Предыдущее, шестое заседание по делу «Седьмой студии» прошло в Мещанском райсуде во вторник, 20 ноября. На протяжении семи часов показания давал Алексей Малобродский. Сначала он комментировал свою переписку, которую огласили в суде заседанием ранее, а потом отвечал на вопросы адвоката Ксении Карпинской.
Малобродский отметил, что следствие приобщило к делу далеко не все его письма за период сотрудничества с проектом «Платформа», а лишь «десятую или двадцатую» часть, причем материалы не были «ни тематически, ни логически» упорядочены; по мнению подсудимого, изучая его переписку, следствие сочетало «вопиющую неряшливость <…> с вопиющей же тенденциозностью».
Адвокаты на протяжении всего заседания обращали внимание на несоответствия в материалах: файлы, прикрепленные к сообщениям из переписки Малобродского, оказывались по ошибке подшиты к другим, не имеющим к ним никакого отношения письмам, некоторых листов не хватало.
Сам Малобродский несколько раз подчеркнул, что он «всегда очень скрупулезно» относился к бухгалтерской документации и ни разу в жизни не удалил ни единого письма из своей почты. По его мнению, следствие умышленно не приобщило к делу некоторые документы — например, реестр расходно-кассовых ордеров, который показывает реальные расходы «Платформы».
При этом из показаний, которые давал в этот день Малобродский, следует, что у него были серьезные претензии к бухгалтеру Нине Масляевой, чью работу он не мог «прокомментировать в приличных выражениях». Масляева, в отличие от Малобродского, имела доверенность от «Седьмой студии», из-за этого последний написал «возмущенное письмо» Юрию Итину.
Заседание начинается. Продолжается допрос подсудимого Малобродского. Адвокат Ксения Карпинская просит исследовать материалы из тома 218, чтобы по ним задавать вопросы подзащитному.
В суде сегодня сценарист Юрий Арабов, работавший с Кириллом Серебренниковым над фильмом «Юрьев день», и кинопродюсер Сабина Еремеева.
Адвокат Карпинская хочет вернуться к письмам, которые зачитывали на прошлых заседаниях. Сейчас речь идет о письме, которое написала Малобродскому Екатерина Воронова в 2014 году. «Ко мне приходил Харальд <нрзб> и спрашивал по поводу оплаты спектакля [Давида Бобе] "Феи"», — начинается письмо. Воронова рассказывает, что актеры спектакля работают на полставки, а остальные деньги должны поступить из «Седьмой студии».
Адвокат очень быстро читает, многое слушатели не успевают разобрать.
Малобродский:
— Как я уже говорил ранее, отношения «Гоголь-центра» с резидентами строились на условии договоров. Соответственно, спектакль, права на который принадлежали «Седьмой студии», исполнялся на площадке «Гоголь-центра» на условиях, которые были описаны в этом договоре. Я также показывал, что иногда стоимость передачи исключительных прав лицензиара выражалась в фиксированной сумме. Иногда это было удобнее «Гоголь-центру», потому что это был процент от сбора. К 2014 году мы пришли к соглашению с «Седьмой студией» в лице Вороновой, что мы делим в определенной пропорции не доход, а определенный период, то есть — сбор плюс ситуационные издержи. Харальд Розенстрем, которого упоминает Екатерина, один из артистов «Седьмой студии», но к 2014 он не работал в «Гоголь-центре». И поскольку им было необходимо инспектировать спектакль перед тем, как перенести спектакль на площадку «Гоголь-центра», то все остальные артисты, занятые в спектакле, получали вознаграждение в рамках своих зарплат… А Харальд… Ну, вероятно, эти вопросы нужно задать Екатерине.
Малобродский переходит к следующему письму.
— … декабрь 2014 года — это последний месяц работы «Платформы», и я так понимаю, что руководство АНО «Седьмая студия» было озабочено тем, чтобы какое-то имещуство, в том числе, этот рояль, где-то разместить, поскольку отношения с «Винзаводом» заканчивались. Вопрос о рояле сводится именно к этому, к возможности разместить его на площади Театра Гоголя.
Далее Воронова в письме пишет, что она не успевает найти место для рояля и предлагает заключить договор хранения.
— Некоторые спектакли «Седьмой студии» в соответствии с договорами шли периодически на сцене Театра Гоголя, показ этих спектаклей был сопряжен с перевозкой и монтажем декораций. Екатерина ставила вопрос, чтобы эти декорации постоянно хранились в «Гоголь-центре», чтобы мы приняли декорации на условиях ответственного хранения.
Следующее письмо от Вороновой. Карпинская:
— Она там пишет, что очень огорчена звонком вашим о том, что факт отправки денег не соответствует действительности, деньги на самом деле не пришли. «И что же, конечно, я могу понять, что у вас срочные расходы, но я могла бы войти в положение, если бы у "Седьмой студии" были свои средства и мы могли бы ждать». Потом она говорит, что из денег «Гоголь-центра» они должны оплатить гонорары артистам спектакля «Феи» и техникам. Что она имела ввиду?
Малобродский:
— Я не могу сказать наверяка, но судя по смыслу, речь идет о деньгах, которые «Гоголь-центр» получил по лицензионному договору. Дело в том, что осенью 2014 года Театр имени Гоголя был закрыт на капитальный ремонт. Соответственно, мы не могли играть спектакли, кроме тех, права на которые принадлежали «Седьмой студии». Наша платежеспособность была понижена, вероятно, мы задерживали какие-то выплаты. Что касается вопроса о выплатах этих расходов, которые должна совершить «Седьмая студия», я не могу это комментировать.
В следующем письме Екатерина Воронова предлагает, чтобы Малобродский отправил 100 тысяч рублей, чтобы «отчитаться перед Минкультуры».
— Из этого письма не следует, что я вступал в сговор с кем-то. Из него следует, что Екатерина просит денег взаймы, чтобы отчитаться перед Минкультом. Что это доказывает? — рассуждает Малобродский.
Затем он и адвокат Карпинская разбирают письмо от главного специалиста департамента господдержки искусства Минкультуры Соколовой Евгении. 12 сентября 2011 она высылает Итину и Малобродскому проект постановления правительства.
Малобродский предполагает, что этот документ касается субсидии на проект «Платформа».
Следующее письмо — от Майи Свистухиной, 2011 год. Там речь идет о сумме 200 тысяч рублей. Малобродский объясняет, что Свистухина — исполнительный директор компании, управляющей помещениями «Винзавода», где «Седьмая студия» арендовала офис. Изначально цена аренды составляла 270 тысяч рублей, эта сумма не устраивала съемщиков, поэтому Серебренников встретился с хозяйкой «Винзавода» Софьей Троценко и стороны пришли к компромиссу в 200 тысяч рублей.
Следующее письмо касается расчета за концерт «Арии». Малобродский пишет: «Прошу оказать ожидающим денег артистам психологическую помощь, сохранить атмосферу доброжелательности».
Теперь подсудимый объясняет Карпинской, что тогда была задержка по выплатам. «Это еще раз иллюстрирует ситуацию с наличными расчетами. В октябре еще [работала] Масляева, чья функция была нести эту кассу, невозможно было оставить [наличные] на работе в вечернее время».
Далее — письмо от Серебренникова, который просит Малобродского работать так, «чтобы не в убыток себе».
Малобродский поясняет:
— Это ответ на письмо, где я предлагаю некий проект штатной струткуры АНО «Седьмая студия». Суммы, которые я там проставлял, это были некие идеальные суммы, и в этом письме я отмечал, что в зависимости от наших возможностей и ограничений эти суммы могут быть поделены на два, на десять и так далее. Серебренников отвечает, что ему нравится такая структура и такие цифры, но это идеальный некий проект, пока не реализуемый.
Никто из нас не был готов содержать проект на свои денги. Никто из нас — я, во всяком случае — не был готов работать на этом проекте бесплатно. Нашей целью было лишь одно: реализовать проект с качеством, с оптимальным режимом расходования средств. Никаких целей похищать что-либо или присваивать у нас заведомо не было. Из всего контекста нашей переписки однозначо следует, что там было не до жиру — там речь [шла] о том, чтобы выплачивать людям — и себе, в том числе — какое-то минимально приемлемое вознаграждение.
Письмо Малобродского Итину и Серебренникову. В письме перечисляются люди, с которыми Малобродский собирается встретиться, чтобы обсудить «договорные отношения».
— Ну, эти люди — это кураторы различных направлений, мультимедиа, что-то еще. Соответственно, нужно было условиться с ними о каких-то суммах, и заключать в дальнейшем договоры формальные, — объясняет он.
Теперь изучают письмо от 24 июля 2012 года. Серебренников — Малобродскому: «Перекидываем средства на "Платформу-2" , пока не прикрыли лавочку. Таким образом средства на "Платформу" получаем почти в декабре-ноябре. Переносим в "Гоголь-центр" и уже там играем…».
— Эта дата — это последняя неделя моей работы на проекте «Платформа». Я уже получил приглашение от Кирилла Серебренникова, чтобы пойти работать директором Театра Гоголя. Очевидно, что в этом письме Серебренников делится со мной своим представлением о том, как он будет строить работу Театра имени Гоголя. Я уже говорил о том, что мы получили согласие департамента на выполнение условий Серебренникова, что будет полностью снят репертуар Театра Гоголя, и мы будем заново составлять весь реператуар. Я также говорил, что основной идеей была идея резидентов. Минимальный постояный круг и возможность привлекать другие коллективы, заказывать на какие-то спектакли, и на их произведениях делать репертуар.
Письмо Серебренникова Малобродскому, разговор касается спектакля «Кому на Руси жить хорошо». Вероятно, это смета; в письме перечисляются фамилии и суммы: «Серебренников — 300 тысяч, режиссер — 100 тысяч, видео — под вопросом, ассистент по костюмам — вопрос, художник-конструктор — 100 тысяч, композитор — 200 тысяч».
Малобродский:
— Это нельзя назвать сметой, там малая часть расходов, которые планировались на этот спектакль. Мы обсуждаем уровень оплаты ключевых постановщиков. Речь там идет, судя по фамилиям, не только о «Кому на Руси жить хорошо», но также о спектакле «Сказки». Сказки планировались как некие тематически связанные произведения.
— Почему Серебренникову платили?
— Потому что мы оплачиваем человеку не за факт его существования, а за факт его работы.
По словам Малобродского, Серебренников совмещал несколько функций, в том числе работал как драматург над переложением поэмы в форме пьесы.
Письмо Апфельбаум Малобродскому. Речь идет о каких-то материалах, которые были направлены в Минфин, «поэтому дальнейшие расчеты должны с ними соотноситься».
— Вероятно, она отправляла в правительство какой-то проект репертуара, возможно, — неуверенно комментирует Малобродский.
Адвокат просит огласить документ под названием «Предварительный расчет, проект "Платформа"». Это документ без подписи и даты, на трех неполных листах. Руководитель проекта — Серебренников; указаны четыре направления; например, по направлению «Танец» приводится сумма 14 млн рублей, по направлению «Резиденция» — 4,2 млн рублей.
Малобродский:
— Мне сложно воссоздать буквально, что происходило более семи лет назад. Но по смыслу — я отправлял Софье репертуарные планы будущего нашего проекта «Платформа», которые я в свою очередь получил от художественного руководителя будущего, то есть Серебренникова, и то, что он в работе с кураторами планировал к выпуску проекта «Платформа»… Но это, видимо, какая-то совсем ранняя стадия.
Письмо Апфельбаум Малобродскому, в копии — Евгения Соколова из Минкульта: «Для нас важно, чтобы все документы подписал Кирилл. По спискам мероприятий давайте не будем писать сроки».
Адвокат спрашивает, почему важно, чтобы документы подписал Серебренников. Малобродский объясняет, что «это было условие Министерства, поскольку проект ассоциировался с именем Кирилла Серебренникова, поэтому им было важно, чтобы подписывал именно он, а не кто-то еще».
— По поводу сроков — я ставил Софью [в известность] о нашем планируемом графике, в какие сроки мы планируем выпуск того или иного спектакля в рамках проекта «Платформа», — продолжает подсудимый.
Теперь письмо Соколовой Малобродскому, тема — «Примеры ТЗ и смета», в приложении — указанные документы.
— Это примеры подготовки документов на участие в конкурсе. Техническое задание, ТЗ — это, по сути, перечень запланированных к производсвту мероприятий в рамках проекта «Платформа». Вероятно, госпожа Соколова пересылала форму стандартизированную, чтобы мы наши планы могли переформатировать в соответствии с формальными требованиями. Вряд ли это можно интерпретировать как преступный сговор.
Письмо Малобродского Итину и Масляевой. Он пересылает им письмо Минкульта и просит «заняться отчетом».
— Какие-то сотрудники Минкульта прислали на мою почту запрос о подготовке отчета. Это не было моей функцией, я переправил его тем, в чьи компетенцию это входит, — говорит Малобродский.
Письмо Малобродского Соколовой. Он благодарит за «напоминание» и обещает, что «отчет будет вовремя»; сам он готов «выполнять функции коммуникатора», а потом пишет, что с «Автобусом» «пока не складывается».
— Это письмо компактно иллюстрирует показания, которые я уже давал, о том, что я участвовал в подготовке документов как к конкурсу на госконтракт, так и к другим, тем, что предоставлял в бухгалтерию, директору и куратору перечень мероприятий, которые мы готовим к производству. И я объяснял, что переправил эту информацию тем, кто должен ее исполнить, — говорит Малобродский.
Теперь письмо Масляевой. «Судя по этому письму, Юрий Константинович [Итин] не связывался с вами пока, появлюсь в Москве через неделю, возможо, пришлю вам данные по некоторым договорам».
Адвокат Карпинская спрашивает, правильно ли она понимает, что договоры готовила Масляева.
— Я уже говорил, что я передавал в бухгалтерию информацию, на основе которой готовились договоры. Речь могла идти о каких-то проектах договоров с «Винзаводом», с площадкой, либо о договорах с кураторами, что-то подобное.
Письмо Масляевой Малобродскому от 22 сентября 2011 года. В нем нет текста, только приложения — файлы «Промежуточый акт "Платформы"», «Штат» и «Регистрация приказов». Адвокат спрашивает, зачем Масляева присылала ее подзащитному эти документы.
— Это относится к целям и мотивам Масляевой, поскольку письмо без текста. Вероятно, она сочла зачем-то нужным, — отвечает он.
В следующем письме Малобродский комментирует эти документы: «В следующем расписании одна поправка, а про реестр я ничего не понял»; «по смыслу я не смог разобраться в реестре».
В следующем письме знакомая Масляевой Элеонора Филимонова пересылает Малобродскому документы.
— Это сотрудник Масляевой, причем в период моей работы не то, чтобы теневой... Она (Масляева — МЗ) согласовывала возможность привлекать сторонних работников для выполнения своих функий, но госпожа Филимонова не работала в АНО «Седьмая студия». Это, следовательно, некая функция главного бухгалетра. По сути это можно считать письмом от Масляевой для Масляевой, — говорит Малобродский.
В следующем письме, которое изучает суд, Малобродский пишет Масляевой, что он не понимает, как сделан отчет.
— Вы принимали участие в составлении финансового отчета, и промежуточых отчетов? — спрашивает адвокат.
— Не принимал. Я еще раз повторюсь — я давал информацию бухгалетрии о планах выпуска событий, о состоявшихся событиях; и я, и мои сотрудники продюсерского отдела, равно как сотрудники технической дирекции, сдавали в бухгалтерию аккуратнейшим образом всю информацию о расходах, которые я и мои коллеги совершали для реализации проектов. Этой информации бухгалтерии было достаточно для того, чтобы составить финансовые отчеты.
Письмо за август 2011 года, адресат — помощница Серербренникова Анна Шалашова: «Анечка, привет, я потрясен вашим вопросом. Я обсуждал с Кириллом, и было решено, что вы должны получать 30 тысяч рублей чистыми. Что вы их должны получать с мая. То есть контора вам задолжала уже за четыре месяца. Я надеюсь, что это произойдет в сентябре».
— Шалашова была в числе сотрудников, которые работали до создания «Седьмой студии». Начали мы получать деньги с сентября 2011 года, работали бесплатно. Ввиду того, что денег этих катастрофически не хватало, то многие сотрудники, кроме руководителей и Нины Масляевой, получали зарплату в весьма усеченном виде, — комментирует письмо Малобродский.
Письмо Вороновой Малобродскому и Шалашовой. Она пишет, что собиралась звонить по поводу выплат артистам. «Лучше стоит заранее заполнить ордера и разложить деньги по конвертам».
Малобродский говорит, что содержание письма опять очевидно:
— Для того, чтобы уставшие в позднее время артисты и иные участники представления не стояли в длинной очереди для получения своих денег, Екатерина предлагает рациональным образом подготовить заранее платежные документы, чтобы не отсчитывать купюры, чтобы бухгатерия разложила по конвертам, что, собственно, и практиковалось...
Тут Малобродский делает замечание адвокатам, которые шепчутся: «Господа, мне сложно говорить, господа адвокаты!»
— Я прошу прощения, я готов терпиливо отвечать на эти вопросы, но я смущаюсь, потому что не понимаю, какое отношение это имеет к предмету обвинения. Из этих писем никак не следует, что я что-то похитил. Может, я чего-то не понимаю? Может, вы меня спросите, как я украл? — обращается к защитнику Малобродский, прокомментировав очередное письмо.
Адвокат Карпинская обещает, что этот вопрос по письмам — последний.
Обсуждает письмо Войкиной из бухгалтерии Малобродскому; она пишет, что Вороновой выдано 75 тысяч, «ведомость прикреплена».
— Воронова была, когда я работал на «Платформе» в качестве генпродюсера, была исполнительным продюсером по направлению «Театр», то есть моей подчиненной. Передо мной бухгалтерия отчитывается, что моей подчиненной выданы деньги, — объясняет Малобродский.
Адвокат интересуется, кто был ассистентом художественного руководителя. Малобродский на это отвечает — Шалашова Анна. Кирилл Серебренников курировал театральное направление, Елена Тупысева — танцевальное, Сергей Невский — музыкальное, а медиа курировала Анна Беляева.
Исполнительных продюсеров, продолжает подсудимый, при нем было шесть или семь. Продюсером театра была Воронова, танца — Дарья Коваль, а медиа — Беляева и Елена Плотникова, музыку продюсировала сначала Анна Зайцева, а потом — Наталья Осипова и Анна Махова.
Техдиректором сначала был Иван Виноградов, в 2012 году им стал Олег Назаров. Помощником режиссера была Дарья Артемова. Бригадиром был монтировщик по фамилии Егоров, художником по свету — Елена Перельман. На вопрос об осветителе Малобродский отвечает, что помнит «человека по фамилии Ершенков», звукорежиссером же был Калинин.
— А кто такие Илья Рейзман? — продолжает защитник.
— Кто-то из осветителей, — объясняет Малобродский.
— Лейла Кучменова?
— Была главным администратором.
— А кто это?
— Ну, с нами работали студенты продюсерского факультета школы-студии МХАТ, и они работали в должности администратора. Основная их деятельность сосредотачивалась на выполнении задач по приему и обслуживанию публики.
Штатным фотографом была Нина Сергова, продолжает отвечать адвокату Малобродский, штатным дизайнером — Наталья Шендрик, создателем и администатором сайта — Михаил Пашин, а за контент отвечали Вероника Груздева и Елена Редишина.
— А были ли постоянные артисты, которые были задействованы на «Седьмой студии» и получали зарплату?
— Работала постоянная группа молодых артистов, которые составляли творческий костяк «Седьмой студии», их было порядка 15–20 человек, они работали у них постоянно.
— А можете назвать?
— Это Филипп Авдеев, Артур Бесчастный, Александр Горчилин, Никита Кукушкин, Юрий Лобиков, Иван Поминов, Антон Шевченко, Ренат Мухамедов, Саша Ревенко, Маша Полежаева, Катя Стеблина, Света Мамлешина, Яна Артемеьева… Я, может быть, кого-то не назвал.
— И все эти люди получали зарплату?
— Они получали небольшую зарплату в качестве постоянной выплаты и плюс какие-то небольшие выплаты за участие в спекталях. Все остальные работали на постоянной зарплате. Дополнительные выплаты персоналу были связаны с переработкой, необходимости выйти в ночную смену и так далее.
— То есть был определенный штат сотрудников, довольно большой, которые работали на постоянной основе и получали зарплату?
— Да, совершенно верно.
— А кроме этого?
— Кроме этого на основе договоров привлекались люди для выполнения своих функций.
— Вы знаете, что Филимонова имела отношение к составлению финансового отчета «Седьмой студии»? — продолжает допрос адвокат
— Она могла помогать Масляевой, но мне это было не интересно. Меня интересовала Нина Леонидовна, как главный бухгалтер, — подробно разъясняет обвиняемый.
Затем на вопрос адвоката он отвечает, что не знаком с неким Вадимом Педченко, и что тот не работал в студии.
— А вам известно, что Педченко каким-то образом обналичивал денежные средства «Седьмой студии»?
— Нет, мне ничего об этом не известно.
— Вам известно, что Педченко вместе с Масляевой открыли медицинский центр «Намастэ»?
— Мне это стало известно из материалов уголовного дела. До того, как меня ознакомили с материалами дела, я не слышал слов Педченко и «Намастэ».
— Какие в вашу бытность генпродюсера были поставлены мероприятия на проекте «Платформа»?
— Всего с 7 октября 2011 года по 31 июля 2012 года было порядка 115 представлений, различных мероприятий. Среди них — «Сон в летнюю ночь», проект «Арии», огромный сложный спектакль «Метаморфозы», спектакль «История солдата»…
— Расскажите про него.
— Это очень интересный проект, абсолютно авторский. К нему написал музыку популярный композитор Алексей Сысоев. Драматург Екатерина, вылетела из головы фамилия, писала литературную основу, драматургическую. Делали мы этот спектакль в копродукции с агентством театра танцев «Цех». Постановщиком были голландские хореографы. В спектакле принимали участие Виктория Исакова, еще там было два человека в функции артистов — это были реальные участники военных действий в Чечне и еще в некоторых регионах, и принимали участие еще пять музыкантов, перкуссионистов, которые такую сложную музыку Сысоева вживую исполняли на этом проекте. И еще четверо или пятеро танцовщиков современного танца.
— Их фамилии можете назвать?
— Мария Колюгова… Я сейчас не помню, мне сложно.
— А сколько примерно человек?
— Ну я перечислил — пять музыкантов, пять танцовщиков, актер, актриса, и какое-то большое количество технического персонала. Наверняка там были и привлеченные люди. Там была декорация, сложная металлическая конструкция, в которую монтировался свет. Ставился всегда особый планшет. На бетонном полу «Цеха белого» его невозможно было играть, поэтому мы делали планшет специальный, зашивали его балетным пластиком, это все очень трудоемко.
— А про спектакль «Охота на Снарка» расскажете?
— Это спектакль по [Льюису] Кэроллу, который был создан в рамках «Платформы». Музыку писал композитор и актер «Седьмой студии» Юрий Лобиков, режиссером был Кирилл Серебренников, заняты там тоже были молодые артисты. Это была такая аккапельная опера, она исполнялась без участия оркестра, молодые артисты пели все музыкальные номера этого спектакля.
— А приглашенные артисты были?
— В этом спекталке — кажется, нет.
— А почему произошла задержка, почему поставили его в 2011 году, а показали — в 2012?
— Я не помню, но вообще сроки выпуска спектакля досконально рассчитать довольно сложно, а тем более в тех условиях, в которых мы работали — выпускали одну премьеру за другой в плохо подготовленных для этого помещениях.
— «Охота на Снарка» была на деньги госконтракта поставлена?
— Думаю, да, поскольку он начал репетироваться в пределах 2011 года, премьера состоялась в начале 2012, поэтому с большой вероятностью — это были деньги госконтракта.
— А вас Минкульт ставил в известность, что деньги определенного года нужно расходовать в этом году?
— Мне ничего не известно о таком ограничении, думаю его просто не существовало, Минкультуры меня в известность об этом не ставило.
— Вам было известо, что деньги Минкульта должны были тратиться только на постановку мероприятия и не должны были тратиться на зарплаты и другие расходы?
— Мне это было неизвестно, и я думаю, что это не так. Было бы странно, если бы наши мероприятия возникли только на прямых зарплатах, без технических решений, без оплаты технического персонала, все это — обязательные неизбежные расходы. Разумеется, элементы сценографии, художественного оформления, как и оборудование, как и музыкальные инструменты, составляют те самые основные средства, которые привлекались организацией и ставились на баланс.
Малобродский начинает по просьбе адвоката рассказывать о спектакле «Аутлэнд», когда в суде объявляется пятнадцатиминутный перерыв.
Перерыв окончен, Малобродский продолжает рассказ о театральном менеджменте.
— Спектакль «Метаморфозы» — это очень большой спектакль, он выпускался французским режиссером Бове. Спектакль сложный, и он не мог быть компактно сделан за определенный период, поэтому он выпускался в несколько этапов. Но тут надо подчеркнуть, что каждый этап заканчивался публичными показами. После того, как состоялась первая репетиция, она увенчивалась несколькими показами данного этапа работы. Затем весной 2012 года — следующий этап. Осенью 2012 года был завершающий, третий этап, который и означал завершение работы над этим спектаклем. В нем было занято огромное количество людей, и от одного этапа к другому там трансформировался замысел. Причем, он с одной стороны трансформировался по творческим соображениям, а с другой — по соображениям наших ресурсов. Так на первом этапе режиссер принял решение, что должны принимать участие несколько танцовщиков из Конго. И вот первый этап прошел, был показ с участием этих артистов, но потом стало понятно, что это будет слишком разорительно и для создания проекта, и для его эксплуатации. Как я говорил, помимо затрат на создание есть затраты на каждый показ. Поэтому стало ясно, что если бы мы воплотили замысел Бове с участием этих танцовщиков, то мы бы разорились. На следующем этапе мы проводили кастинг со студентами театральных училищ, а в дальнейшем эти функции исполняли молодые артисты «Седьмой студии». Этот спектакль основан на «Метоморфозах» Овидия, по пьесе Валерия Печейкина, — рассказывает он.
Затем обвиняемый говорит, что для иностранцев арендовались гостиницы или съемные квартиры, если им это было комфортно и удобно.
— Проблема еще была в том, что «Винзавод» находится на задворках Курского вокзала, и не каждый москвич и русскоязычный человек разберется, поэтому приходилось обеспечивать их транспортом в том числе, — рассуждает Малобродский.
Теперь Малобродский вспоминает музыкальный перфоманс на музыку Мортона Фельдмана, во время которого посетители лежали вокруг сцены и смотрели на нее из спальных мешков. Помимо аренды музыкального оборудования, деньги направлялись выступающим, которых было 20 человек, и пятерым музыкантам.
— А «Идеи севера» — это что было? — расспрашивает адвокат Карпинская.
— Это было музыкальное мероприятие проекта «Платформа», там были привлечены композиторы из Норвегии, его фамилию забыть невозможно — это композитор Андерсон, — хихикает Малобродский. В зале интеллегентно смеются. — Нам было важно показать его музыку для формирования музыкальных вкусов. Это был очень интересный проект, исполнителями были музыканты московского ансамбля современной музыки.
Дальше он объясняет, что все штатные сотрудники получали деньги в кассе. Их выдавала сначала Войкина, а затем — Масляева.
После Малобродский говорит о спектакле «Отморозки» — тот был удобен для показов из-за легкости в монтаже декораций. Его единственная сложность заключалась в том, что наряду с молодыми артистами «Седьмой студии» в нем участвовали взрослые артисты МХАТ.
«Поскольку эти люди не работали в нашем штате, а в своем театре, то нашим координаторам, исполнительным продюсерам и помощникам режиссера было очень сложно согласовать графики. Но тем не менее, спектакль пользовался спросом, получил премию "Золотая маска". Разумеется, все участники, весь технический персонал, все получали вознаграждение», — уверяет подсудимый.
Малобродский переходит к рассказу о спектакле «Долина боли». Он не помнит, участвовал ли в нем кто-то из постоянных артистов. Автором спектакля был Владимир Епифанцев, который работал со своей командой.
К этому спектаклю приобретались декорации, Епифанцев и артисты получали какое-то вознаграждение, «достаточно скромное, не сопоставимо по расходам было с теми же "Метаморфозами"».
Тем не менее, расходы были — на декорации, костюмы, реквизиты. В спектакле было задействовано пианино, которое не требовало хорошего звука, но артисты на нем «прыгали», поэтому пришлось покупать его.
«Любой спектакль невозможно поставить в одночасье. Выпуску всегда предшествует более-менее длиная репетиционая работа. Спектакль "Долина боли", как и все остальные, он репетировался артистами и режиссерами», — разъясняет театральный деятель.
Тогда адвокат уточняет, получали ли деньги сторонние артисты за репетиции этого спектакля. Малобродский говорит, что такое обсуждение было, но точных сумм он не помнит.
«Артист за каждый выход в спектакле, допустим, получает 10 тысяч рублей, а его участие в репетиции, как правило, гораздо дешевле — 500, 1000 рублей. Но вот эти прогонные репетиции — они имеют промежуточную стоимость, потому что артист как на спектакле выкладывается, при этом режиссер может решить, что такую репетицию нужно повторить два, три раза. Но это не означает, что после каждой репетиции артист шел и получал свою тысячу рублей. Просто помощники режиссера вели этот график, в каком количестве репетиций артист участвует, какие условия, и потом по этому графику составлялась ведомость, и артист получал всю сумму к выплате», — подробно рассказывает Малобродский.
Вновь подсудимый переходит к рассказу о «Долине боли». Он полагает, что спектакль был относительно недорогим.
— А как отличить дорогой от недорогого? С чем это связано? — уточняет адвокат Карпинская.
— С количеством артистов, с гонорарами, со сложностью и громоздкостью декораций и оборудования. Со сложностью сумма может отличаться не в разы, а кратно, от нескольких десятков тысяч рублей до нескольких десятков миллионов рублей. Мы в силу своего разнообразия не могли себе позволить очень дорогие проекты, кроме там «Сна в летнюю ночь», «Истории солдата», «Метаморфоз», поэтому остальные было гораздо дешевле, — говорит Малобродский.
На это защитник спрашивает, сколько составили дополнительные расходы на показы уже поставленных спектаклей.
— Это может быть от нескольких тысяч рублей до десятков тысяч, но практически никогда не зашкаливало за сотни тысяч, кроме тех спектаклей, где было занято большое количество артистов с высокими ставками гонорара. То есть десять артистов «Седьмой студии» со ставкой гонорара 3 тысячи рублей, и одна звезда, Виктория Исакова, может 30 тысяч рублей получить.
— Билеты на все эти меропрития продавались?
— На все концерты, спектакли, билеты продавались. На те мероприятия, которые мы обназначали словом «школа», как правило — нет. Продажи билетов организовывал наш партнер «Винзавод». В материалах дела есть какие-то отчеты.
— Вам известно, что Кирилл Серебренников решил создать «Седьмую студию» с целью хищения денежных средств?
— Мне об этом ничего неизвестно, мне известно что Кирилл Серебренников создал «Седьмую студию», чтобы молодые и зрелые получили площадку для своих опытов, для популяризации искусства. Разумеется, ни о каком хищении и речи не было. В то время, когда мы знакомились с Кириллом Серебренниковым и обсуждали какие-то основные параметры и принципы работы проекта «Платформа», мы подчеркивали, что работать честно, по закону, не приумножать зла — является одним из принципов работы этого проекта. И я могу заверить вас, что в рамках моей работы на «Платформе» этот принцип всегда безукоризненно соблюдался. При такой изначальной нашей интенции речи о хищении никогда не шло и не могло идти.
— Вам предлагали вступить в преступную группу?
— Нет, мне никто не предлагал вступать, и я сам не вступал. <…> Следствие заблуждается и фабрикует обвинение, потому что никогда я не преследовал никакого корыстного умысла, не приобретал средств, добытых незаконным способом, и вообще средств, кроме зарплаты, которую я получал и расписывался в соответствующих документах. Я не участвовал в хищениях, не состоял в преступной группе, не злоупотреблял ничьим доверием, никого не обманывал. Из материалов дела и из моего общения со следователями в СИЗО я не вижу никаких причин для таких утверждений.
— Вы предоставляли в Минкульт отчеты, в которых были заранее недостоверные сведения?
— Я не имел отношения к финансовым отчетам, кроме косвенного, а именно — я предоставлял информацию для бухгалтерии, дирекции. Я утверждаю, что вся информация о мероприятиях, которые были реализованы на проекте «Платформа», как и вся информация о расходах, совершенных для реализации этих проектов, вся информация была предоставлена корректно и правдиво, и ни одна копейка, ни один рубль не были потрачены помимо тех целей, которые были указаны в финансовых отчетах моих коллег.
Больше у Карпинской нет вопросов.
Теперь вопросы начинает задавать другой адвокат, Ирина Поверинова. Она спрашивает, видел ли Малобродский Софью Апфельбаум на мероприятиях проекта — тот говорит, что она посещала их, интересовалась и всегда была желанным гостем.
— Бывали ли вы лично в Минкульте во время вашей работы и непосредственно у Софьи Михайловны?
— Я бывал у Евгении Соколовой, возможно — еще у кого-то из сотрудников департамента, чьи имена я не помню, бывал у Махмутовой Олеси, и в том числе несколько раз, может дважды, может трижды — у Софии Михайловны.
— А кто конкретно занимался вопросами по контрактам?
— В большинстве это были подчиненные Софьи Михайловны, она была большим начальником, и в одном из писем она с облегчением написала, что, когда кто-то из ее сотрудников вышел с больничного, она сразу передала ему эту работу.
— Что сделала Апфельбаум такого, что можно было бы назвать словом «лоббирование проекта»?
— Мне ничего не известно о таких действиях Софьи Михайловны. Она довольно строго относилась к документам, которые мы предоставляли, вносила небольшие правки, но ничего, что свидетельствовало бы о лоббировании, я назвать не могу. При этом я должен сделать одну оговорку: все мы, и Софья Михайловна, и я, все мы отдавали себе отчет, что это — авторский проект — то есть придуманный Кириллом Серебренниковым, составленный Кириллом Серебренниковым, предложенный Кириллом Серебренниковым, основные участники приглашены Кириллом Серебренниковым, и непосредственно [проект], связанный с его именем. Те поручения, которые давались каким-то чиновникам, они так или иаче были связаны с именем Кирилла Серебренникова. Поэтому в этом контексте говорить о каком-то лоббировании — это достаточно странно, потому что это абсолютно авторский проект.
— Известно ли вам, что кто-либо из подсудимых дружил с Апфельбаум, и дружили ли вы с ней?
— Я не могу похвастаться с дружбой с ней. Я всегда относился к ней с симпатией, но говорить о дружбе — нет, не дружили. Общались мы исключительно по деловым вопросам, и мне неизвестно ничего об отношениях с кем-то другим из обвиняемых, которые выходили бы за рамки деловых.
Больше у юриста нет вопросов к обвиняемому.
Следующим вопросы задает адвокат Харитонов, которого интересует, участвовал ли Итин в формировании творческого отчета — Малобродский этого не помнит.
«Понятно, что, как гендиректору, ему любой отчет направлялся на ознакомление. Принимал ли он участие — я наверняка не знаю», — вспоминает обвиняемый.
На этом прокурор замечает, что сегодня уже оглашалась переписка — юрист просит ее назвать том и лист дела. Прокурор смотрит на адвоката секунд десять и все-таки называет том и лист дела.
— Вы в показаних пояснили, что не помните, заключался с вами трудовой договор или нет. Каким образом соблюдались ваши права? — спрашивает прокурор.
— Единственный формальный документ был — приказ о зачислении на работу. Я не помню, чтобы я подписывал договор. Круг обязанностей и права были выяснены в процессе договоренности с Кириллом Серебренниковым.
— В этом приказе размер вашей зарплаты был указан?
— Я не помню.
— Правильно я помню, 100 тысяч вы получали?
— Да. Я стабильно получал 100 тысяч рублей, начиная с 2012 года.
— Вы разрешали другим сотрудникам ставить подписи за вас на документах?
— Нет, никому не разрешал.
— Вы встречали документы, в которых было подражание вашей подписи?
— Нет. Да и не было в этом необходимости, я там безвылазно находился и всегда мог поставить подпись.
— Было такое, что «Седьмая студия» предоставляла займы другим организациям?
— Нет, я такого не помню, чтобы другим организациям. И в общем мне даже сложно представить такю сиутацию, потому что «Седьмая студия» испытывала потребность в деньгах и нехватку оборотных средств. Мне об этом ничего не известно.
— Воронова не говорила ли про какие-то займы?
— Нет.
— А какие у вас отношения с Вороновой?
— У нас были рабочие отношения. Я к Екатерине относился с уважением. За рамки рабочих они никогда не переходили. Когда я перестал работать на «Платформе» и стал работать в «Гоголь-центре», у нас часто были разнонаправленные интересы, у организаций наших. Поэтому мы много времени проводили в жарких дискуссиях, спорах, иногда пытались вовлечь в них Кирилла Серебренникова.
— Конфликты были? — продолжает прокурор.
— Это были рабочие отношения, могло быть какое-то недопонимание, но в фазу конфликта это не входило, — настаивает Малобродский.
— А с другими сотрудниками «Платформы» Воронова конфликтовала?
— Нет, мне неизвестно. Ну был конфликт гораздо позднее с Ниной Леонидовной, но там не только она была задействована.
— Кто-то из супругов или детей сотрудников «Платформы» принимал участие в нем?
— Мне об этом неизвестно.
— Вы с Синельниковым обменивались телефонами, после того как вас познакомила Масляева?
— Мы не обменивались телефонами, не вели с ним переписку. До 2013 года, когда я еще работал на «Платформе», и когда я работал в «Гоголь-центре», у меня дважды был контакт с Синельниковым, и контакт его тогда я получил в письменном виде.
— О чем шла переписка?
Адвокат возражает против этого вопроса: обвинение не затрагивает события, произошедшие в 2013 году. Судья говорит Малобродскому все-таки ответить.
«То есть вы адвоката не послушали», — сетует подсудимый. Судья настаивает: «Отвечайте!».
— О денежных средствах вы вели переписку? — спрашивает представитель гособвинения.
— Только в той части, что ему должны выплатить за проделанную работу. При этом я не помню ту сумму, и не принимал в ней участие — говорит обвиняемый.
Тогда прокурор просит огласить письма Элеоноры Филимоновой — помощницы Масляевой — к ее начальнице и Малобродскому. В суде читают переписку.
Звучат фразы «В пятницу получил, в субботу все будет у вас» и «Алексей Аркадьевич, когда закрываем договор?».
Малобродский комментирует: «Вероятнее всего, речь идет об аренде оборудования для концерта. Но возможно, повторю еще раз, что было у нас два контакта, и один из этих поводов был у нас про арендованное оборудование, которое предоставлял Синельников, и второй повод — это работы по созданию части декораций. Соответственно, вероятно, речь идет об этом».
— Правильно я вас понимаю, что АНО «Седьмая студия» с ИП Синельников никаких отношений не имело? — спрашивает теперь прокурор.
— Мне неизвестно об отношениях ИП Синельников с АНО «Седьмая студия». Я никаких договоров не заключал, не помню, чтобы он оказывал какие-то работы, — говорит Малобродский.
Следом вопросы начинает задавать судья.
— Когда вы уволились с предыдущего места работы до работы в «Седьмой студии»?
— По-моему, это было 7 марта 2011 года.
— На какие средства вы потом жили?
— Я получил какие-то деньги, двухмесячную компенсацию, которая позволяла жить какое-то время, кроме того, мы жили на доходы моей жены.
— Вам известно, кто заказывал печати в «Седьмой студии»?
— Нина Масляева.
— У нее были такие полномочия?
— Ну, вероятно, она получила их от гендиректора, он зарегистрировал организацию. Но я не берусь утверждать.
— Одинаковые печати или разные были?
— Одинаковые, ваша честь. Две одинаковые печати.
— Почему две?
— Потому что было огромное количеств договоров. Одна печать была всегда в сейфе, а вторая — у Нины Леонидовны.
— Почему так было заведено?
— Ну, для удобства работы, потому что она не всегда была в офисе.
— Она ее домой брала?
— Вероятно, да.
— Вы это знаете или нет?
— Точно не знаю.
Доступ к сейфу имели Масляева и Малобродский, продолжает отвечать подсудимый на вопросы судьи. Печати на договоры он проставлял иногда сам, а иногда это делала Масляева, даже если это были договоры с его подписью. Ключи от сейфа хранились в их общем кабинете.
— Вы говорили, что Масляева была принята на работу, несмотря на ваши претензии. Какие у вас были претезии, если она еще в тот момент не работала?
— Ну, в тот момент мы готовились, и мы несколько раз общались. А претензии я уже формулировал после начала работы, когда от нее требовалась интенсивная ежедневная работа и постоянное присутствие. В процессе подготовки проекта «Платформа» мы общались, я передавал ей информацию, ожидал от нее анализа, расчетов, прогнозов, взаимодействия с Минкультом, но не получалось. А обострилась ситуация с сентября месяца, когда получили офис на «Винзаводе», и когда работа пошла в ежедневном режиме.
Судья спрашивает, понимал ли Малобродский, на что будут расходоваться бюджетные деньги. Обвиняемый отвечает утвердительно — на реализацию мероприятий.
— Если вам было непонятно, на что можно потратить, к кому бы вы обращались?
— К гендиректору или бухгалтеру.
— У вас возникали такие вопросы?
— Нет, не возникало.
— за время работы — оставались когда-либо после подготовки мероприятия неизрасходованные денежные средства?
— Нет, не оставалось.
— Доходы от реализации проекта каким образом распределялись?
— Доходы от продажи билетов аккумулировались нашим партнером «Винзаводом», и в конце каждого периода, по-моему, это было ежемесячно, составлялся акт, где они отчитывались о количестве проданных билетов, о размере той выручки, которую должна была получить «Седьмая студия», и это соотносилось с выплатами, которые должна была сделать «Седьмая студия» в «Винзавод» по аренде помещения.
Следом судья спрашивает, сколько и в каких банках были счета у «Седьмой студии» — два в «Альфа-банке» — и каким было соотношение наличных расчетов к безналичным — примерно две трети к одной.
— Что за карта была у Масляевой, с которой она снимала денежные средства?
— У нее была карточка «Альфа-банка» корпоративная, с помощью которой она снимала денежные средства.
— К какому счету была привязана карта?
— К основому расчетному счету организации.
— С вами когда-либо обуждались вопросы обналичивания денежных средств?
— Нет, ваша честь. Со мной никогда не обсуждались вопросы обналичивания или какого-то вознаграждения.
— С Синельниковым эти вопросы не обсуждалась?
— Нет, ваша честь.
— Как часто Масляева доставляла деньги в кассу? — продолжает допрос судья.
— Достаточно часто, порядка двух раз в неделю. — отвечает обвиняемый.
— Откуда были эти деньги?
— Как я полагаю, она их доставляла из банка, где снимала по чековой книжке или по пластиковой карте.
— Кто-либо иной, кроме Масляевой, доставлял наличные?
— В период моей работы я с таким не сталкивался.
— Как вы увольнялись, у вас был приказ об увольнении?
— Не помню.
— Ваш доход после увольнения из «Седьмой студии» и во время работы в «Гоголь-центре»?
— Сразу после увольнения он был ниже, порядка 60 тысяч рублей в первые месяцы, впоследствии он стал больше, через два-три месяца. Там выплачивались какие-то премиальные, в среднем получалось несколько более 100 тысяч рублей, до 150.
— Где вы получали эту сумму?
— В «Гоголь-центре» мне эту сумму перечисляли на карточку зарплатную.
— Откуда?
— Со счета театра.
— Со счета театра?
— Со счета театра в банке.
— Со счета театра в банке?
— Ну да, там была такая стандартная программа в больших коллективах, где бухгалтерия собирала данные с сотрудников, обращалась в банк, который эмитировал на всех сотрудников банковские карты, бухгалтерия передавала сведения о начисленных денежных средствах и банк их перечилсял.
— Финансовый отчет один видели, один раз?
— Да, за 2011 год.
— Соответствовали там расходы затраченному?
— Я не могу твердо ответить, потому что моей задачей не было контролировать этот отчет, и это не было в моей компетенции, меня больше содержательная сторона занимала, то есть мероприятия, которые описывал творческий отчет.
— Реклама какая-то была мероприятий?
— Да, реклама была. Во-первых, бумажная: афиши, листовки, флаеры, реклама была также активно в социальных сетях, и по-моему была реклама на радио.
— Какие средства на нее затрачивались?
— Я не помню.
— Затрачивались какие-то средства?
— Да, затрачивались.
— Из каких средства?
— Ваша честь, в моем понимании это были средства предприятия. Источники этих средств были разные: сначала — госконтракты, потом — субсидии, заемные средства и так далее. Из каких средств покрывались затраты на рекламу, я сказать не могу.
Подсудимый замечает, что уже семь часов вечера. Продолжение его допроса откладывается до 10 утра 26 ноября.
Оформите регулярное пожертвование Медиазоне!
Мы работаем благодаря вашей поддержке