарских лофтов, но после IC3PEAK там запланирована вечеринка, в организацию которой уже вложено много денег и труда. Если концерт сорвут, то чужая вечеринка тоже окажется под угрозой. В итоге группа решила не портить праздник незнакомым людям, к тому же накануне владелец «Су-27» неожиданно пообещал, что с ним проблем точно не будет. Настя была здесь года три назад и говорит, что с тех пор в клубе ничего не изменилось. Глядя на отверстие в двери в гримерку, которое находится там, где должна быть ручка, Коля вспоминает, что и на прошлом выступлении в этом клубе ее приходилось открывать пальцем.
Адвокат Аванесян тем временем рассказывает, что накануне предупредил о концерте представителей местного УФСБ, УМВД, прокуратуры и мэрии, предложив чиновникам вынести IC3PEAK официальное предупреждение, если они имеют какие-либо претензии к группе. Ни в одном из ведомств на это предложение не согласились.
Часть диванов все же сдвигают в кучу у стены, перед клубом ждут первые поклонники — человек десять.
Концерт начинается без происшествий. В темном зале битком. «Всем привет, это IC3PEAK, Настя и Коля. Сегодня мы, похоже, к сожалению, без ментов», — говорит Настя, когда выходит на сцену.
Спустя несколько песен, когда начинает играть «Таблетки», которую Настя обычно посвящает полицейским, вокалистка говорит: «Следующий трек мы посвящаем гостям, которых сегодня нет».
В этот раз программа звучит более танцевально, чем на прошлых концертах; через полчаса в подвальном помещении становится нечем дышать. «Грустную суку» группа играет дважды.
Спустя час концерт завершается: ни один полицейский так и не появился. Последней песней, как обычно, стала «Смерти больше нет». Когда музыканты ушли в гримерку, из колонок зазвучала музыка из передачи «Спокойной ночи, малыши». Спустя какое-то время Настя и Коля, к разочарованию поклонников, ждущих автографов, выбежали из клуба в сопровождении адвоката Аванесяна и сели в машину.
Поезд «Краснодар-Ростов». Корреспондент «Медиазоны» продолжает задавать музыкантам вопросы других сотрудников редакции.
— Вопрос от Сергея Смирнова. Когда эти песни записывали, думали ли вы, что могут возникнуть проблемы?
— Нет. Возникали такие мысли, когда клип («Смерти больше нет» — МЗ) снимали. Что какой-нибудь недалекий человек может не понять шуток, иронии, все очень серьезно воспринять. Но оно по ходу так и произошло, — грустно говорит Коля.
— Было интересно, как отреагируют и люди, и общественность в целом на финальный результат. Но такого, чтобы прям сидеть над текстом и думать: хм, интересно, а вот эта строчка спровоцирует или нет — такого, конечно, не было. Это все идет изнутри просто.
— Просто снимаем то, что хотим увидеть.
— Вы часто, говоря об этом клипе, употребляете слово «ирония»…
— Там очень ироничный текст и образы, — неожиданно признается Коля.
— «Выхожу на улицу гладить кота, его переезжает тачка мента» — всем понятно, что это за метафора, что это — про произвол. Я просто думала, что можно такое написать… Вот что самое страшное может произойти, например, с маленькой девочкой? Это такая политическая сатира.
— Отрезать голову на Лобном месте и делать из этого фокус на фоне храма Василия Блаженного — это иронично. Мне кажется, это чистая ирония.
— Все любят котиков и никто не любит ментов!
— Насколько непривычно, когда в туре сопровождают адвокаты?
— Они не то, чтобы сопровождали, но приезжали, когда возникали какие-то проблемы. Это, конечно, максимально непривычно.
— Это новый опыт.
— И довольно странный. Но с другой стороны, это круто, когда есть такая поддержка.
— У нас же музыку на самом деле не только сейчас запрещать стали, раньше были запреты Outline и «Кровостока».
— Конечно, мы об этом знаем и всячески их поддерживали. В тот же день, когда запретили Outline, мы выступали на «Боли», я скандировала со сцены «фак зе полис» — ничего нового как бы не придумала.
— Насчет «Кровостока» тоже следили за этой ситуацией.
— «Кровосток» очень крутой самобытный проект, нам обоим очень нравится.
— Есть ли поддержка от других музыкантов?
— На самом деле, от коллег по цеху минимальная поддержка. От музыкантов очень немного поддержки, буквально несколько высказались, — рассказывает Коля.
— Причем высказывались те, с кем мы вообще не контактировали, кого не знаем лично. А вот близкие, знакомые, кто тоже занимается музыкой — вообще только пара человек написали и поинтересовались, сказали какие-то теплые слова.
— Всем почем-то кажется, что мы хайпуем и у нас все ******* [замечательно].
— Да, у нас даже были сообщения от некоторых наших знакомых: вы, типа, молодцы, поздравляем с успехом, классно. И мы просто: эээ, ну да, с одной стороны, но…
— Но нам сейчас неприкольно, чуваки, не надо нас поздравлять ни с чем!
— А какие-нибудь условные крупные оппозиционные музыканты не связывались, Макаревич там или Шевчук?
— Нет, такого уровня не было. Вообще, лично с нами почти никто не выходил на контакт. Но это все равно круто, потому что огласка есть. Люди об этом говорят, это главное.
— А от политических активистов, движений, наверное, большая поддержка?
— Ну, просто люди писали твиты, кто-то там писал Олегу от Навального, звали нас к себе выступать. Я не могу сказать, что я сильно разбираюсь в политических делах, и как это все работает, но по ощущениям нам надо оставаться в стороне, независимыми как музыкантам, — рассуждает Коля.
— Этот тур, эти отмены, то как люди со стороны на это реагируют, заставляют меня верить в то, что многие делают это очень искренне. Как-то меня эта поездка убеждает — хотя, может, я наивная — что очень много у нас людей добрых и идейных. Не очень люблю слово «добрых», но другое не могу подобрать. Кто бы про нас не постил, Навальный или кто-то еще, мы все равно остаемся собой и не собираемся ни за кого агитировать резко. У нас свой вектор художественный, и мы будем его придерживаться. Опять повторю нашу любимую фразу — у нас есть план, и мы его придерживаемся. У нас просто всегда была такая история, что мы вроде как со всеми, но на самом деле — сами по себе. И не думаю, что это изменится.
Этот пост опубликован задним числом — после того, как корреспондент «Медиазоны» расшифровал сделанные в пути записи.
Ростов-на-Дону. В Ростове выступление пройдет в клубе Rave. Это подвальное помещение с черными стенами. На входе надпись — «Кафе "Индиго"». На улице уже ждут с десяток поклонников группы. Коля говорит, что гонения прекратились, потому что «кто-то, кто это придумал, наконец понял, что это абсурд».
По его словам, вчера группа звучала так, как и должна была звучать — это был первый концерт за весь тур, на котором не было ни одного полицейского, поэтому музыканты смогли расслабиться и сыграть так, как делают это в нормальных условиях. Коля говорит, что отсутсвие внимания со стороны правоохранительных органов его только радует. Однако музыкант сочувствует журналистам, которые прилетели из Москвы специально на краснодарский концерт, но не увидели полицейского произвола.
Закончив с очередным интервью, Коля и Настя читают свежую новость о том, что Рамзан Кадыров пригласил российских рэперов выступить на площадках Чечни — в «Рамблер. Новости» она встала с заголовком «Кадыров пригласил IC3PEAK и Хаски в Чечню». Музыканты смеются, что теперь им придется сдавать билеты в Москву, купленные на завтрашний рейс.
Публика тем временем начинает заходить в зал. Музыканты рассуждают о том, что отсутствие полицейских — это, скорее, хорошо, чем плохо, потому что теперь «можно выдохнуть и наконец действительно заняться своим творчеством, а не рефлексировать эту не очень приятную ситуацию».
Ростов — аэропорт «Платов». В машине. Корреспондент «Медиазоны» задает музыкантам последние вопросы от оставшихся в Москве коллег.
— Что вы знаете о тюрьме?
— Конечно, мы знаем, что в России огромное количество людей сидит в колониях. Мы знаем, что там нечеловеческие условия. Знаем, что там практикуются пытки и что вся эта система нуждается в изменениях уже очень давно. Мы не знаем точных цифр, каких-то подробностей, но общее ощущение ужаса от этого всего, конечно, присутствует. У нас есть только один знакомый, который сидит. Ну, это к вопросу о статистике — никакие точные цифры и не нужны, если абсолютно у каждого есть как минимум один такой знакомый. Мы все в России, и все мы в той или иной мере знаем, что такое тюрьма, — отвечает Настя.
— Мы знаем, что есть абстрактный ****** [ужас], который творится в тюрьмах, мы знаем про пытки, знаем про нарушения прав человека поголовно во всех тюрьмах, знаем о том, что досудебная практика работает по статистике, и знаем, что оправдательных приговоров у нас минимум в стране. По поводу каких-то более точных деталей мы не осведомлены, — признается Коля.
— Знаем, что к людям относятся как к животным, и если ты туда попадаешь, то… Это самое страшное, что может с тобой в России произойти — это попасть в тюрьму, — продолжает Настя.
— Хуже, чем в ад попасть.
— Но вы не интересуетесь этим специально?
— Когда была вся история с Надей Толоконниковой, я за этой историей очень следила. Мы не были знакомы, но перфоманс Pussy Riot меня тогда покорил и очень вдохновил. Мы и мои знакомые очень следили за тем, что с ней происходит, читали все ее письма.
— Я читал переписку с Жижеком ее, — вспоминает Коля.
— Поэтому мы все знаем про это [тюрьму] — но это ведь не то же самое, когда ты там оказался и сам все это прочувствовал увидел. И это не так, как в сериале Orange is the New Black, где все так романтизировано — ой, тюрьма это так прикольно и весело. Хотя даже в таком ключе поднимать этот вопрос — это важно, я считаю.
-- Почему вас так заинтересовала история Нади?
— Мне нравился этот перфоманс и другие акции группы «Война», я училась в Школе [фотографии и мультимедиа имени] Родченко, — объясняет Настя.
— С тобой все понятно, а я просто в интернете сидел, следил за «Войной» немного, — добавляет Коля.
— Я пошла в Родченко вообще в процессе всей этой истории учиться.
— А я просто в интернете очень любил смотреть их видосы, акции, вообще очень радовался каждой успешной акции, от души.
Пост опубликован задним числом — после расшифровки сделанной в машине диктофонной записи.
Оформите регулярное пожертвование Медиазоне!
Мы работаем благодаря вашей поддержке