Сегодня Северо-Кавказский окружной военный суд должен допросить самих подсудимых, украинского режиссера Олега Сенцова и анархиста Александра Кольченко. Затем стороны перейдут к допросу свидетелей защиты.
Накануне стороны допросили двух свидетелей обвинения — неоднократно судимого за кражи сварщика Ярослава Бураковского, который сейчас находится в СИЗО, и фотографа Александру Команскую. Следователь допрашивал Бураковского дважды: в протоколе первого допроса, который состоялся весной прошлого года года, он говорил, что снимал комнату у Энвера Асанова, но не общался с людьми из окружения домовладельца. Когда его допросили в августе того же года, Бураковский сообщил следователю Бурдину, что познакомился с Афанасьевым и Асановым в группе «Правого сектора» «ВКонтакте», и был в курсе их радикальных намерений. На суде он подтвердил вторую версию, подчеркнув, что на него не оказывалось никакого давления.
Фотограф Александра Команская, которая участвовала в собраниях проукраинских активистов Крыма весной 2014 года, рассказала, что Сенцов предлагал взорвать памятник Ленину и Вечный огонь. При этом в ее показаниях на следствии говорилось только о памятнике. Девушка заявила, что не одобряла радикализма Сенцова, о чем прямо говорила на собраниях группы.
Затем сторонам были представлены вещдоки. Потерпевший представитель «Единой России» так и не смог предоставить суду документов об ущербе, нанесенном офису партии в Симферополе, объяснив отсутствие сметы тем, что деньги на ремонт собирали «депутаты и бизнесмены», и «там все не так просто».
Кроме того, в среду адвокат Афанасьева Попков сообщил, что его доверитель, которого он посетил в СИЗО, рассказал ему о пытках электротоком и побоях во время следствия, и о давлении, которое оказывали на него оперативники во время слушаний, предлагая не давать показаний в суде, сославшись на статью 51 Конституции.
Заседание началось. Прокурор Олег Ткаченко просит огласить постановления о заборе крови у Кольченко и Сенцова для проведения генетической экспертизы и протоколы получения соответствующих образцов. Он зачитывает, как Кольченко «поместил за щеку марлевую салфетку», которая была «изъята и упакована».
В протоколе получения образцов для сравнительного исследования от 10 июня 2014 года Сенцов отказывался от дачи образцов, поскольку опасался, что его биологические следы могут быть оставлены на предметах, которые ему давали в руки сотрудники ФСБ в помещении СБУ Украины в Симферополе.
На голову ему был надет пакет, и что именно ему давали в руки, режиссер не видел. Кроме этого, по его словам, при транспортировке в ИВС Симферополя оперативники ФСБ давали ему в руки футболку с символикой «Правого сектора».
В зал пришел специалист, чтобы помочь исследовать мобильный телефон «Нокия», изъятый у Кольченко. Но включить аппарат не получается. Зарядку приходится одолжить у пристава. Пока телефон заряжается, адвокаты предлагают допросить Сенцова и Кольченко, а затем нескольких других свидетелей.
В Северо-Кавказском военном окружном суде начинается очередное заседание по делу Олега #Сенцов,а и Саши Кольченко pic.twitter.com/N5n16SNcr3
— Радио Свобода (@SvobodaRadio) 6 августа 2015
Выступает Олег Сенцов.
— Ваша честь, я уже заявлял, что не считаю данный суд легитимным. Мы — граждане Украины, которые были задержаны на территории нашей страны. И нас судят по сфальсифицированному делу. Но я не испытываю неприязни к вам и другим участникам процесса.
Здесь уже прозвучало много неправды, и поэтому я считаю необходимым дать здесь некоторые прояснения, но в дальнейшем я не собираюсь участвовать в этом процессе.
Я считаю себя активистом Майдана. Но это не значит, что я преступник. Майдан — это главный поступок, который я совершил в своей жизни. Но это не значит, что я радикал, сжигал «Беркут» или пил чью-то кровь. Мы прогнали нашего президента-преступника. Когда ваша страна оккупировала Крым, я вернулся туда и занимался той же волонтерской работой, что и на Майдане. Я общался с сотнями людей. Мы думали, что делать дальше, но никогда я не призывал ни к каким действиям, которые могли бы привести к жертвам, не создавал террористических организаций, и тем более не имел отношения к «Правому сектору».
Сенцов вспоминает, как помогал в Крыму иностранным журналистам и блокированным украинским военным, занимался поиском пропавших активистов и другой волонтерской работой. «Там был полный беспредел, некоторых мы нашли, некоторых нет, и наверное уже их нет в живых», — резюмирует он.
— Я общался с сотнями людей, со всеми, кто готов был выступать за Украину. Из всех людей, которые были здесь упомянуты, я знаю только Геннадия Афанасьева и Кольченко Александра. О том, что он Кольченко, я узнал только в суде. Я его знал как Тундру. Тут говорили, что он всем представлялся как Александр. Это неправда. Он — Тундра.
9 мая мне позвонил Саша Кольченко и сказал, что его друг видел, как задержали Афанасьева. Через несколько часов мне позвонил Афанасьев и голосом обреченного попросил встретиться. По наводящим вопросам я понял, что его заставляют это говорить. Я выключил телефон, но остался в городе и продолжал искать, где он находится. 10 мая меня задержали у подъезда моего дома. Меня кинули в микроавтобус, с мешком на голове привезли в здание бывшего СБУ на Ивано Франко. Начался очень жесткий допрос, меня спрашивали, кого я знаю из активистов, кто собирался взрывать памятники. Меня начали избивать ногами, руками, дубинками, лежа и сидя. Когда я отказался говорить, начали применять удушение.
Я много раз видел это в кино, и не понимал, как люди на этом ломаются. Но это очень страшно, ваша честь. Они угрожали изнасиловать меня дубинкой, вывезти в лес и там закопать. Часа через четыре они утомились, и повезли меня на обыск. Только там я узнал, что это — сотрудники ФСБ. Они там ожидали увидеть террористов и оружие, а нашли только моего ребенка — он присутствовал при обыске, о чем в протоколе не говорится. Найденные деньги — это деньги моей кинокомпании для съемок фильма «Носорог».
Потом, вспоминает Сенцов, его отвезли на допрос. Там уже не били. Ему удалось вытащить телефон и написать смс знакомой журналистке, и сообщить ей о задержании. Он продолжал отказываться оговаривать себя. Тогда Сенцову предложили дать показания на «руководство Майдана» — «что это они дали приказ взорвать памятники, и тогда получишь семь лет, а если нет — сделаем тебя руководителем и поедешь на 20 лет».
По словам режиссера, позже на обысках у него изымали диски с фильмами. Особенно оперативников заинтересовал фильм «Обыкновенный фашизм» и кинохроника Третьего рейха.
— Я вам сказал все, что знал. Очень удивительно, они ничего не нашли ни в компьютере, ни в телефоне, никаких связей с праворадикалами. А через полгода следствие неожиданно нашло у меня инструкции какие-то по терроризму. Там говорится о том, как тщательно надо подбирать группу.
Тут в суде фамилия Чирний произносится чаще, чем Сенцов. Вы слышали, что он говорил на записи в парке. Вы думаете, что если я буду делать теракт, я доверю это такому человеку, как Чирний? Чтобы он всех завалил? Мы якобы планировали там теракты, при этом я остаюсь в городе, ничем не пытаюсь им помочь. Какой я тут революционер? Я неумеха.
Я все сказал, и больше не хотел бы участвовать в этом процессе и отвечать на вопросы суда или прокурора. Спасибо, что выслушали, ваша честь.
Судья уточняет, будет ли Сенцов отвечать на вопросы суда, прокурора или Кольченко. «Нет», — отвечает режиссер.
Выступление Олега #Сенцов,а. На вопросы отвечать отказался pic.twitter.com/ASEgeFVcxA
— Радио Свобода (@SvobodaRadio) 6 августа 2015
Выступает Александр Кольченко. Адвокат Сидоркина напоминает ему, что он обвиняется в терроризме и участии в террористическом сообществе и уточняет, признает ли он себя виновным.
— Я не согласен с обвинением и виновным себя не признаю. Я не участвовал ни в каких действиях с целью дестабилизации обстановки или влияния на органы власти. Ни в каком террористическом сообществе я не состоял. Я родился и вырос в Симферополе, отучился 11 классов в школе, затем учился в училище сервиса и туризма, потом работал в службе доставки «Нова пошта», работал в интернет-полиграфии — до 20 марта 2014 года я там проработал. До задержания я также учился в Таврическом национальном университете на географическом факультете. По политическим взглядам являюсь антифашистов и анархистом.
Анархическое движение представляет собой целый спектр организаций, движений и инициатив, направленных на различную деятельность — это, например, антифашизм, студенческая и экологическая борьба. Я участвовал в экологическом лагере под Севастополем, в акциях профсоюза «Студенческое действие» и в ряде других акций.
Начинается допрос Александра Кольченко #Сенцов pic.twitter.com/Ik9s2RSbW4
— Радио Свобода (@SvobodaRadio) 6 августа 2015
Сидоркина спрашивает, знаком ли он с Сенцовым и свидетелями. С режиссером, отвечает Кольченко, он познакомился в феврале 2014 года через общую подругу и ездил с ним вместе в Киев на Евромайдан, где пробыл полтора дня. С Чирнием знаком с 2011 года — видел его на раскопках. В 2014 году, говорит Кольченко, они виделись лишь однажды — как раз в момент поджога. Кольченко знал Чирния по имени Алексей и прозвищу Морпех, так его называли в археологической экспедиции. Афанасьева видел несколько раз; с ним знаком по тренингам по первой медицинской помощи. Асанова, Бураковского, Цириля, Чернякова (Дюса), Макарова (Кирюшу), Команскую не знает и об их участии в террористическом сообществе не имеет понятия.
Сенцова он видел буквально несколько раз, никаких призывов к противоправным действиям никогда от него не слышал, говорит Кольченко. По словам подсудимого, несколько раз он был на встречах у кафе «Фрегат», состав участников и их количество все время менялся. Ни в каких собраниях в Петровской балке никогда не участвовал и не знал этого адреса. Обращений или призывов к радикальным действиям «ни от Сенцова, ни от какого-либо другого вменяемого или адекватного человека я не слышал».
— Что вы понимаете под адекватностью? — уточняет адвокат Сидоркина.
— Ну мы же видели тут выступления нашего дружища Чирния…
Вопрос поджогов с Сенцовым они никогда не затрагивали. Афанасьев, Чирний или Боркин о мотивах и целях поджогов ему ничего не сообщали.
— Почему вы согласились на участие в поджоге офиса Партии регионов или, как звучало в суде, офиса «Единой России»?
— После последнего митинга, на который согнали очень много провокаторов и после того, как был вооруженными людьми разогнан митинг рабочих «Крымтроллейбуса», это было в марте примерно, я понял для себя, что легальные методы себя исчерпали, и поэтому, когда Никита предложил мне поучаствовать, я ответил согласием.
С Афанасьевым, говорит Кольченко, он виделся несколько раз за весну, о его политических взглядах ничего не знает, познакомились на занятиях по оказанию медицинской помощи.
— Как вы объясните, что в суде Афанасьев вас не опознал?
— Мы с ним виделись всего несколько раз, он мог меня элементарно не запомнить.
Чирния, говорит подсудимый, он никогда ни на каких собраниях не видел. Сенцова и Афанасьева иногда встречал.
«К "Правому сектору" я не имею никакого отношения. Я анархист и антифашист, и националистических убеждений не разделяю. С Чирнием я познакомился на раскопках в заповеднике Неаполь Скифский, видел его всего несколько раз. Меня тогда насторожило, что он в летнюю жару одевался в камуфляжные штаны, китель и ботинки. На раскопках он был не расположен к общению, а уже в суде выяснились новые обстоятельства, характеризующие его личность», — объясняет Кольченко. При этом он отмечает, что никаких предложений о взрывах от Чирния не слышал, и в 2014 году видел его только один раз.
Допрос Кольченко ведет адвокат Светлана Сидоркина #Сенцов pic.twitter.com/PxeL0qFu4z
— Радио Свобода (@SvobodaRadio) 6 августа 2015
— Признаете ли вы свое участие в поджоге офиса на улице Аксакова? — продолжает спрашивать адвокат.
— Признаю.
— Кто и при каких обстоятельствах предложил совершить данный поджог?
— 17 апреля утром мне позвонил Никита, как я потом узнал, у него фамилия Боркин, и предложил встретиться. На встрече он предложил мне поучаствовать в данном мероприятии, я согласился и мы договорились встретиться в 12 часов.
— До этого вам от кого-либо поступали подобные предложения?
— Ни до, ни после этого не поступали.
— Как вы для себя объясняли необходимость участия в поджоге?
— С целью причинения материального ущерба этой партии, я был несогласен с тем, что происходит в Крыму и что данная партия разрешила Путину ввод войск.
— Кто сообщил вам о вашей роли и в чем она состояла?
— Когда мы встретились с Никитой недалеко от школы №24, там уже был Афанасьев, и через несколько минут пришел Чирний. Афанасьев сказал, что он сам и я будем наблюдать, а Боркин и Чирний непосредственно совершат поджог. После этого мы с Афанасьевым ушли и заняли позиции, а Боркин и Чирний пошли и осуществили поджог.
— В течение какого времени это происходило?
— Это произошло минуты за две: битье стекла и поджог. Потом я, Чирний и Боркин пошли в одну сторону и через некоторое время разошлись.
— Брала ли какая-либо организация ответственность за поджог?
— Мне неизвестно.
— Выдвигал ли кто-то в Крыму требования к органам власти о выходе Крыма из состава России?
— Никто на территории Крыма таких требований не выдвигал. Я знаю, что этого требовали украинские власти.
— Участвуя в поджоге, вы осознавали вероятность гибели людей?
— Нет, встретившись с Никитой, я подразумевал, что они подошли к делу ответственно, и поэтому я лично не интересовался о нахождении внутри людей.
Кольченко говорит, что сообщения в СМИ о поджоге были только «дежурными», и никакой реакции в обществе он не заметил.
«Я отказываюсь отвечать на вопросы суда и государственного обвинителя», — заявляет Кольченко.
Прокурор просит зачитать все показания Кольченко, данные на стадии следствия, протоколы опознания и проверки показаний на месте. Тем временем включилась «Нокия» Кольченко. Судья объявляет десятиминутный перерыв.
Заседание возобновилось. Адвокат Сидоркина просит осмотреть на телефоне Кольченко с абонентами, записанными как «Гена», «Никита Ялта» и «Олег». Специалист сличает номера IMEI и сим-карты. Судья предупреждает его об уголовной ответственности в случае, если специалист вдруг уничтожит информацию на телефоне.
Кольченко поясняет, что Афанасьев у него был записан как «Гена», Боркин — как «Никита Ялта», Сенцов — как «Олег» или «Олег новый». Номера Чирния у него никогда не было. Сидоркина просит удостовериться, что эти абоненты есть в телефонной книжке и просмотреть входящие и исходящие звонки за апрель. Имена там действительно есть.
В журнале принятых и набранных вызовов специалист ничего не находит. Есть лишь два непринятых вызова за май: один от «Сявы» и один от неизвестного номера. Кроме этого, есть смс-оповещение о пропущенном звонке от неизвестного номера в 18:03 16 мая, и смс-оповещение о появлении неизвестного номера в сети 15 мая. Также есть смс от «Насти Пингвин» от 30 апреля 2014 года с текстом «Доброе утро, красавчик». Кольченко смеется: «К делу это отношения не имеет». То же самое он говорит про смс от Вики, Яны, Елены, Ирен и Насти Ч.
Сидоркина спрашивает, почему отсутствуют звонки и смс за апрель, и не удалял ли их Кольченко. «Я не удалял ничего точно», — отвечает он.
Судья уточняет, может ли при изымании сим-карты и аккумулятора стираться журнал входящих и исходящих вызовов. Специалист отвечает, что на некоторых телефонах такое бывает, когда вытаскивают аккумулятор или когда он полностью разряжается. По его словам, есть память телефона «энергозависимая» и «энергонезависимая». То что, что было прочитано ранее, хранилось на «энергонезависимой памяти».
Теперь прокурор читает протокол допроса Кольченко в качестве подозреваемого от 16 мая 2014 года. Там он полностью признал свою вину и рассказал, что через Настю Черную познакомился с Сенцовым, у которого та работала как у режиссера. Потом он решил поехать с Сенцовым на Майдан и собрал с собой продукты. Там «гулял по Майдану и общался со всеми протестующими». Через два дня они вернулись в Симферополь, а в марте Олег познакомил его с Геннадием. Тот срочно позвал его на одну из встреч и якобы там сказал, что «поступило указание» поджечь офис «Единой России». На месте Геннадий выдал перчатки и якобы распределил роли. Там же были Алексей и Никита.
Кольченко хочет сделать уточнение по этому протоколу. «Меня задержали 16 мая, примерно в 5-6 часов вечера. И после задержания на предварительном допросе, который не был занесен протокол, меня били по лицу и в корпус. Уже позже, когда я давал показания, там был адвокат по назначению. Данные показания я не подтверждаю — адвокат меня тогда ввел в заблуждение относительно статей, которые мне вменялись. Я о насилии не заявлял, потому что когда я узнал, какие меры применялись к Олегу, я посчитал мое давление незначительным и недостойным заявлять об этом», — говорит подсудимый.
Кольченко все-таки соглашается ответить на пару вопросов прокурора и говорит, что этот протокол следователь записывал с его слов, но «в удобной для него формулировке», а подписал он его потому что был введен в заблуждение адвокатом.
— Вас вообще ранее задерживали правоохранительные органы? — спрашивает Сидоркина.
— Нет,никогда.
— Вы сказали, что к вам применялось насилие, это было до составления протокола?
— Да.
Судья объявляет перерыв до 14:00.
Заседание возобновилось. Прокурор продолжает читать протоколы допроса Кольченко. В них подсудимый рассказывает, как у него сложились убеждения относительно существующей украинской власти и как он познакомился с Сенцовым, который рассказывал про Майдан, а также как в дальнейшем они вместе съездили в Киев. Согласно протоколу, позже Кольченко и Сенцов встречались на мероприятиях, на которых «выражалось негативное отношение ко вступлении республики Крым в состав Российской Федерации». Именно Сенцов познакомил Кольченко с Геннадием, но особых отношений они не поддерживали.
Прокурор читает, как Кольченко позвонил знакомый по имени Никита и позвал на встречу, где были Алексей и Геннадий. Все вместе они совершили поджог офиса «Единой России». Непосредственное участие в нем принимали Никита и Алексей. От кого «поступило указание» совершить поджог, Геннадий не уточнил. Сам Кольченко смотрел за улицей.
Кольченко сейчас поясняет, что не признает ту мотивацию, которая сформулирована в протоколе — это вписал следователь — и не признает вины по этим статьям. По словам подсудимого, внести в протокол правки он не смог, поскольку адвокат по назначению ввел его в заблуждение.
Прокурор читает протокол опознания Кольченко по фотографиям Никиты Боркина, Алексея Чирния и Геннадия Афанасьева, а также протокол проверки его показания на месте — по адресу Аксакова, 7. Затем переходит к протоколу еще одного допроса Кольченко — уже с участием адвоката Сидоркиной. В нем он вновь рассказывает, как ездил на Майдан по предложению друзей, которые ехали с Сенцовым на его машине, а возвращались на поезде.
В феврале Кольченко стал замечать, что улицы города заполняют люди в военной форме. «Воспринимая политический строй в России как авторитарный, я был против присутствия российских войск на территории моей страны», — читает прокурор его показания. Кольченко участвовал в митингах против ввода войск и в тренингах по медицинской помощи в арт-центре «Карман», где познакомился с Афанасьевым и увидел Сенцова. В апреле ему позвонил знакомый Боркин, который взял его номер у Афанасьева. Он позвал на встречу, в ходе которой предложил принять участие в поджоге офиса «Единой России».
«Понимая, что я не могу по другому выразить свою позицию против ввода войск и нарушения прав граждан в Крыму, партию «Единая Россия» я ассоциировал с правительством Российской Федерации. Я преследовал цель нанести символический имущественный ущерб партии», — говорится в протоколе допроса Кольченко. Во время поджога он осуществлял наблюдение за улицей.
Чирний после поджога пожаловался на обожженные брови и на то, что ему пришлось снять маску и оставить под окном кувалду. Потом они разошлись. Позже по предложению Афанасьева Кольченко вместе с ним «испортил с помощью краски» несколько рекламных щитов партии «Справедливая Россия».
Про звонок Сенцову 9 мая в этом протоколе Кольченко рассказывает, что решил его предупредить, потому что узнал о задержании Афанасьева. Он отмечает, что поджог «Единой России» согласуется с его анархическими взглядами. Сенцова как организатора он не воспринимал, говорится в протоколе.
Гособвинитель теперь читает протокол допроса, в котором Сенцов говорит, что познакомился с Геннадием Афанасьевым в арт-центре «Карман», где читали лекции об оказании первой медицинской помощи. Он предcтавился как фотограф. Сенцов рассказывает о своем участии в митингах за сохранение Крыма в составе Украины. По его словам, 9 мая ему позвонил Тундра и сказал, что Афанасьев арестован и могут начаться аресты других проукраинских активистов. Через некоторое время позвонил и Афанасьев, по разговору Сенцов понял, что тот действительно задержан.
«Ваша честь, как по данному протоколу, так и по всем последующим действиям я отказываюсь давать показания и что-либо комментировать», — говорит Сенцов сейчас.
Обвинение в деле Олега #Сенцов,а и Александра Кольченко представляет прокурор Олег Ткаченко pic.twitter.com/rsc4MuLb9f
— Радио Свобода (@SvobodaRadio) 6 августа 2015Ткаченко читает протокол, в котором Сенцов рассказывает о своей семьей и своей жизни, о том, как он занимался киберспортом и начал снимать кино: «Из своих увлечений назову чтение классической русской литературы и книг по кинематографу». Занимался волейболом и с детства страдал сердечными заболеваниями.
На остальных допросах он отказывался давать показания по статье 51 Конституции, за исключением допроса от 16 апреля, когда режиссер сказал, что полностью не признает вину.
Адвокат Дмитрий Динзе просит приобщить к материалам дела заявление о пытках, которое Сенцов подавал в СК, и ответ из СИЗО-1 в Симферополе о том, что у Сенцова при поступлении туда были зафиксированы телесные повреждения — множественные гематомы на спине. Судья удовлетворяет его просьбу. Исходя из этого, Динзе просит также приобщить заявление о пытках и совершении преступления, которое было направлено в СК. Там подробно описываются пытки в ФСБ, о которых рассказал Сенцов.
Прокурор выступает против, поскольку «данное ходатайство заявлено ради ходатайства» и копия этого заявления есть материалах дела. Динзе поясняет, что в деле не полностью приведена копия и в ней нет отметок о получении заявления. «Приятно, когда все участники и суд обращаются к уголовно-процессуальному кодексу и закону», — замечает судья, листая документы, и объявляет перерыв на 10 минут.
Суд решил огласить из материалов дела заявление Динзе об отводе следственной группы по делу Сенцова. В нем адвокат просил отвести руководителя группы Бурдина и его подчиненных, поскольку тот долгое время отказывал Динзе во встречах с подзащитным. По словам адвоката, это делалось, чтобы он не смог увидеть следы пыток.
Динзе посчитал, что таким образом следователь Бурдин содействовал сокрытию совершенного сотрудниками ФСБ преступления. В этом же заявлении говорится, что следователь ограничивает адвокатов в праве на осуществление защиты арестованного, в частности, препятствуя проведению независимых экспертиз. Судья отказывается приобщать заявление, поскольку в деле уже есть отказ в отводе следственной группы.
У адвоката Динзе еще одно ходатайство.
— Ваша честь, поскольку защита была во время следствия ограничена в правах…
— Представьте доказательства того, что защита была ограничена.
— Вы сами сейчас это зачитывали.
— Вам было отказано и сказано, что вы не были ограничены.
Динзе подробно рассказывает, как в связи с подпиской о неразглашении он лишился возможности опрашивать свидетелей, проводить экспертизы, и как он обжаловал все действия следователя и эту подписку, вплоть до Конституционного суда.
Динзе просит приобщить заявление относительно руководителя арт-центра «Карман» Галины Джикаевой, которая рассказывала о давлении ФСБ на нее и на людей, которые посещали «Карман». В ФСБ, по ее словам, пытались получить показания против Олега Сенцова. Джикаева была вынуждена уехать из Крыма. В заявлении Динзе просит проверить факты этого психологического и физического давления на нее и других людей из арт-центра «Карман». Ответа на него адвокат так и не получил. «Ваша честь, я обязан указывать суду на эти факты», — говорит он.
Прокурор просит отказать в приобщении: «К нашему уголовному делу это отношения не имеет, Галина Джикаева ни в каком качестве у нас не фигурирует». Судья отказывает.
Динзе утверждает, что согласно экспертизе было отстреляно три патрона к пистолету Макарова, но по осмотренным вещественным доказательствам видно, что отстрелянных патронов гораздо больше. «Только два патрона остались неотстрелянными», — говорит он, и просит вызвать эксперта, чтобы прояснить этот момент. Вместе с ним он просит вызвать и эксперта-генетика в связи с явными противоречиями в генетической экспертизе, которая утверждает, что на пистолете есть следы Сенцова.
В подтверждение своих слов он зачитывает результаты экспертизы: одни биологические материалы, имеющие «смесевое происхождение» от нескольких лиц, эксперт признает непригодными для определения их происхождения, а другие, с таким же «смесевым происхождением», определяет как с высокой долей вероятности принадлежащие Сенцову. Методика получения таких выводов в экспертизе не уточнена.
Судья объявляет десятиминутный перерыв для того, чтобы прокурор подготовил свои возражения.
По словам прокурора, в экспертизе сказано, что три патрона были использованы для вывода об их пригодности, а еще три — для исследования пригодности самого пистолета для стрельбы. «Я понимаю, что юристы не очень хорошие математики, но давайте подсчитаем: три плюс три это будет шесть», — уверен прокурор. В вызове эксперта-генетика он также просит отказать, поскольку исследование, по его словам, было проведено по всем правилам.
Судья Михайлюк отказывается вызывать экспертов и говорит, что суд самостоятельно будет оценивать достоверность доказательств, в том числе экспертиз.
Выступает адвокат Сидоркина. Она отмечает, что Афанасьев в суде отказался от своих показаний и пояснил, что давал их под давлением, в связи с этим ОНК по Ростовской области посещала его в СИЗО. Адвокат просит огласить ответ из ОНК на ее запрос с просьбой сообщить результаты посещения. В ответе, по словам Сидоркиной, рассказывается, что Афанасьев сообщил о пытках в Крыму и о том, что уже непосредственно в суде на него давили сотрудники ФСБ, а после отказа от показаний угрожали ему и его семье. Соответствующие пояснения он дал ОНК письменно.
Накануне адвокат Афанасьева Александр Попков пересказал «Медиазоне» слова подзащитного об обстоятельствах его задержания. По его словам, при задержании в Симферополе его били, требовали дать показания на Сенцова, а в управлении ФСБ в Крыму следователь Артем Бурдин предложил ему сознаться в подрывах памятника и Вечного огня. В ответ на отказ его начали избивать, а затем пытать противогазом. В итоге Афанасьев дал те показания, которые от него требовал следователь. Уже после того, как его привезли в Ростов-на-Дону для участия в процессе Сенцова-Кольченко, сотрудник ФСБ, представившийся как «Александр из Москвы» — ранее он присутствовал при пытках в Крыму — потребовал повторить все данные на следствии показания, мотивируя это тем, что мать осужденного «может попасть в аварию».
Прокурор выступает против приобщения. Сидоркина подчеркивает, что к ответу приложена копия собственноручного заявления Афанасьева, где он рассказывает, что от него требовали оговорить адвокатов, что это якобы под их давлением он отказался от показаний в суде.
Она просит вызвать свидетелем члена ОНК Юрия Блохина, который посещал Афанасьева вместе с другими арестованными в этом СИЗО и опрашивал его. Блохина, по словам Сидоркиной, нужно вызвать «с целью устранения сомнений». Прокурор снова против — говорит, что «оценку доказательствам должен давать суд».
Судья зачитывает, что если человек, заключивший досудебное заключение, огласил заведомо ложную или недостоверную информацию, приговор, вынесенный особым порядком, может быть пересмотрен. Но это должен решать уже другой суд. Приобщать ответ ОНК и вызывать Блохина он отказывается.
Как отмечает Сидоркина, в СМИ появились публикации, в которых приводятся слова адвоката Попкова о том, что Афанасьев рассказал о давлении в том числе в конвойной комнате суда. Просит приобщить публикацию на радио «Свобода» с этим рассказом и аналогичную новость «Медиазоны». В них Попков пересказывает слова Афанасьева, которому оперативник ФСБ сказал, что у ФСБ есть договоренность с судом. Судья возражает — по его словам, публикации в СМИ не являются доказательствами. «Для суда очевидно, что такого быть не могло и не было», — говорит Михайлюк. В приобщении суд отказывает.
Теперь Сидоркина просит приобщить официальные справки от «Правого сектора» с заверенным переводом с украинского о том, что Олег Сенцов и Александр Кольченко не состоят ни в этой общественной организации, ни в политической партии «Правый сектор». Справки за подписью лидера движения Дмитрия Яроша.
Судья объявляет десятиминутный перерыв на то, чтобы уточнить что-то в законе об адвокатской деятельности.
Судья возвращается и говорит, что на предыдущих заседаниях в суде уже знакомились с решением Верховного суда о запрете в России «Правого сектора». А перерыв был связан с необходимостью уточнить положения закона об адвокатской деятельности. «Мы хотели уточнить в законе об адвокатуре и адвокатской этике — может быть, адвокаты могут не исполнять решения судов?» — язвит судья Михайлюк. В подтверждение своих слов он зачитывает статью из закона, о том, что адвокаты обязаны исполнять решения суда.
«Суд полагает, что представление в качестве доказательства документа, подписанного запрещенной в Российской Федерации организацией, является неуважением к суду», — говорит судья и выносит Сидоркиной предупреждение.
Динзе говорит, что у него тоже есть аналогичная справка, а также о том, что защита провела социогуманитарное исследование, которое показало, что их подзащитные в «Правом секторе» не участвовали. Также он отмечает, что по непонятной причине следователь нарезал ему видеозаписи общения Чирния и Пирогова в виде аудиозаписей. Поэтому Динзе просит суд оказать содействие в копировании этих фильмов. Михайлюк обещает помочь.
Защита также просит предоставить судебный протокол для подготовки к прениям. Судья отвечает, что его выдадут, как только он будет готов и подписан.
На этом заседание заканчивается. Следующее состоится 7 августа в 10:00.
Оформите регулярное пожертвование Медиазоне!
Мы работаем благодаря вашей поддержке