Вчера на заседании рассматривали процессуальные вопросы, которые обсуждают без участия присяжных. Судья частично удовлетворил ходатайство защиты, заявленное еще 4 октября: он постановил вызвать в суд следователя, понятых и эксперта, которые участвовали в составлении протоколов осмотра места происшествия и гильз. Просьбу об исключении этих документов из доказательств обвинения судья рассмотрит позже.
Затем адвокат Заура Дадаева Марк Каверзин попросил содействовать в истребовании из ГИБДД информации о том, зафиксирован ли разворот Mercedes через двойную сплошную полосу в сторону Варварки — он разворачивался на мосту за пару минут до убийства и попал на запись видеорегистратора. Адвокат предположил, что люди в автомобиле могли видеть ZAZ Chance. Гособвинение просило отклонить ходатайство как преждевременное, но готово вызвать этих свидетелей, если адвокат назовет номер Mercedes.
Судья согласился с просьбой защиты и частично ее удовлетворил, отказавшись вызвать в суд водителя Mercedes, поскольку пока даже сам автомобиль не установлен.
Следующее ходатайство Каверзина — направить запрос в ГУП «Гормост», камеры которого установлены на Большом Москворецком мосту. Обвинитель Семененко отметила, что записи «Гормоста» есть в деле. В связи с этим судья отклонил ходатайство.
После этого адвокат попросил истребовать дополнительные доказательства по делу — данные по снегоуборочной машине, которая ехала по мосту во время убийства Бориса Немцова. Прокурор Мария Семененко просила отклонить это ходатайство. Судья ее поддержал.
Последнее ходатайство защиты касалось исключения из доказательств обвинения протоколов изъятия патронов при обыске в Малгобеке, где, по версии следствия, жил Заур Дадаев. Сам он это отрицал. Его адвокат Марк Каверзин настаивал, что следственные действия провели с нарушениями УПК. «Эти протоколы умышленно составлялись таким образом, чтобы связать Дадаева с убийством», — настаивал адвокат Шамсудин Цакаев.
Прокурор вновь просила отказать в ходатайстве, отметив, что в протоколах есть фотографии, а изъяли патроны при понятых. После этого адвокат Каверзин попросил допросить всех, кто присутствовал при обыске, обнаружении патронов и их упаковке. Гособвинитель просил отказать и в этом.
Решения по последним двум ходатайствам судья отложил на следующее заседание.
Все адвокаты на месте. Последним приходит защитник Хамзата Бахаева Заурбек Садаханов: «Здравствуйте, граждане». Подсудимые переговариваются то между собой, то с адвокатами. Между собой они говорят, в основном, на чеченском.
Заседание пока не началось, в зале нет ни прокуроров, ни судьи.
Подсудимые по очереди читают «Новую газету», Эскерханов несколько секунд просматривал одну из полос номера и передал газету Шадиду Губашеву.
В зал зашел судья Юрий Житников. Прокурор Мария Семененко предлагает продолжить допрос свидетеля Михаила Береснева в присутствии присяжных. Он ехал мимо храма Василия Блаженного вечером 27 февраля, когда мимо него проходил Немцов.
Прокурор также говорит, что возражает против исключения из числа доказательств протокола выемки регистртора из автомобиля Береснева и протокола осмотра, об этом вчера ходатайствовала защита, ссылаясь на нарушения УПК при следственных действиях. Семененко настаивает, что документы и следственные действия были оформлены корректно. Она возражает по ходатайству, которое касалось исключения видеозаписей с регистратора.
Судья дает защитникам 24-й том дела, чтобы они ознакомились с протоколом выемки.
Адвокат Марк Каверзин обращается к судье и роняет том дела, который передали защитникам для изучения. Адвокат Дадаева указывает, что в одном документе указан цвет пакета, в который упаковали регистратор (красный), а в другом не указан. Также он обращает внимание на то, что регистратор и пакет, в который его упаковали, не были сфотографированы следователем.
«Сами по себе эти протоколы – протоколы выемки, протоколы осмотра предметов… Протокол выемки – это процеессуальный документ, который свидетельствует о сборе доказательств, и его исследование в присутствии присяжных не предусмотрено. Суд отказывает в ходатайстве об исключении из числа доказательств этого протокола, поскольку оснований на это не имеется, – говорит судья Житников. – Довод ходатайства, что на записи нельзя установить личности, которые сняты, не основание признать доказательство недопустимым. Опять же повторяю, что с присяжными этот протокол исследованию не подлежит».
Протокол осмотра также не будет исключен. Судья вновь отмечает, что этот протокол не исследуется при присяжных. «Что касается пакета, какого он цвета и отсутствия этих фотографий — в соответствии с законом, статья 170 УПК, там указано, что если следственное действие проводится с видео- или фотофиксацией, понятые не нужны. Здесь есть подписи понятых».
Житников добавляет, что аргументы о возможном монтаже на регистраторе необоснованы, поскольку регистратор с записью изъяли у его владельца, которому суд доверяет.
Суд отклоняет ходатайства защиты по видеозаписям.
Прокурор Семененко снова повторяет просьбу продолжить допрос Береснева. Судья согласен. В зал заходит Михаил Береснев в черных джинсах и сиреневой кофте с ромбами.
Адвокат Марк Каверзин, пока не зашли присяжные, просит дать возможность защите обратить внимание присяжных на определенные моменты на видеозаписи. Судья отмечает, что сейчас предоставляет доказательства сторона обвинения и она должна определять порядок их предоставления. Семененко не соглашается на просьбу адвоката: «Пока мы представляем доказательства», – и добавляет, что с разрешения судьи защитники могут комментировать видео.
В зал зашли присяжные. На этот раз видео с регистратора Береснева будут демонстрировать не на экране ноутбука прокурора, а через проектор.
Житников дежурно спрашивает присяжных, пытался ли кто-то из участников процесса оказывать на них давление, заговорить с ними о деле, видели ли они нарушения со стороны самих присяжных. Присяжные молчат.
Второй прокурор Алексей Львович вскрывает конверт, достает пакет, а из него карту microSD, на которой хранятся записи с регистратора. Все свои действия он комментирует вслух.
«При открытии указанной карты памяти с помощью ноутбука мы видим папки. Наглядно их видим», — говорит прокурор. Он открывает одну из папок: «Здесь находятся видеофайлы. И соответственно сейчас мы будем их смотреть». В передней части зала выключили свет, чтобы видео было лучше видно.
Первое видео датировано 28.02.2015 года 00:02. «Время указано летнее, я не переводил. То есть фактически это получается 27 февраля 23 часа», — уточняет Береснев по просьбе прокуроров.
Прокурор переключает видеозаписи: 23:09, 23:14 — Волгоградский проспект, 23:19 — Таганская, 23:21 – подъезжает к Котельнической набережной, 23:26 – проезжает метро «Китай-город». Береснев уточняет, что ехал от метро «Волжская» в центр города.
«Я хотел на Ильинке проехать, поэтому до Лубянки поехал», — уточяет Береснев.
На следующей записи Береснев в 23:26 подъезжает к Старой площади, он заворачивает на улицу Ильинку. «Там раньше, помните, министерство финансов было», — добавляет свидетель. Прокурор останавливает запись и просит уточнить, что находится впереди. «Прямо мы видим Красную площадь», — отвечает Береснев. Включают видео.
— Здесь детский ГУМ, здесь взрослый ГУМ, — говорит свидетель.
— Давайте на взрослом ГУМе остановим, — говорит прокурор Семененко. Запись вновь прерывают.
Прокурор подходит к экрану. Она уточняет у свидетеля расположение Ветошного переулка и Никольской улицы.
Прокурор просит включить видеозапись и указывает на входы ГУМа на Ильинке. Видео вновь ставят на паузу. В 23:27 Береснев проезжал вход ГУМа, ближний к Красной площади. Он описывает также, что было на Красной площади: «Здесь масленичная площадка была».
— Был ли там каток? — интересуется прокурор.
— Каток все время зимой. Но он дальше.
— Дальше куда?
— Ну, ближе к Казанскому собору.
Дальше Береснев заворачивает с Ильинки налево. На кадре Спасская башня в строительных лесах и Храм Василия Блаженного. Когда он проезжает храм (23:28), по тротуару идет пара, девушка одета в белое пальто. Свидетель отмечает, что обратил внимание на белый цвет пальто. Девушка шла под руку с мужчиной.
Когда Береснев проехал мимо пары и храма Василия Блаженного, справа он увидел машину, которая «неадекватно вела себя», выезжая из-под Большого Москворецкого моста. «Ее крутило», — уточнил свидетель. На самом мосту машина развернулась через две сплошные (23:28:22).
Марку машины, которая развернулась через двойную сплошную, он не может вспомнить. «Я за дорогой должен следить. На женщин я еще могу обратить внимание, простите», — говорит Береснев.
«Я проехал мост и повернул направо, в сторону Малого Каменного моста», — добавляет свидетель. По просьбе прокурора он уточняет, что завернул на Болотную улицу.
Прокурор включает следующую запись, которая начинается в 23:29.
«Уважаемые присяжные, через три минуты будут уходить убийцы», — добавляет прокурор. Марк Каверзин вмешивается: «Зачем вы комментируете что-то из будущего».
Семененко настаивает, что поясняет присяжным, что происходит на записи, а также отмечает, что эти данные изложены в обвинительном заключении.
«Не надо говорить что-то из будущего», — просит судья Житников. Прокурор упирает на то, что она указывает только те сведения, которые есть в обвинительном заключении.
Прокурор снова демонстрирует видео. В 23:30 Береснев едет по Болотной улице, переходящей в Болотную площадь. В 23:30:46 он въезжает на Большой Каменный мост.
— Дальше по этому Большому Каменному мосту, с правой стороны Кремль. Дальше выезжаю на Моховую улицу, — комментирует видео свидетель. — Вот Дом Пашкова.
— И вот это какая улица?
— Это Охотный ряд… Или Моховая. Моховая, — говорит Береснев.
Прокурор Семененко просит указать, какая улица перпендикулярна Моховой и ведет к Новому Арбату. «Это Воздвиженка», — отвечает свидетель. Прокурор заключает, что поездка от Большого Москворецкого моста до Воздвиженки заняла три минуты.
Слово берет защитник Дадаева Шамсудин Цакаев:
— Скажите, пожалуйста, ваш видеорегистратор зафиксировал какое-то преступление?
— Вы же сами все видели.
— Я вас спрашиваю.
— Нет, — отвечает все же свидетель.
Адвокат Бахаева Заурбек Садаханов интересуется, знал ли Береснев, что за пара шла мимо храма Василия Блаженного, когда он проезжал мимо них. Свидетель отвечает отрицательно.
Анна Бюрчиева, защищающая Темирлана Эскерханова, спрашивает, просматривал ли ранее свидетель эту запись. «Да, видел мельком», — отвечает Береснев. В прошлый раз в суде он говорил, что видел отрывки записи, но не смотрел ее полностью до изъятия следователями.
— Кроме подозрительной марки Mercedes были какие-то подозрительные марки? — спрашивает адвокат Магомед Хадисов, который защищает Шадида Губашева.
— Ну, может, машина, которая остановилась у Красной площади.
— Марка?
— Седан вроде, я не помню точно.
Каверзин уточняет, какие «речевые сигналы ваш регистратор выдает». «Нам здесь включили видео без звука», — добавляет адвокат.
Свидетель его не понимает.
— Выдает ли ваш видеорегистратор какие-то речевые или звуковые сиганлы о наличии видеокамер, которые могут регистрировать ваши нарушения?, — перефразирует свой вопрос адвокат.
— Ну, это не регистратор, а антирадар выдает.
— А в тот день он выдавал такие сигналы?
— По-моему, на красный свет выдавал, а на мосту, по-моему, нет. Понимаете, он может пищать, когда телефоны или рации срабатывают.
Каверзин просит включить запись со звуком на времени 23:28–23:29. Прокурор предлагает посмотреть все исследованные записи со звуком. «Мы хотели обойтись без ламбад», — говорит Семененко. Она также считает просьбу адвоката касающейся допустимости доказательства, а такие вопросы рассматривают без присяжных. Судья с ней не соглашается и не расценивает так просьбу защиты.
Прокурор Алексей Львович включет запись на времени 23:26:35 — Береснев едет по Ильинке. На записи играет какая-то песня из 80–90-х
Слышно пикание и женский автоматический голос: «Радар. Радар», когда Береснев проезжает храм Василия Блаженного. Пикание ускоряется на Большом Москворецком мосту.
– Я хочу понять, что это за речевой радар, который предупредил, что там какая-то стрелка находится?
— Ну какая-то там стрелка. Это видеорегистратор предупредил, там GPS установлен.
— О чем предупредил ваш радар? Что там есть камера, фиксирующая нарушения?
— Ну, стрелка, видимо.
На этом допрос заканчивается.
— Михаил Петрович, спасибо, что пришли, — говорит судья. Береснев покидает зал.
Житников благодарит присяжных и просит их покинуть зал, поскольку на сегодня завершено исследование доказательств. «Следующее ваше присутствие понадобится во вторник следующий где-то в 13:00», — добавляет судья.
Адвокат Марк Каверзин уточняет, что защита хочет знать, кто проводил следственные действия с их подзащитными и присутствовали при них защитники обвиняемых по соглашению или нет. «Надо выяснить, оказывали или не оказывали давление на обвиняемых, и установить законность этих доказательств», — добавляет Каверзин.
Адвокат Магомед Хадисов говорит, что его подзащитный Шадид Губашев и его брат Анзор Губашев просят узнать, какие с ними следственные действия проводились, поскольку некоторые из них они считают незаконными. Судья интересуется у Анзора Губашева, были ли в отношении него незаконные следственные действия.
«Меня заставляли, чтобы я заставлял Губашева Шадида в присутствии полковника ФСБ и следователя Краснова подтвердить вещи, которые я не знаю и не знает Заур», — говорит Анзор.
По его словам, полковник ФСБ и следователь Краснов «угрожали ему расправой». «Вы и так, и так сядете», — цитирует Анзор следователя и сотрудника ФСБ. У Губашева голос дрожащий. По его словам, следователь Краснов много раз угрожал «посадить» его гражданскую жену.
«В деле не имеется это все давление, которое к нам применялось. Все, что Губашев Шадид давал (показания — МЗ), это я его заставлял в присутствии полковника ФСБ и Краснова, что он меня, Дадаева видел. Это имеет значение очень большое», — говорит Губашев, отмечая, что ранее ему говорили, что эти сведения «не имеют значения».
— Ваша честь, — обращается к судье прокурор.
— Подождите.
Судья Житников спрашивает, применялись ли какие-то другие незаконные действия к подсудимым, кроме угроз.
«Нас похитили 5 и 6 марта (Губашев говорит о себе с братом и Зауре Дадаеве — МЗ) и пытали», — говорит Анзор Губашев.
Судья делает замечание защитникам за переговоры: «Я подробно всех выслушаю».
«Когда меня похитили с 6-го по 7-е ко мне применялись физические действия. Полностью догола раздели и пытали меня, током били. Числа седьмого, когда меня начали одевать, мне в ухо засунули… издевались, я связан был, током пытали. Извините, я выскажусь этим словом: говорили: "Сука, мы тебя завалили бы". Очень сильно издевались на самом деле, ваша честь, пока восьмого марта в СИЗО не попал. У меня глаза связаны были, я на полу лежал, ничего не видел, меня пытали током», — продолжает рассказ Анзор Губашев.
Он говорит о протоколе допроса от 25 марта 2015 года.
«Эти пытки зафиксированы. Если вызовут, я эту справку предоставлю», — рассказывает Губашев. Как он утверждает, с 8 по 18 марта его в СИЗО посещали следователь Краснов и полковник ФСБ, требуя дать показания против Заура Дадаева.
Потом они ему якобы сказали: «Наверное, ты слышал по радио, что мы Беслана Шаванова убили. Мы и тебя убьем, сначала срок дадим». Губашев в ответ говорил: «Клянусь Аллахом, не было ничего такого, что вы сейчас рассказывали». «Нас это не интересует», — цитирует Губашев полковника ФСБ. По словам подсудимого, на этих встречах не было его адвоката.
«Раз такие большие люди по беззаконию нас задержали, пытали... "Если они говорят убили одного, значит, и вас бьют", – говорили сокамерники. Говорили: "Мы больше не вернемся, мы вас убьем, у вас шанс был". Потом Краснов пришел в середине апреля, продленка у нас должна была быть. Он заставил меня написать заявление, которое я не видел и не знал. Заявление дал написать и забрал, чтобы я отказался от адвоката, которого мне родственники наняли. Хотя я не знал, что он есть. Я его в суде увидел», — рассказывает Губашев.
Когда Губашев узнал, что следственную группу возглавил следователь Николай Тутевич, он пытался просить вызвать следователя Краснова и полковника ФСБ и стал рассказывать о пытках.
— Значит, вы сказали, что с 8 по 18 марта к вам приходил следователь и полковник ФСБ, который вам не знаком. Это март какого года? — уточняет судья.
— 2015 года. Краснов Владом его звал. Помимо Краснова и вот этого полковника было еще несколько человек.
На вопрос судьи Губашев поясняет, что они посещали его в СИЗО.
Также он говорит, что к нему приходил адвокат Остапчук. «Когда он увидел мое состояние, он сказал, что "я совесть потерял, но у меня сердце есть"». По словам Губашева, Остапчук посоветовал ему найти хорошего адвоката.
Судья спрашивает у Шадида Губашева, применяли ли к нему незаконное воздействие. Подсудимый отвечает утвердительно. Он рассказывает, что 6 марта его с братом, когда они ехали на машине, похитили неизвестные люди.
— Я вас спрашиваю про незаконные методы ведения следствия, а не про задержание.
— А, про следствие. А про это когда говорить?
— Вы расскажите про незаконные методы ведения следствия. Кто, где, когда применял?
— В СИЗО «Лефортово» 8 марта. Незаконные действия. Насколько я знаю, поскольку я не судим, нас не имеют права сажать с судимыми людьми. Я сидел с человеком, который был дважды судим за убийство. Я 16, по-моему, марта давал показания. Я давал показания, писал все ручкой. Я рассказал, думал изначально, разберутся, но сказали, что если мой брат не признает убийство, то меня по-любому арестуют.
— В каком томе эти показания? Защитник, знаете?
— Я сейчас не знаю. — говорит Магомед Хадисов. Он рассказывает, что Шадида Губашева несколько раз посещали в СИЗО сотрудники ФСБ и приводили его брата Анзора Губашева. Адвокат просит Шадида рассказать об этом.
— Незаконные действия, которые происходили в Следственном комитете. 16-го числа я дал показания, все рассказал, когда вопросы задавали, где был, что делал. Я там сказал, что этого человека встречал, потому что меня Заур Дадаев просил. Я этого человека впервые видел.
— То есть вы кого-то оговорили? — спрашивает судья.
— Естественно. Дадаева, брата своего, — перечисляет Шадид Губашев. — 9-го числа пришел Краснов и эфесбешник какой-то, он угрожал. Говорил даже: «Твою судьбу решил сам Путин. Тебя на север отправим. Уже решено все». Они говорили, что надо делать «так, как мы говорим: что тебе рассказали Губашев Анзор и Дадаев, что они совершили преступление». Я сказал, что не буду оговаривать никого. Ко мне заводят брата моего в девятый бокс в «Лефортово». Это где ведется допрос. Заводят брата моего и просят, чтобы он объяснил, как что нужно делать. Он говорит, вот такие показания дай, что мы с Зауром совершили преступления, что Беслан Шаванов, Дадаев стрелял, брат мой водил машину.
Шадид Губашев добавляет, что Анзор плохо водит машину, «особенно в Москве, где надо дорогу знать».
— И начали диктовать мне. Я просил его: «Не проси меня так делать». Он (Анзор — МЗ) говорил, что ему пообещали, что меня отпустят, — продолжает рассказывать Шадид Губашев.
Шадид поясняет, что в этих показаниях «оговорил людей».
«У меня на теле изуродованы части тела. Вы говорите: "Не говорите". В следственном изоляторе фиксируют, все шрамы фиксируют, спрашивают, что есть. Я в дальнейшем покажу изуродованные части. Меня пытали, в яму посадили, расскажу, как я слышал, как брата пытали, как моего родного человека пытали, как просили признаться в убийстве Бориса Немцова. Это бесчеловечно. Это происходило все на самом деле. Как эфесбшники нас вывозили. Когда генерал ФСБ угрожает самим президентом, это любой даст показания. Мне продиктовали, что надо говорить. Если бы я сделал что-то и мне диктовали, что я совершил», — говорит Губашев.
Судья уточняет, были ли правдивым показания от 9 марта. Шадид Губашев отвечает утвердительно. В показаниях от 12 марта, по его словам, он оговорил брата. Шадид отмечает, что на записях с видеокамер в СИЗО можно увидеть, как к нему в бокс приводили брата.
— Какие-то другие незаконные действия к вам применялись?
— Вот рука изуродована.
— Вы в СИЗО уже поступили так?
— Там не зафиксировали.
— Когда вы получили повреждения? При задержании?
— Нет, при похищении.
Теперь судья спрашивает о незаконных действиях в отношении Заура Дадаева. Тот рассказывает, что хотел сообщить о незаконном задержании и пытках еще 8 марта в Басманном суде. «Краснов понял, что я хотел это сказать, суд просто удалился», — говорит Дадаев. Он добавляет, что затем говорил Краснову о намерении рассказать о пытках журналистам.
8 марта его также посещал полковник ФСБ, утверждает Дадаев.
«Со мной был задержан Юсупов Рустам. Это есть в уголовном деле, я с самого начала это заявлял. 5-го числа меня задержали, до вечера 6-го меня пытали. Рустама шантажировали. У него жена, дочь больная», — говорит Дадаев.
По его словам, неизвестные грозили «в лучшем случае убить его с Рустамом и выкинуть». В машине у подсудимого взяли кровь из пальца. «Я говорю, зачем вы это делаете», — вспоминает Дадаев.
— Пытали вас, что это значит? Применяли физическую силу?
— Не просто пытали. Если говорить по-колхозному, меня просто опускали. Четыре раза я вырубался. Ток пускали, крутили током. Играли в плохого и хорошего. Хороший: «Ну, ты же понимаешь…», второй крутит током.
Дадаев заверяет, что с 6 на 7 марта люди в масках объясняли, какие показания он должен дать: где застрелил Немцова, что уехал на машине ZAZ, а потом улетел в Чечню.
Подсудимый говорит, что плохо знает Москву, знает только, где находится Красная площадь.
— С 6 на 7 вы дали показания, в которых оговорили всех? Оговорили вы Губашева Анзора и Шаванова Беслана?
Дадаев отвечает утвердительно. «Они принесли бутылку, сказали, что на бутылку тебя посадим, если скажешь что-то не так», — добавляет Дадаев.
«В Москву когда прилетели, мы за две сутки ничего не ели, только пили. На видео увидите, какой я», — замечает Дадаев. Он отмечает, что в Следственном комитете отказались вызвать ему адвоката, которого наймут родственники.
«В следственный изолятор приходил Краснов, говорил, что пожизненное мне даст. С эфесбешником приходил. И до сентября ко мне приходили неизвестные какие-то люди, без защитника», — вспоминает Дадаев. Как он утверждает, неизвестные обещали подбросить патроны его брату или матери.
«Две сутки я просидел в наручниках, кандалах. С 5 по 6 раздетый, с 6 по 7 одетый. Как собака. Были раны на ногах, руках, ухо, нос. Все, что они хотели, то отметили», — говорит Дадаев, вероятно, о фиксации его повреждений в СИЗО.
«По тем показаниям, которые дают подсудимые, имеются постановления, как проводилась доследственная проверка, отказы в возбуждении уголовного дела по заявлениям Губашевых и Дадаева, — говорит прокурор Семененко. — Говорится, что никаких угроз не было. Такая экспертиза была проведена».
Гособвинитель также указывает на объяснения Шадида Губашева о том, что на него оказывали воздействие, физическое насилие, поступали угрозы. По словам Семененко, в показаниях Губашева говорилось, что адвокат Хадисов ранее советовал не говорить об этом. Магомед Хадисов предлагает спросить у его подзащитного, как проводились следственные действия, при которых он якобы дал такой совет Губашеву.
К судье обращается адвокат Шамсудин Цакаев: «Пока правоохранительные органы не дошли до того, чтобы фиксировать свои нарушения, угрозы на видео». По мнению адвоката, для обвинения не представляет сложности предъявить запрошенный документ.
Шадид Губашев просит разрешение выступить с заявлением. По его словам, сотрудники ФСБ его заставили отказаться от своего адвоката Мумаева и не комментировать дело журналистам в обмен на освобождение из СИЗО. «Что касается адвоката Хадисова, когда я понял, что меня не собираются отпускать, на апелляции я сказал, что мне нужен адвокат», — говорит Шадид. После этого ему вновь стали поступать угрозы.
Затем он уточняет, что отказался в итоге от услуг Мумаева и Хадисова.
— Так почему он сейчас ваши интересы представляет? — спрашивает судья.
— Ну я его попросил. Я же не вижусь с родственниками.
Первым в зал приглашают мужчину в голубой рубашке и темно-синих брюках. Это старший следователь Федоров Михаил Сергеевич. Он сотрудник СК, отдела по Басманному району.
Житников задает следователю дежурные вопросы:
— Вы подсудимых знаете?
— Нет, в первый раз вижу.
— Потерпевших по делу знаете?
— Немцова, которого убили?
— Нет, потерпевших.
— Нет, не знаю.
— Членов семьи, — уточняет судья.
— Не знаю.
Первым допрос начинает адвокат Каверзин.
— Вы в настоящий момент достаточно хорошо помните момент осмотра вами места происшествия, когда вы выезжали на место происшествия? Детально помните?
— Помню, что поступило указание от дежурного ОВД проследовать на Москворецкий мост, потому что там произошло убийство Немцова. Проследовали туда. Были криминалисты, приглашены понятые. Стали проводить осмотр. То есть это непосредственно тело убитого и все, что близ него находилось. Все, что нашли, изъяли, потом я следователю передал с района Тверского.
— Помните все, что изымали с места происшествия, как изымали, как упаковывали, в какие пакеты, вы ли составляли протоколы? — интересуется Каверзин. Он также спрашивает, обращал ли он внимание понятых на какие-то действия. Федоров просит протокол осмотра, чтобы ответить «по конкретике».
— Помню гильзы, патроны, все изымалось, Понятые присутствовали на каждом этапе упаковки и изъятия. Вот все, что я помню.
— Вы говорили о бумажном пакете, а что вы туда упаковывали?
— Личные вещи это одна упаковка, найденные гильзы — это другая упаковка, найденные патроны — это другая упаковка, насколько я помню.
— Гильзы были найдены в разных местах?
— В разных местах.
Каверзин спрашивает, клали ли гильзы на белый листок, чтобы сделать их снимки. Федоров подтверждает, что эксперты для удобства действительно фотографировали гильзы на листах. «Как я думаю, именно для этого проводилось», — добавляет он.
— Описали ли вы индивидуальные признаки тех предметов, которые вы изымали?
— Что вы подразумевете под индивидуальными признаками?
— Ну, например, марка часов. Гильза имеет номерные значения. Это же индивидуальный признак?
— Угу. Но я не могу сейчас ответить, мне надо протокол посмотреть.
— Вы записывали индивидуальные признаки или не записывали?
— Сейчас не помню.
Каверзин спрашивает следователя, обязывает ли УПК записывать индивидуальные признаки изъятых предметов. Следователь отвечает утвердительно. После нескольких похожих вопросов Каверзина Федоров говорит, что, возможно, не внес в протокол все индивидуальные признаки гильз.
Адвокат Цакаев просит следователя вспомнить, видел ли он маркировку гильз.
— Да, но я не помню, какая была.
— Вы демонстрировали их понятым?
— Да, конечно.
— Каким образом?
— Во время изъятия все демонстрировалось.
— Но при этом в протокол вы это не занесли?
— Получается, так. Посчитал нецелесообразным, потому что на упаковке была указана маркировка, — отвечает следователь неуверенно.
Следователь Федоров рассказывает, что данные о демонстрации маркировки гильз не были указаны в протоколе. Снова говорит, что посчитал это нецелесообразным.
Вопросы вновь задает адвокат Каверзин.
— Был ли сфотографирован пакет, в который упаковали гильзы?
— Упаковку обычно не фотографируем.
— Скажите, пожалуйста, вам потом... А, скажите, пожалуйста, вы кому пакет с гильзами передали?
— Передал следователю.
— Как его фамилия?
— Рабуев.
— А имя, отчество помните?
— Бекхан.
Следователь Федоров уточняет, что это сотрудник отдела СК по Тверскому району. На вопросы адвоката о том, как была оформлена передача пакета Рабуеву, следователь отвечает, что не составлял каких-либо документов при передаче.
— Вы просто передали без составления описи?
— Никакие документы не составляли.
— Просто передали и все?
— Да.
Сторона защиты интересуется, почему Федоров передал изъятые предметы этому следователю.
— Вам порядок, может, пояснить? Я в тот день дежурил по ЦАО. Мой район — не мой район. Сам я с Басманного района. Все, что изымается, передается тому следователю, в чьем районе [произошло преступление], — отвечает следователь.
Федорова допрашивает Муса Хадисов.
— Протокол вы составляли?
— Конечно.
— Помните, как были расположены гильзы?
— Были на... Мост, да, какие-то гильзы были на лестнице, какие-то на самом мосту.
Следователь затруднился ответить на вопрос, на каком расстоянии друг от друга они находились.
Заурбек Садаханов, защитник Хамзата Бахаева, задает вопросы.
— Ваша честь, я попробую. Скажите, пожалуйста, осмотр места происшествия и осмотр трупа — это одно и то же?
— По УПК не одно и то же?
— А можно в одном протоколе указывать данные осмотра места происшествия и трупа?
— Думаю, можно.
— Вы так считаете?
Следователь оставляет этот вопрос без ответа.
— Я отдаю себе отчет, прошло время, может, вы детали не помните. Можете вспомнить дату, время начала и окончания [осмотра]?
— 28-е это было. А время, время… До трех часов.
— По возможности, фамилии, имя и отчество понятых и тех специалистов, которые помимо вас участвовали?
— Криминалист?
— Да.
— Низаметдинова. Был еще судебный медик… Фамилию не помню.
— Медика, его как специалиста отображают?
— Судебно-медицинский эксперт, — поясняет следователь.
Цакаев снова допрашивает Федорова. Он интересуется, сам ли следователь упаковывал вещдоки. Федоров поясняет, что этим занимался эксперт.
Теперь адвокат Муса Хадисов.
— Скажите, расстояние между гильзами, или от бордюра, или от трупа вы замеряли?
— Нет, я просто места указал.
— По какой причине? У вас линейки не было?
— Все было. Суматоха большая была.
— Это самый важный момент, расстояние, от дороги, от бордюра. Почему не сделали?
— Не знаю, не могу пояснить, — отвечает следователь.
У подсудимых вопросов к следователю Федорову нет. У прокуроров и представителей потерпевших тоже.
Каверзин спрашивает Федорова, почему указано расстояние от трупа только до одной гильзы.
— Просто это самая ближайшая гильза.
— А остальные вы не указали?
— Ну, они были дальше.
— Как понять, на каком расстоянии они от трупа?
— По фототаблице?
— Там тоже не указано расстояние.
— Ну, запись такую сделал, потому что большая суматоха была. Глаз замылился. Поэтому указал как указал. В любом случае понятые видели, как все изымалось.
— Я понимаю, но как определить, в этом ли пакете вы отдали следователю, в таком ли количестве. Вы никак это не оформляете, пояснительной записки нет.
— Пояснительная записка всегда на упаковке есть.
— Я понимаю, я не про упаковку.
Каверзин интересуется, почему другие детали осмотра не были занесены в протокол.
— Из вашего протокола можно определить, расписывались ли понятые, на чем они расписывались, на каких конвертах, бумагах? Именно касаемо гильз.
— В протоколе соответствующих отметок не указано. На самом пакете они есть.
— Можно ли определить, что понятые расписывались, по протоколу?
— Проблематично.
— Вы видели, чтобы специалист четко фотографировал местность, где находится труп. Вы говорите, что потом все показали понятым на камере.
— Да.
— Вы смотрели эти фото?
— Да.
— Вы видели на этих фото понятых, которые участвовали в следственных действиях?
— Нет.
— А как можно проводить следственные действия без понятых?
— Они были на месте.
— А где они были?
— Ну, наверное, рядом со мной.
Адвокат Артем Сарбашев, защищающий Анзора Губашева, спрашивает следователя, вносил ли он исправления в протокол. Федоров отвечает отрицательно. Адвокат предлагает ему вновь изучить протокол. Адвокаты Сарбашев, Каверзин и Муса Хадисов вместе с Федоровым у стола судьи смотрят документ. Адвокаты что-то говорят. Федоров отвечает: «Я считаю, что это не исправление. Просто в спешке писал».
Теперь к столу судьи подходят прокуроры. Они тоже изучают документ.
Семененко спрашивает следователя: «Уточните, пожалуйста, насчет этих исправлений, о которых говорит защита. Является ли это исправлением». Следователь вновь отрицает, что это исправление, и ссылается на спешку.
— Свидетель, скажите, вы приехали на место происшествия, понятых вы где нашли? — задает вопросы судья Житников.
— Я попросил сотрудника полиции.
— То есть полиция там уже была?
— Да.
— И сотрудник полиции привел понятых?
— Да, двух молодых людей.
У адвоката Цакаева появился вопрос.
— Как нормативным актом вы руководствовались при передаче материала другому следователю?
— (после долгой паузы) Внутренним распоряжением.
— Каким?
— Ну, по территориальной подследственности.
— Если знаете, назовите.
— Я не могу так назвать. По памяти не помню.
Муса Хадисов уточняет, с кем согласовали передачу документа.
«Там все руководство города было», — отвечает следователь. После похожих вопросов адвоката он добавляет: «Практика у нас такая».
Допрос возобновляется. Адвокат Муса Хадисов еще раз интересуется, почему на фототаблице нет снимка гильз, на котором была бы видна маркировка. Следователь невнятно отвечает, что эксперт делал четкие снимки.
— Вы когда узнали, что потерпевший является Немцовым?
— Еще перед выездом, дежурный сообщил.
— Если такой человек, почему не выполнили важные действия?
Судья прерывает адвоката: «Ну что, он теперь вытащит из кармана новый протокол и скажет, что все замерено?».
— Вы же руководитель, вы должны видеть, как понятые наблюдают, как все делают.
— Так все и происходило.
— Так и происходило?
— Да.
— Из протокола видно, как все происходило.
Каверзин просит следователя подойти к столу судьи и, показывая фототаблицу, спрашивает, сделали ли снимок гильзы на листке бумаги в его присутствии. Следователь снова уточняет, что листок положили на месте происшествия. Также он заверяет, что понятые присуствовали при этом.
— Если тогда шел снег, то почему такой чистый лист бумаги? – спрашивает адвокат Хадисов.
Ответа следователя не слышно.
Каверзин по нескольким другим фотографиям гильз спрашивает следователя, были ли снимки сделаны в присутствии следователя и понятых. Во всех случаях Федоров отвечает утвердительно.
По некоторым снимкам адвокат спрашивает, просил ли следователь понятых обратить внимание на индивидуальные признаки гильз. На эти вопросы Федоров отвечает неуверенно, допуская, что мог и не сказать, но изначально просил обращать внимание на детали.
Адвокат Заурбек Садаханов спрашивает, почему в некоторых случаях на фотографиях гильз видно асфальт, а на других только белый фон, листок бумаги. Он снова подходит со свидетелем к столу судьи для изучения фототаблицы.
Адвокат Бюрчиева интересуется, почему цвет бумаги, на который лежат часы и на которой фотографировали гильзы, отличается. Также ее интересует отсутствие тени на листах.
Ответа следователя не слышно, поскольку он очень тихо говорит и стоит спиной к залу у стола судьи, то есть практически в другом конце зала от слушаталей.
Вопрос прокурора Марии Семененко.
— Вот эти фотографии, они просматривались всеми участниками процесса?
— Да, я их показывал на месте происшествия.
Все, вопросы закончились к следователю Федорову. Теперь просят вызвать эксперта Низаметдинову. Следователь Федоров поинтересовался, может ли он покинуть зал, но судья попросил его пока остаться.
В зал заходит молодая девушка в очках с толстой оправой, длинными каштановыми волосами, собранными в хвост. Низаметдинова Динара Рашидовна, эксперт МВД.
Низаметдинова выезжала на место убийства Немцова. Она рассказывает, что гильзы фотографировали на листах, под которые подкладывала планшет, поскольку из-за дождя асфальт был мокрым.
— Вы говорили следователю о маркировке гильз? Чтобы он внес данную запись в протокол, — спрашивает эксперта адвокат Каверзин.
— Я на конверте все написала.
— Следователю вы говорили, чтобы зафиксировал, какая маркировка гильз?
— Ввиду того, что прошло очень много времени, сейчас дословно, говорила ли я, чтобы зафиксировал… Конечно, я записывала.
— Понятые в момент вашей фиксации находились рядом с вами?
— Конечно, да. Там много народу находилось, в спешке, суете не видела, кто был рядом.
Низаметдинова рассказывает, что гильзы и остальные вещдоки были распакована по разным сверткам, а затем их все поместили в один бумажный конверт.
— Вы его каким-то образом опечатали, оклеили?
— Я подписала конверт, заклеила клапан.
— А понятые тоже сначала расписались, а потом вы заклеили? Понятые расписывались на нем?
— Не помню.
Низаметдинова также не помнит, расписывался ли на конверте следователь. После упаковки конверта эксперт передала его следователю.
— Протокол осмотра вы читали?
— Читала, конечно.
— Вы внимательно читали?
— Внимательно, насколько можно.
Каверзин интересуется, отражено ли было в протоколе, что вещдоки сфотографировали. Эксперт отвечает, что данные о фотосъемке всегда вносятся в подобные протоколы.
— Каким образом и куда были упакованы гильзы, которые были обнаружены?
— Сейчас прошло большое количество времени, и я так не могу сказать.
— Вам лично известно, куда потом пакет с гильзами делся?
— Нет.
— Вообще неизвестно?
— Да, я свою работу выполнила.
— Скажите пожалуйста, фототаблицу вы потом изготавливали?
— Да, я.
— Каким образом, куда и кому вы потом передали?
— Своему руководителю. Руководителю ЭКЦ (экспертно-криминалистического центра — МЗ).
Адвокат Анна Бюрчиева просит уточнить, в качестве кого она выехала на место убийства.
Низаметдинова отвечает, что она выезжает на места происшествия как специалист: «Сказали, у нас труп. Все, мы выезжаем».
— Вы сказали, что белые листы складывали, их много было?
— Один лист не может быть, потому что там была влажная погода.
— Давайте разберемся со столом. Вот тут одно место, тут другое. Вы разложили листы, чтобы все это снять — где это все происходило?
— Рядом с трупом.
Бюрчиева допытывается, почему на фототаблице нет подписей понятых и следователя: «Вы же грамотный человек».
Специалист отмечает, что, «согласно приказу», фототаблицу она передает руководителю без подписей этих участников следственного действия. По словам Низаметдиновой, в протоколе осмотра места происшествия рядом с указанием фототаблицы было примечание «по мере изготовления».
Вопросы задает адвокат Садаханов.
— Я не совсем понял. В скольких осмотрах вы участвовали 28 февраля?
— Конкретно по обнаружению этого трупа?
— Ну вот вы выехали. Сколько было осмотров?
— Один.
Адвокат уточняет, разные ли осмотры — трупа и места происшествия. «Конечно, разные», — говорит специалист, добавляя, что следователь может внести их в один протокол и так и было в случае с осмотром на месте убийства Немцова.
Эксперт помнит, что на месте была специалист-медик Антонина Морозова.
Муса Хадисов интересуется, что входит в обязанности Низаметдиновой. Она говорит, что должна помогать следователю, в том числе в фиксации вещдоков.
— Кто должен замеры делать?
— Это может и он сделать, и я.
— Почему не были сделаны замеры расстояния гильз?
— Были очень тяжелые условия.
— Кто-то мешал вам делать замеры?
— Надо было изъять гильзы побыстрее. Была влажная погода. Надо было упаковать, чтобы сохранить генетическую информацию.
— Ну почему замеры не сделаны?
— У нас на фототаблице все видно.
— Там расстояния нет, — настаивает адвокат.
«Две гильзы вроде были на тротуаре, три внизу, на площадке, одна — на ступеньках», — отвечает эксперт на вопрос о расположении гильз.
Каверзин спрашивает, где лежали гильзы, если стоять спиной к храму Василия Блаженного. «Первая гильза была ближе ко мне, вторая ближе к трупу, дальше шла лестница, которая вела вниз, на лестнице одна гильза была, дальше я спускаюсь до конца и еще две гильзы внизу. И еще одна вроде была на проезжей части», — объясняет Низаметдинова.
Адвокат Сарбашев спрашивает.
— В протоколе было указано, куда передаются вещественные доказательства после осмотра?
— Это не указывается никогда. Упаковка описывается.
У подсудимых вопросов нет.
«Для уточнения один вопрос. Каким образом вы показывали фотографии понятым?» — спрашивает прокурор Семененко. «На дисплее фотоаппарата», — говорит эксперт.
— Кто следователь был (при осмотре места происшествия — МЗ)? — спрашивает судья.
— Вот он, Федоров.
Житников просит Низаметдинову подойти к столу, чтобы она ознакомилась с протоколами осмотра места происшествия и гильз.
После обсуждения протоколов к эксперту вопросов нет, она садится на скамью рядом со следователем Федоровым.
Следующий свидетель – Молодцова Марина Александровна, 1962 года рождения. Сотрудница СК, старший следователь по расследованию особо важных дел ГСУ.
— Подсудимых знаете?
— Ну, видела в газетах, по телевизору.
— Но лично не знакомы?
— Да.
Прокурор Семененко интересуется, какое отношение имела Молодцова к гильзам, изъятым с места убийства Немцова. По словам следователя, она упаковывала конверт с вещдоками в спецпакет. «Белый обычный конверт с пояснительной запиской, клапан закрыт скотчем, повреждений на нем не было», — вспоминает Молодцова. Она уверена, что до того, как конверт попал к ней, его не вскрывали.
«Он не был порезан и мы не нарушали упаковку. То есть конверт не вскрывали», — говорит следователь и добавляет, что на конверте была подпись специалиста и указание ведомства. После того как конверт упаковали в спецпакет, следователь составила акт об этом.
Вопросы задают защитники. Первым Каверзин.
— Я правильно понял вас, что на самом конверте была фамилия специалиста и подписей понятых не было?
— Не было. Стоял только «специалист» и неразборчиво подпись.
— Визуально вы могли на тот момент определить: гильзы в конверте просто были сложены или в чем-то лежали?
— Я не могу сказать.
— Может наощупь?
— Наощупь ощущались шесть штук.
— Как они там лежали? Внизу они лежали?
— Просто берешь, они шевелятся.
— Шевелятся, значит, — говорит Каверзин. — Вы сказали: «Мы составили акт». Это процессуальный документ или непроцессуальный. Составляя его, вы ссылались на нормы УПК?
— Ссылались.
— Вы ложили данный акт в материалы дела?
— Нет.
Каверзин задает вопрос специалисту Низаметдиновой: «Вы не рассказывали, что с левой стороны на конверте находилась надпись с маркировкой гильз». Он отмечает, что об этом говорит Молодцова. Низаметдинова настаивает, что об этом же говорила на допросе.
Теперь адвокат говорит о показаниях Молодцовой, об отсутствии подписей понятых на конверте и спрашивает следователя Федорова, который находится в зале, почему он не взял подписи у понятых. По словам следователя, он не брал подписи у понятых «дабы эта упаковка не была нарушена».
Прокурор Семененко демонстрирует Молодцовой акт дополнительной упаковки.
Она подтверждает, что дата на акте соответствует дате, когда его составляли.
Прокурор просит разрешение, чтобы задать вопросы Молодцовой по протоколу осмотра гильз, найденных при обыске в Малгобеке, который адвокаты просят исключить.
Каверзин возражает против исследования этого протокола, поскольку Молодцову еще не допросили по тем документам, по которым опрашивали двух предыдущих свидетелей.
Судья удовлетворяет просьбу прокурора и соглашается на исследование этого протокола. Семененко приносит том дела Молодцовой.
Судья удовлетворяет просьбу обвинения и соглашается на исследование этого протокола. Семененко приносит том дела свидетелю Молодцовой.
Та рассказывает, что проводила осмотр гильз в присутствии понятых Осеева и Хорокозова. Следователь зачитала фрагменты из протокола в деле и подтвердила их достоверность. Она добавила, что целостность конверта с гильзами, который поступил к ней, не была нарушена.
В зал заходит женщина, похожая на Молодцову, только более миниатюрной комплекции. Это Чаплыгина Татьяна Федоровна, эксперт Института криминалистики ФСБ. Одета в черные брюки и черную кофту с крупными желтыми цветами. Она говорит очень монотонно.
Прокурор Семененко:
— Проводили ли вы какую-либо экспертизу, связанную с делом об убийстве Бориса Ефимовича Немцова?
— Да, я участвовала в проведении дактилоскопической экспертизы, — говорит Чаплыгина. Вместе с экспертом-генетиком они осматривали гильзы.
По ее словам, экспертам поступила упаковка с надписью «Следственный комитет», не вскрытая.
— Там какие пакеты были? Был ли один пакет?
— Визуально в этом пакете просматривался еще один пакет белого цвета. Надпись не просматривалась.
— А белый конверт или пакет, как вы называете, он в пакете какого цвета был?
— В упаковке полимерной с надписью «Следственный комитет».
Продолжает допрос адвокат Каверзин:
— Помните ли, как был упакован конверт? Была ли на нем надпись?
— Насколько я помню, на конверте была надпись, что в нем шесть гильз. Конверт был заклеен липкой лентой.
Адвокат Муса Хадисов интересуется образованием Чаплыгиной. Высшее техническое, специализируется на дактилоскопических исследованиях.
Прокурор показывает свидетелю заключение по дактилоскопической экспертизе.
— Знакома ли вам эта экспертиза?
— Да, знакома, — говорит Чаплыгина, уточняя, что она проводила ее с другим экспертом. Она зачитывает фрагмент заключения о том, как был упакован пакет и что в нем находилось.
Адвокат Каверзин снова уточняет, где находились надписи на конверте. «В верхней части конверта», — отвечает Чаплыгина.
Судья:
— Припомните, его целостность была нарушена? Клапан был заклеен?
— Да, клапан был заклеен, целостность пакета не была нарушена.
Теперь судья попросил следователя Молодцову, которую допрашивали чуть ранее, подойти к его столу и посмотреть фотографию конверта, который она упаковывала. Молодцова подтверждает, что этот конверт она поместила в спецпакет.
Затем для осмотра этой фотографии судья приглашает специалиста Низаметдинову и просит ее точно описать, что она положила в конверт. Та рассказывает. «Это тот конверт, который я упаковывала», — комментирует фото Низаметдинова.
Следователь Федоров также узнает конверт, упакованный при нем. Этот же конверт он передал следователю по Тверскому району Москвы.
Адвокат Анна Бюрчиева спрашивает эксперта института ФСБ:
— А вас это не удивило, что столько упаковок?
— Нет, а что такого? — говорит Чаплыгина, поясняя, что, вероятно, эксперт хотел сохранить генетические следы.
Бюрчиева интересуется, не удивило ли следователя Молодцову, что на конверте было «столько подписей». Ее не удивило.
Заур Дадаев спрашивает у Молодцовой, почему она сказала, что не видела его. По его словам, в Следственном комитете Молодцова брала у него ногтевой срез. Ранее следователь сказала, что видела подсудимых только в газетах и на телеканалах.
Молодцова замялась и ничего не ответила.
Свидетелей отпускают. «Спасибо, что пришли к нам», — говорит судья Житников.
Речь снова заходит о ходатайствах об исключении из числа доказательств нескольких протоколов.
Судья отказывает в исключении протокола обыска в доме матери Дадаева в Малгобеке, проведенного 7 марта. По его мнению, протокол оформили без нарушений УПК. На протоколе обыска оставили подписи все его участники кроме Умани Дадаевой.
На этом заседание заканчивается. Процесс продолжится во вторник, 18 октября, в 10:30.
Оформите регулярное пожертвование Медиазоне!
Мы работаем благодаря вашей поддержке