На прошлом заседании стороны процесса допросили свидетеля Ангелину Николау — девушку, которая провела около полутора суток вместе с Гришей Мустангом и Кириллом Ишутиным за несколько дней до покраски звезды. Ранее один из свидетелей называл ее единственным человеком, который, с одной стороны, знает всех парашютистов, а с другой — украинского руфера и содержащегося в СИЗО Владимира Подрезова. Однако в суде она утверждала, что лично с Подрезовым не знакома.
Затем суд перешел к допросу обвиняемых. Первым выступил Подрезов — по его словам, он виноват лишь в том, что не помешал Мустангу вывесить флаг. О том, что украинец собирается красить звезду, подсудимый узнал уже после того, как это было сделано.
В ходе допроса Подрезов рассказал о давлении следователей и признался, что оговорил бейсджамперов по просьбе некоего оперативника, который пообещал ему смягчить уголовное наказание. Между тем приятель Подрезова, которого задержали в Санкт-Петербурге вместе с ним, говорит, что 20-летнего подсудимого избивали.
Затем состоялся допрос остальных подсудимых, которые очень подробно рассказали, как прыгали с парашютами. Никто из них не признал свою вину.
Судья Марина Орлова выясняет, может ли оно состояться в отсутствии адвоката подсудимого парашютиста Александра Погребова Ольги Лукмановой — та занята на заседании по продлению меры пресечения другому ее клиенту в Краснодаре и не успевает вернуться в Москву. Погребов пишет заявление о согласии на адвоката по назначению, воспользовавшись 51 статьей УПК. В итоге сегодня его интересы будет представлять адвокат Колбаскина.
Заседание начинается с допроса беременной обвиняемой Анны Лепешкиной — на прошлом заседании она единственная не согласилась давать показания из-за плохого самочувствия.
— Признаете ли себя виновной в вандализме и хулиганстве? — спрашивает свою доверительницу адвокат Насонов.
— Не признаю.
— В политической акции участвовали?
— Не участвовала.
Адвокат просит рассказать о событиях 20 августа прошлого года. Как и остальные подсудимые парашютисты, Лепешкина начинает издалека — тем летом стояла хорошая погода, поэтому они совершали прыжки три или четыре раза в неделю. Поскольку повторно забираться на одни и те же объекты не хотелось, 20 августа молодые люди поехали прыгать с ТЭЦ на Волгоградском проспекте, но после нескольких часов неудачных попыток миновать охрану уехали оттуда. Немного подумав, подсудимые поняли, что поблизости есть только два объекта для прыжка — «Свисс-отель» и высотка на Котельнической. Выбор пал на высотку, поскольку до этого у парашютистов уже была неудачная попытка попасть в «Свисс-отель».
Лепешкина долго рассказывает, как они забирались на крышу высотки. Ее слова почти полностью совпадают с показаниями, данными на предыдущем заседании другими парашютистами.
«Прыгнули, приземлились. Там не было ни одного человека. Мы поговорили о том, как круто, что мы прыгнули. Прыжок был технически тяжелым. Потом обошли дом, пофотографировались. Потом перешли обратно к дому, стояли с парашютами, общались. Потом приехали сотрудники полиции. Разговаривали хамовато, документы показали не сразу. Они сказали, чтобы показали, что в мешках. Мы долго пререкались, но потом они объяснили, в чем дело. Мы — "Ну ок, у нас парашюты". Они сразу подобрели, сейчас, говорят, поедете в отделение, и потом домой. А потом приехали какие-то генералы, фсбэшники, и началось», — рассказывает Лепешкина.
Защита задает уточняющие вопросы о том, когда парашютисты зашли в здание и как долго готовились к прыжку, а также о знакомстве с Павлом Ушивцом (Мустангом) и Владимиром Подрезовым — никто из них до задержания Лепешкиной знаком не был.
— Вам вменяется, что вы планировали передать видео (с камер Go Pro, установленных на шлемах парашютистов — МЗ) в СМИ. Это правда?
— Нет, не планировали. На видео нет ни звезды, ни флага.
— Вас политика интересует?
— Нет.
— Взгляды политические демонстрировали когда-нибудь?
— У меня их нет, что демонстрировать-то.
Затем Лепешкина рассказывает про грамоты, участие в прыжках и другие спортивные достижения. У нее около тысячи парашютных прыжков.
— Работаете?
— С момента ареста не работаю, — улыбается беременная Лепешкина.
По словам Лепешкиной, к административной ответственности она привлекалась только за проникновение на режимные объекты для прыжков с парашютом. При этом на уточняющий вопрос адвоката она объясняет, что сами прыжки не запрещены.
Адвокат Савиных просит рассказать об очной ставке с ее подзащитным Подрезовым. На прошлом заседании сам Подрезов рассказал, что он подписывал протоколы очных ставок по просьбе оперативника, предложившего ему оговорить бейсджамперов, не зная их содержания — от него лишь требовалось говорить «подтверждаю ранее данные показания». Все очные ставки были проведены за один вечер, при этом ставка с парашютистом Широкожуховым вообще проходила в отсутствии Подрезова.
— Было забавно. Очную ставку решили провести перед Новым годом. Нам развлекуха, куда-то выехать, сидим дома ведь. Приехали в МВД ЦАО, вечер был, часов 10. Вчетвером туда приехали, с инспекторами. Видели Подрезова и Ишутина, они в коридоре находились. С ними было много людей, человек пять. Конвоиры и еще кто-то, опера в штатском. Они по очереди их заводили в кабинет следователя, первый Ишутин. А потом нас заводили по очереди.
— При вас осуществляли допрос? — спрашивает Савиных.
— При мне показаний Подрезов не давал. А мы тоже отказались по 51 (статье Конституции — МЗ).
— Подрезова вы не знаете?
— Нет.
Затем адвокат Сидорин просит рассказать, что происходило в ОВД после задержания. «К каждому из нас приставили по сотруднику, было бесчисленное количество людей, которые нас допрашивали. Одни прикидывались друзьями, один из них был из центра "Э": говорил, мол, "Мы же друзья, в клубе бывали". Я ему: "Ни разу я не была ни в каком клубе!" Другой говорил: "Мы в Коломне бухали после прыжков". А я не пью вообще. Потом меня на высотку в этот день возил начальник Таганского ОВД, а до этого угрожали, зачем вам всем садиться, на тебя уже дали показания и так далее», — вспоминает Лепешкина.
— Вы поднялись с этим начальником на звезду? — спрашивает адвокат.
— Ну этаж на 30, но там была закрытая дверь. С начальником и оперуполномоченным, в ЦАО у него кабинет по борьбе с экстремизмом. Они ничего не спрашивали, а просто утверждали, что мы красили звезду.
— А вы, когда прыгали, не смотрели наверх? — вмешивается судья.
— Нет. Вообще сотрудники звезду показали, когда водили мне туда, уже после. У меня зрение-то не очень хорошее. А с крыши мы не смотрели и я не уверена, что видно было. Хотя не знаю.
Прокурор просит огласить протоколы допроса обвиняемой на следствии и протокол очной ставки с Подрезовым. Защита выступает против, однако судья удовлетворяет ходатайство. Показания Лепешкиной в качестве обвиняемой полностью совпадают с тем, что она изложила на сегодняшнем заседании, а протоколы очных ставок с Подрезовым аналогичны протоколом очных ставок других подсудимых. При этом в протоколе очной ставки, которую зачитывает протокол, допрашиваются Подрезов и Лепешкина, однако в самом тексте фамилия обвиняемой заменена на Погребова — вероятно, следователь допустил эту ошибку, копируя текст.
— Про политические взгляды спрашивали, про Украину мнение имеется? — спрашивает судья.
—Нет, — протяжно отвечает Лепешкина.
— Все у вас связано со спортом?
— Ну да. 1000 прыжков, 300 со статических объектов.
— А вы встречаете кого-то на крышах?
— Да. несколько раз встречали руферов и бейсеров. На Сити руферов встречала. Не скажу, что часто, но бывало.
— Вам, пока было предварительное следствие, предъявляли постановление о создании следственной бригады? — спрашивает адвокат Коротковой Лавров.
— Нет. Были Минов, Минов, Минов, а потом Криворотов.
— А вы знали, что у вас не один следователь, а группа?
— Нет.
Савиных хочет задать дополнительные вопросы своему подзащитному Подрезову. Судья не против. Вопрос касается очных ставок, которые были проведены 29 декабря прошлого года. Подрезов рассказывает, что, по словам сотрудников конвоя, его доставили в УВД так поздно, поскольку следователь неправильно оформил документы. В итоге привезли его только к 10 часам вечера.
— Сколько шла очная ставка? — спрашивает Савиных.
— 5 минут с каждым.
— Вы подтверждаете, что Широкожухов отсутствовал?
— Я не помню, двух девушек помню, Погребова помню. Широкожухова не было по-моему.
— А с чьих слов показания оглашались?
— Не с моих, меня просили говорить на всех очных ставках одну фразу: «Огласите ранее данные показания».
— По поводу следователя, который приехал в Петербург. Применялось насилие?
— Не столько физическое, сколько психологическое. Центр «Э» задержал, часов через восемь приехали следователи и начали оказывать психологическое давление. Сказали, что надо звезду брать на себя, что я покрасил звезду, выйду под подписку и получу полтора года условно. Я отказался, тогда они сказали, что посадят в тюрьму.
Адвокат Сидорин спрашивает Подрезова, отказывался ли он от подписания документа о создании следственной группы. Тот отвечает отрицательно. Для выяснения этого момента адвокат просит огласить документ. В нем действительно говорится, что все подсудимые и адвокаты отказались от его подписания. «Я вообще первый раз этот документ вижу, что я отказываюсь. Я не отказывался!», — восклицает Погребов. Прокурор в это время пишет что-то в телефоне.
Показания дает инструктор по парашютному спорту Рустам Мухаметшин, 1977 года рождения. Адвокат Максимова спрашивает, знакомы ли ему обвиняемые.
— С Подрезовым не знаком, с девчонками знаком с 2009 года, с ребятами попозже. Они проходили у нас обучение, ребята заканчивали его уже в своих аэроклубах, но наш круг узок.
— Как вы можете охарактеризовать Лепешкину?
— Только с положительной стороны.
—А поподробней?
— А что поподробней?
— Ну, человеческие качества.
— Ну, отзывчивая, всегда готова помочь.
Тренер вспоминает, что много говорил с девушкой, но никогда не обсуждал с ней политику.
— Это ей и мне не интересно. Человек, однажды окунувшись в прыжки... Я на аэродром приезжаю отдыхать. Это ни к чему. У нас есть цель, мы готовимся к соревнованиям.
Адвокат Лавров просит свидетеля охарактеризовать Короткову.
— Я даже ее первый прыжок снимал, я родителям сказал тогда: это наш пациент, мы много времени проводили рядом.
— Политику не обсуждали?
— Нет.
— А что с камерой? Она всегда включена?
— Нужно получить разрешение.
— А смысл?
— Смотреть, видеть свой прыжок, видеть свои ошибки.
— Вы потом выкладываете в интернет эти записи?
— Ну конечно.
Савиных просит допросить свидетеля Игоря Седова 1993 года рождения, который может охарактеризовать личность Подрезова. Судья не против.
Свидетель рассказывает, что познакомился с Подрезовым «в пещере».
— Где-где? — недоумевает Савиных.
— В пещере, Новый год там отмечали. Там и познакомились.
— А вы больше руфер или диггер?
—Диггер.
— А Подрезов?
— Тоже. Он известная личность в интернете, общался со всеми.
— Он открыт для помощи, помогал и советами, и финансами.
— То есть отзывчивый?
— Да.
— Откуда узнали, что произошло?
— От его матери по телефону.
— Вы верите, что он совершил это из политических мотивов?
— Нет. Никогда ни нами, ни нашими знакомыми политика не обсуждалась. У нас широкий круг общения, человек 40. Политика никогда не интересовала.
— У вас есть квартира?
— Да, с матерью живу.
— А вы могли бы предоставить жилье для домашнего ареста?
— Да, одна комната свободна, он у меня бывал.
— Вот вы говорили, что много знакомых, а с Украины?
— Ну, моя девушка из Киева, — говорит свидетель после паузы, в зале смеются.
— Ушивца знаете?
— Нет.
Свидетель уходит.
Вопросы Мухаметшину задает адвокат Подрезова Савиных.
— А бывают такие случаи, что парашютисты и руферы сталкиваются на одном и том же здании?
— Когда человек набирает определенный спортивный опыт, ему уже скучно прыгать с парашютом с самолета. Чуть сложнее начинается, бейс. Это мосты, скалы, антенны, здания. В Москве это здания. Там могут и пересекаться, конечно, это возможно.
Адвокат Лавров интересуется законодательными нормами, регулирующими парашютный спорт.
— А у нас есть какое-то регулирование прыжков, это законно?
— Если это в горах.
— Вам известны нормативные акты, которые запрещают прыгать с высоты?
— Нет-нет, это не запрещено.
На этом допрос инструктора завершен.
Показания дает инструктор по парашютному спорту Рустам Мухаметшин, 1977 года рождения. Адвокат Максимова спрашивает, знакомы ли ему обвиняемые.
— С Подрезовым не знаком, с девчонками знаком с 2009 года, с ребятами попозже. Они проходили у нас обучение, ребята заканчивали его уже в своих аэроклубах, но наш круг узок.
— Как вы можете охарактеризовать Лепешкину?
— Только с положительной стороны.
— А поподробней?
— А что поподробней?
— Ну, человеческие качества.
— Ну, отзывчивая, всегда готова помочь.
Тренер вспоминает, что много говорил с девушкой, но никогда не обсуждал с ней политику.
— Это не интересно. Человек, однажды окунувшись в прыжки... Я на аэродром приезжаю отдыхать. Это ни к чему. У нас есть цель, мы готовимся к соревнованиям.
Адвокат Лавров просит свидетеля охарактеризовать Короткову.
— Я даже ее первый прыжок снимал, я родителям сказал тогда: это наш пациент, мы много времени проводили рядом.
— Политику не обсуждали?
— Нет.
— А что с камерой? Она всегда включена?
— Нужно получить разрешение.
— А смысл?
— Смотреть, видеть свой прыжок, видеть свои ошибки.
— Вы потом выкладываете в интернет эти записи?
— Ну конечно.
Вопросы Мухаметшину задает адвокат Подрезова Савиных.
— А бывают такие случаи, что парашютисты и руферы сталкиваются на одном и том же здании?
— Когда человек набирает определенный спортивный опыт, ему уже скучно прыгать с парашютом с самолета. Чуть сложнее начинается, бейс. Это мосты, скалы, антенны, здания. В Москве это здания. Там могут и пересекаться, конечно, это возможно.
Адвокат Лавров интересуется законодательными нормами, регулирующими парашютный спорт.
— А у нас есть какое-то регулирование прыжков, это законно?
— Если это в горах.
— Вам известны нормативные акты, которые запрещают прыгать с высоты?
— Нет-нет, это не запрещено.
На этом допрос инструктора завершен.
Следующий свидетель — Николай Воропаев. Он знаком со всеми подсудимыми, кроме Подрезова.
— Обсуждали политику? — спрашивает защита.
— Нет.
— Вы тоже занимаетесь спортом? Бейсджапер?
— Ну да.
— Что знаете о Широкожухове?
— Лешу знаю семь лет, политикой никогда не интересовался.
— Правильно я понимаю, что при прыжках камера используется?
— Чтобы видеофиксация в случае проблем каких-то была. Ну и запись красивая.
— А много зданий в Москве, с которых можно прыгать?
— Я прыгал с 20 где-то, сейчас больше становится.
— А руферы и бейсеры пересекаются?
— Да, пытаются проникнуть, даже обмениваются информацией, как проникнуть. Но есть определенная этика, нельзя наносить никакой ущерб, ничего ломать.
— А правильно я понимаю, что прыжки в малолюдное время проходят?
— Правильно. Лучший прыжок — это о котором знаешь только ты сам.
— А вот в связи с прыжками в городе возникают проблемы с правоохранительными органами?
— Административным штрафом может обойтись, если охраняемый объект.
— А за сам прыжок?
— В самом прыжке состава правонарушения нет. Как правило, все оканчивается беседой. У меня пару раз были штрафы за проникновение на охраняемый объект.
Свидетель уходит.
Следующий свидетель — Дмитрий Вихренко 1976 года рождения. Как и предыдущий свидетель, он знает всех подсудимых, кроме Подрезова. Защита просит его «рассказать о ребятах».
— Нас объединяет только бейс, прыжки. Люди адекватные в первую очередь. Это основное. Все серьезные. Знаю около года всех, до того как это все случилось. Мы плотно прыгали.
— Как вы оцениваете обвинение, они могли по политическим взглядам совершить прыжки?
— Мы никогда не обсуждали политику. Мы много прыгали, много обсуждали. Но тут политика никак не завязана, это спорт, увлечение. Я так спасаюсь от каждодневной бытовухи. Нашел себя в этом
— Вам известен руфер Мустанг?
— Я видел в интернете его фотографии, в социуме живу все же. Лично не знаю.
— Расскажите про камеры, для чего они парашютистам?
— Камерами мы стараемся пользоваться всегда. Каждый прыжок снимается. Все стремятся снимать свои прыжки. Могу показать друзьям, потом смотрю прыжки и исправляю свои ошибки.
— В какое время вы обычно прыгаете?
— Как правило, ближе к утру. Не хочется обращать особое внимание на себя, да и ветер стабилизируется. Я должен видеть, чтобы было светло. Но самое главное — это погода.
А с Широкохужовым вы знакомы? — спрашивает судья.
— Ну мы прыгаем вчетвером (с Коротковой, Погребовым и Лепешкиной — МЗ), но с ним я тоже прыгал.
— А какой-то доход вам прыжки приносят?
— Нет к сожалению. Только расходы, никакого дохода. Мне бы хотелось в спорте развиваться, этим деньги зарабатывать. Но пока не получается, — с усмешкой отвечает свидетель.
На этом его допрос заканчивается.
Следующий свидетель — Владимир Симонов 1957 года рождения, начальник автомеханика Погребова. Погребов — единственный подсудимый, с которым знаком свидетель.
— Больше 10 лет он у меня работает, могу охарактеризовать положительно и как человека, и как специалиста. Я более 20 лет прослужил в армии, руководил личным составом. У меня рабочий день начинается с того, что мы общаемся с личным составом, то есть с персоналом, спрашиваем, как у кого дела. У него с отцом проблемы со здоровьем. И мы постоянно общаемся, обедаем, ужинаем, время проводим вместе. Он делится планами. Не обо всех прыжках говорит, но, в основном, рассказывает. Приезжает, показывает свои записи.
По словам свидетеля, он сам живет в Таганском районе, и Погребов рассказал бы ему о намерении прыгнуть с высотки, если бы собирался сделать это заранее.
«Мы иногда вместе смотрим телевизор и обсуждаем. Меня интересует экономика, политика. Но он в этом не силен, никогда не интересовался этим. Ну, аполитичный человек», — говорит свидетель.
— Его брат участвовал в боевых действиях. И он гордился тем, что он в них участвовал. И у меня не укладывается в голове, что они какую-то акцию в поддержку экстремистов сделали. Это не про него.
— То есть у него спортивные увлечения? — уточняет судья.
— Да, если не с парашютом, то за катером на доске.
Свидетеля отпускают.
Неожиданно прокурор просит допросить следователя Криворотова по обстоятельствам очных ставок. Изначально «высотным делом» занимался следователь Минов, однако к Новому году тот уволился из органов внутренних дел: по словам защиты, он передал, что «не хочет брать ответственность за невиновных ребят», но не может ослушаться начальство и не довести дело в отношении пятерых обвиняемых до суда. После того, как Криворотов возглавил следственную группу, в нем появились дополнительные допросы Подрезова и Ишутина. Там говорилось, что Мустанг рассказывал о неких парашютистах, которые должны были спрыгнуть с высотки после покраски звезды в рамках единой акции.
На прошлом заседании защита обратила внимание на то, что заявление Подрезова, в котором он изъявляет желание допроситься дополнительно, написано на имя Криворотова, хотя на тот момент он еще не возглавлял следственную группу. Сам подсудимый пояснил, что он писал это заявление под диктовку самого Криворотова. Аналогичным образом проходили и очные ставки.
Следующим допрашивается брат подсудимого Погребова Николай. Всех, кроме родственника, он знает только по его рассказам.
«Он активно занимается спортом, парашютный — основной. Круг общения — тоже спортсмены. К политике абсолютно равнодушен, спорт — на первом месте», — рассказывает Погребов.
— Вы участвовали в военных действиях? — спрашивает адвокат Сидорин.
— Являюсь ветераном действий в Чечне и Южной Осетии.
— Обсуждали ли события на Украине?
— Ну, что видели. Как и тогда ранее, когда я служил, что на войне только мирные люди страдают.
— А что семья?
— Отец инвалид, мы с братом ухаживаем. У отца ампутирована нога, он диабетик. Практически не ходячий. А у мамы больные суставы, в прошлом году с нервами плохо было. Поскольку не совсем благоприятная обстановка.
Следующим выступает отец Широкожухова Александр Карпухин. Все подсудимые, кроме родного сына, знакомы ему только через интернет.
— Увлекается ли Алексей политикой? — спрашивает адвокат Сидорин.
— На моей памяти нет. Но это не помешало ему попасть на скамью подсудимых.
— Он часто прыгал?
— Да, минимум раз в месяц.
— Вы переписывались с Мустангом?
— После того, как он написал свой пост, я с ним списался. Вот что он мне ответил: «Все это дело — полная глупость, ребята физически не могли покрасить».
Судья приобщает эту переписку к делу.
«Он никогда ни за кем не шел, для него авторитеты такие не существуют — чтобы какой-то заезжий руфер сказал прыгать откуда-то», — характеризует сына Карпухин.
Следующим выступает Василий Коротков 1942 года рождения.
«Интересы спорт, спорт и еще раз спорт. Ну, может быть и путешествия. Получила диплом переводчика, стала заниматься парашютным спортом. И дома — только спорт, парашют», — рассказывает он о дочери.
На вопрос, почему его дочь пошла на отделение политологии, Коротков объясняет: «Она хотела быть именно переводчиком. И когда встал выбор, вышло, что чисто за лингвистику слишком большая сумма. Для переводчика самый дешевый факультет — это была политология. Когда она получила сертификат, она тут же ушла на вечерний и пошла работать. Устроилась в компанию со знанием английского языка».
— Обсуждали ли вы с ней события на Украине? — спрашивает адвокат Лавров.
— Нет. Ну, может раза или два, что-то типа — «Ты в курсе, что происходит?»
Следующей выступает мать Лепешкиной Татьяна.
— Какие у нее были интересы в жизни, чем она занималась? — спрашивает адвокат Насонов.
— С детства хотела быть летчиком, первое слово было «самолет». Не «папа» или «мама». В 15 лет впервые прыгнула с парашютом. Это и было основное у нее. Зимой она занимается сноубордом.
— Политикой она интересуется?
— Не интересовалась и не интересуется.
— Принимала участие в соревнованиях?
— Да, часто довольно. И медали и награды имеет. Она прыгала бейс в Малайзии, участвовала в мировом женском рекорде.
— Она вам рассказывала, в чем ее обвиняют. Могла она из ненависти к позиции РФ совершить что-то?
— Нет. У нее и ненависти ни к кому нет. Она и политикой не занимается.
— Работала до ареста?
— Да, менеджер по продажам.
— А у нас чем подсудимая Лепешкина увлечена? — перебивает судья.
— Дело смотрю, — вздыхает она.
Савиных просит огласить характеристику на Подрезова — его мать перенесла операцию и не смогла приехать на заседание. Друзья и знакомые характеризуют его как положительного, отзывчивого человека, которому чужда какая-либо ненависть. Также она читает эпикриз с его аллергическим заболеванием, справку об операции матери и копию свидетельства о смерти отца. Все эти документы приобщают к материалам дела.
Следующий выступающий изначально не был заявлен в списках свидетелей — это старший следователь следственной части следственного управления УВД по ЦАО Вячеслав Криворотов. Все подсудимые знакомы ему в рамках уголовного дела. Прокурор просит его рассказать об обстоятельствах очных ставок.
— Точную дату не помню. Подрезов был этапирован в УВД по ЦАО. По прибытию конвоя с Подрезовым его провели в коридор рядом с кабинетом. В кабинете он переговорил с адвокатом.
— А какая фамилия адвоката?
— Не помню, точно по соглашению. А потом пошла процедура. Кто первый был — я не помню. Перед проведением очной ставки были разъяснены права. Началась ставка, задавался вопрос, потом ответ. После окончания каждому был распечатан протокол, они ознакомились и каждый со своим адвокатом поставили подпись. Возражений не было, никакого воздействия физического и морального на подсудимых не оказывалась.
— Все стороны присутствовали? — спрашивает прокурор.
— Все стороны, абсолютно.
— В ходе допроса Короткова сказала, что один из обвиняемых не присутствовал на очной ставке. И подтвердил второй обвиняемый, — говорит адвокат Подрезова Савиных.
— Этого не было. И все адвокаты это подтвердят.
Тогда Савиных просит Широкожухова подтвердить свои слова. «Да, на очной ставке со мной не было Подрезова. Он уже уехал, они сказали — мы спешим, надо пойти навстречу», — объясняет подсудимый.
— А очные ставки проходили со мной или другим адвокатом? — спрашивает следователя адвокат Савиных.
— Не с вами.
— А вы допрашивали Подрезова? — интересуется судья.
— Он сообщил дополнительно, что когда поднимались к шпилю здания с Ушивцом, он пригласил для усиления троих или четверых парашютистов. Это сообщил мне Подрезов. Конкретных фамилий он не сообщил. В присутствии адвокатов. Ни физического, ни морального давления не было. Это было заявление Подрезова о дополнительном допросе.
— Когда вы возглавили следственную бригаду?
Следователь молчит, потом добавляет, что не помнит число.
— Как у вас на столе оказываются заявления обвиняемых, которые просят о дополнительных допросах? — спрашивает Лавров.
— Через почту.
— А отметка на них стоит?
— Да, должна быть.
Тогда Лавров просит огласить ходатайство о дополнительном допросе от Подрезова, в котором действительно нет ни каких-либо меток, ни даже даты. Судья предлагает сначала закончить вопросы.
— Вот это заявление Подрезова не содержит никакого числа, но есть ваша запись об удовлетворении ходатайства от 10 декабря (в материалах дела действительно есть постановление следователя о том, что Криворотов, рассмотрев поступившее 10 декабря ходатайство Подрезова о дополнительном допросе, удовлетворяет его — МЗ). То есть написано не позднее. Принимая во внимание, что вы возглавили следственную бригаду 12 декабря, как Подрезов узнал, что заявление надо адресовать на вашу фамилию?
— Я могу лишь предположить, что в изолятор информация поступает
— Ну заявление написано ведь 10 декабря.
— Ему было известно.
— Но он сам объяснил, что вы к нему пришли в изолятор, и сами написали все.
Следователь молчит. Оглашается ходатайство Подрезова о дополнительном допросе. Лавров просит пояснить, как оно появилось. «Я не помню», — отвечает следователь.
Вмешивается Подрезов: он говорит, что написал это заявление в изоляторе под диктовку Криворотова.
— Вы помните, это и допрос происходило в один день?
— Скорее всего в один день, точно я не помню.
— Согласно допросу, вы на нем впервые даете показания, что Ушивец сказал вам, что должны прыгать бейсджамперы. Только эта информация содержится в допросе.
— Да.
— Это ваши слова?
— Я уже рассказывал вчера, что Ушивец упомянул про бейсджамперов уже после, когда увидел про них в новостях.
— Ушивец говорил, что бейсджамперы прыгнули по его просьбе?
— Нет.
— А вы почерк не можете прочитать свой?
— Там ваш почерк, — говорит Подрезов и смотрит на следователя. Тот молчит. Тогда прокурор заявляет ходатайство об осмотре протокола допроса.
На вопрос, как следователь составлял протокол допроса Подрезова, Криворотов отвечает: «С его слов, без какого-либо давления, физического и морального. Информацию нисколечко не искажал. Все объяснял. Если что-то непонятно, разъяснял адвокат».
Теперь защита спрашивает у следователя, как проходила очная ставка Ишутина с подсудимыми. Следователь утверждает, что тот сам рассказывал свои показания (при этом протоколы очных ставок в отношении каждого из подсудимых совпадают слово в слово).
— Вы копировали текст из одной очной ставки в другую? — спрашивает адвокат Максимова.
— Ну он одно и тоже говорил.
— То есть в свободном рассказе он не говорил, а подтверждал ранее данные показания?
— Нет, он говорил в свободном рассказе, — настаивает следователь.
— На очной ставке Ишутин также отказался давать показания, и просил огласить данные ранее? — вновь спрашивает Лавров.
— Нет, он свободный текст говорил! — не сдается следователь. По поводу очных ставок Подрезова с другими подсудимыми он говорит тоже самое — тот якобы давал показания в свободном рассказе.
Несмотря на то, что адвокат Лавров находит протокол очной ставки, в котором Ишутин просит огласить данные им ранее показания, а не якобы пересказывает события 20 августа в свободном рассказе, следователь все равно говорит об обратном. «Он все точно при нас оглашал!», — практически кричит Криворотов. «Но почему тогда не при нас?!», — парирует адвокат Лавров.
— Был свободный рассказ? — спрашивает Максимова у своей подзащитной.
— Нет, свободного рассказа не было ни у Подрезова, ни у Ишутина! — отвечает Лепешкина.
— Все показания зачитывались с листа и компьютера! — добавляет обвиняемая Короткова.
— Очная ставка с самого начала не была похожа на очную ставку, он читал с компьютера, с монитора, а Подрезов только кивнул один раз! — вставляет Погребов.
— При мне его вообще не было, можно проверить по камерам! — добавляет подсудимый Широкожухов.
К следователю обращается подсудимый Погребов.
— У меня есть вопрос. В беседе вы предлагали неоднократно признаться хоть в чем-нибудь: «Признаетесь — получите условно. Вас просто так никто не отпустит». Вы подтверждаете эти слова?
— Нет.
Погребов подскочил к следователю, размахивая руками. Следователь не смотрит в его сторону и говорит шепотом.
— С нами не было следственных действий последние полгода, как вы видите, обвинений против нас нет, кроме тех показаний, которые вы выбили из руферов! На меня вы оказывали психологическое давление, говорили, что дело политическое, и что нас все равно посадят!
— Такого никогда не было, ваша честь, — тихо отвечает Криворотов.
— По поводу очных ставок. Вы потом сдаете копии протоколов и никому из нас их не давали? — спрашивает Короткова.
— Нет.
— И Лепешкиной Анне не давали?
— Нет .
— И меня не заставляли переписывать, потому что вам показалось, что вы задавали много вопросов?
— Нет.
—Хорошо.
Больше вопросов нет. Следователь выбегает из зала с низко опущенной головой, хотя его рост и так не более 155 см, и громко хлопает дверью.
Судья рассматривает ходатайство о приобщении грамот Лепешкиной. Затем защита просит приобщить видеозапись с Мустангом, где он дает подробные объяснения по поводу событий 20 августа. Адвокат Насонов принес ее на флешке. Прокурор возражает: «Запись какого-то украинского желтого телешоу не может быть доказательством». Адвокаты возмущены.
— В каком он статусе? — обращается прокурор к защите.
— А в каком статусе был следователь? Ушивца могут опознать свидетели, — парирует адвокат Савиных.
— Не вижу разницу в видеозаписи из метро и в этой. Как это следователи определили, что там Ушивец? Никаких экспертиз не проводили. А тут Ушивец сам говорит, что он Ушивец, — добавляет адвокат Лавров.
Судья читает ходатайство о приобщении записи и отказывает, поскольку дело в отношении Ушивца выделено в отдельное производство.
Судья объявляет перерыв в процессе — до 14:00 понедельника, 31 августа. В этот день стороны закончат с дополнениями и перейдут к прениям.
Оформите регулярное пожертвование Медиазоне!
Мы работаем благодаря вашей поддержке