«У нас, короче, катастрофа! Этот умер тип». История Владимира Цкаева, которого полицейские в Северной Осетии пытали всем отделом

1 ноября 2015 года. Время записи 7:40. Абоненты: майор полиции Сослан Ситохов (исходящий вызов) и замначальника полиции по оперативной работе управления МВД по Владикавказу Казбек Казбеков.

Казбеков: Ну что? Умер, да?

Ситохов: Ну короче ******, единичный, говорят, пульс, *****, еще, говорят, искусственным побудет, но вероятнее всего, что ******, короче.

Казбеков: *****! Что делать будем?

Ситохов: Я в ***** сам… *****! Габиеву вот набираю. Ты звонил ему?

Казбеков: Нет. Давай, пусть срочно едут. Давай.

Ситохов: На базу же едем пока?

Казбеков: Да, да.

Ситохов: Давай.

Конец разговора.

Поминки

В середине октября 2015 года 39-летний Владимир Цкаев похоронил свою мать, которая страдала от болезни сердца и несколько лет была прикована к кровати. Владимир тяжело переживал смерть матери, рассказывает его жена Земфира Цкаева: «Она, бедная, когда уже умирала, он на коленях полдня [рядом с ней] простоял. За что-то извинялся, за что — не знаю, он ее всегда на руках носил».

Владимир рос в обычной семье: отец работал водителем, мать — медсестрой в детском саду. После школы отучился в техникуме, потом окончил Горский государственный аграрный университет, несколько лет работал водителем на ГЭС, а затем устроился главным специалистом в Министерство сельского хозяйства.

В 27 лет он женился на Земфире и оказался, по ее словам, прекрасным мужем: заботливым, добрым, терпеливым. «Иногда в разгар ссоры он просто говорил: "А пойдем чаю попьем?"» — вспоминает Земфира. У них родились двое детей, мальчик и девочка. Владимир и его старший брат по очереди присматривали за матерью, пока она болела. Перед смертью мать почти перестала узнавать сына, говорит жена Цкаева, но тот вечерами подолгу сидел возле кровати, держал за руку и успокаивал во время приступов.

Спустя три недели после похорон в доме Цкаевых прошли поминки — по осетинскому обычаю их отмечают на третью пятницу после смерти родственника. Вечером 30 октября 2015 года, после поминальной церемонии, Владимир позвонил своему близкому другу Марату Букулову и пригласил его на ужин — они дружили с детства, ходили в одну школу и много общались даже после того, как обзавелись семьями. Друзья сильно отличались по характеру: Владимир — спокойный и уравновешенный, Марат — вспыльчивый и деятельный.

Приятели сидели в гостиной, выпивали и вспоминали истории из юности, рассказывает Земфира Цкаева. В половине первого ночи Букулов с женой отправились домой. Неподалеку от дома друга Марат Букулов заметил машину, в которой сидели незнакомые ему мужчина и женщина. Позже он расскажет в суде, что слышал, будто в его районе стали прятать закладки с наркотиками, и предположил, что к этому могут быть причастны люди в подозрительном автомобиле, который он уже не первый раз видел здесь вечером.

По словам Букулова, той ночью он решил выяснить, что это за автомобиль. Он отвез домой жену и ребенка, взял пистолет, который, как Марат потом говорил, подобрал когда-то на улице и прятал под шифером возле гаража, вернулся к машине и попросил сидевшего там мужчину выйти. «Когда он подошел, я спросил: "Что ты в это время здесь делаешь?". Но он сразу стал вести себя неадекватно, выражался нецензурными словами», — описывал случившееся Марат. Ему показалось, что от незнакомца пахнет алкоголем.

Мужчины сцепились, Марат оказался на асфальте. «Помню, что он наносил удары. Я лежал, у меня же в кармане был пистолет. Я потянулся, просто нажал на курок и произошел выстрел», — объясняет Букулов. Мужчина зашатался и упал на колени. Оставив его на дороге, Марат уехал.

Земфира Цкаева вспоминает, что услышала хлопок на улице, выглянула во двор и увидела, как на дороге незнакомая женщина склонилась над стоявшим на коленях мужчиной. Земфира разбудила задремавшего мужа, а уже через несколько минут ей позвонил Марат. «Дай мне Вовчика», — попросил он. По его напряженному голосу стало ясно — что-то произошло, говорит Земфира.

Поговорив с другом, Владимир Цкаев быстро оделся и поехал к нему. По словам Букулова, они обсудили, как лучше поступить, и рано утром Марат уехал в сторону гор, избавившись по пути от мобильных телефонов и патронов, а Владимир вернулся домой.

На следующее утро, около 12 часов 31 октября, к дому Цкаевых приехали полицейские. Они сказали Земфире, что им надо опросить ее мужа, и пообещали, что это займет всего 15 минут. Владимир уехал с ними.

Около семи вечера полицейские вернулись и провели обыск; силовики без объяснений «перевернули дом вверх дном», говорит Земфира. Поздно вечером к ней домой приехал еще один полицейский, который попросил отдать паспорт Владимира и его чистые вещи — он объяснил, что на брюках ее мужа была обнаружена кровь, и их надо сдать на экспертизу.

Земфира признается, что первые несколько часов почти не волновалась. В конце концов, говорит она, ее мужа должны были лишь расспросить о ночном происшествии.

Но Владимир не вернулся домой ни в этот день, ни на следующий.

Кабинет №57

Марат Букулов не знал, что в ночь на 31 октября он ранил сотрудника владикавказского ОМОНа Роланда Плиева. Полицейского доставили в республиканскую клиническую больницу, где врачи его экстренно прооперировали. Расследовать дело о нападении на омоновца поручили следователю Аслану Кайтукову. В ночь на 1 ноября он приехал в больницу и опросил Аиду Золоеву — девушку, которая в ту ночь была в машине с Плиевым. По ее словам, перед тем, как на ее знакомого напал неизвестный мужчина, они просто катались по городу.

Владимир Цкаев вышел из дома днем 31 октября в сопровождении оперативников Владимира Валиева и Ацамаза Датиева, которые посадили его в машину и повезли в Иристонский ОВД. В отделе его сразу провели в кабинет №57 на втором этаже.

Допрос начался около двух часов дня. Сейчас силовики утверждают, что к этому моменту раненый омоновец в больнице опознал Владимира по фотографии, однако до сих пор ни один из них не смог объяснить, кто именно и когда показывал пострадавшему снимок Цкаева — и почему его нет в уголовном деле о нападении на Плиева.

По версии Следственного комитета, который расследовал гибель Цкаева в отделе полиции, в кабинете №57 его уже ждали двое оперативников уголовного розыска: капитан полиции Алан Хохоев и старший лейтенант Георгий Цомаев. Они потребовали от задержанного сознаться в нападении на Плиева, но тот молчал, и полицейские решили прибегнуть к пыткам. К ним присоединился оперативник Шота Майсурадзе, они нашли два полиэтиленовых пакета — поиски пакетов попали на видеокамеры в отделе — и надели их на голову Цкаеву, закрепив скотчем на уровне подбородка.

Пытки с короткими перерывами продолжались примерно с двух часов дня до шести вечера, считает следствие: полицейский Майсурадзе то снимал пакет, чтобы Цкаев мог вздохнуть, то снова перекрывал ему дыхание. Оперативники Цомаев и Хохоев в это время били и пинали задержанного, останавливаясь только в те моменты, когда он терял сознание. В один из таких перерывов Майсурадзе снял пакет, уложил Цкаева на пол животом вниз, оставив руки скованными за спиной, и несколько раз ударил обутой ногой по голове. Примерно в шесть вечера двое оперативников ушли, и Майсурадзе около часа продолжал пытки в одиночестве, пока не уехал на обыск в доме в Цкаева.

Вернувшись в 20:20, Майсурадзе позвонил своему коллеге. «***** не сознается, *****, ****», — пожаловался он. «Это он был, по-любому?» — уточнил коллега. «Говорят, да», — ответил Майсурадзе.

Попавшие в материалы дела записи Следственному комитету предоставили в ФСБ: за несколько месяцев до гибели Цкаева спецслужба начала прослушивать полицейских из этого отдела в связи с другим уголовным делом.

Майор полиции Сослан Ситохов, начальник отделения по раскрытию имущественных преступлений угрозыска Иристонского ОВД, приехал на работу около семи часов вечера. Он уже знал, что Цкаев не признался в нападении на омоновца и, как считает следствие, решил самостоятельно выбить из него показания. Ситохов зашел в кабинет №57, обмотал задержанному руки скотчем и около часа бил, пока тот вновь не потерял сознание.

На этот раз привести его в чувство полицейским не удалось.

«Никакая больница! Это исключено!»

Оксана Цакоева, медсестра с двадцатилетним стажем, зашла в отдел около 11 часов вечера 31 октября. За полчаса до этого к ней приехал полицейский Алан Дзилихов, сын ее близкой подруги, который сказал, что человеку стало плохо в отделе, и попросил помочь. Медсестра взяла с собой тонометр и аптечку с лекарствами и поехала с Дзилиховым. В своих показаниях на следствии она утверждала, что Алан не объяснил ей, почему мужчина в отделе потерял сознание.

Ей запомнилось, что в кабинете №57, где собрались несколько человек, пахло нашатырем и корвалолом. Медсестра попросила закрыть окно и осмотрела лежащего на полу человека — он был накрыт простыней и чьей-то курткой. Откинув их, медсестра увидела, что его руки были согнуты в локтях и тесно прижаты к груди, поэтому надеть на руку манжет тонометра никак не получалось.

У мужчины свело челюсть. Оксана Цакоева поднесла к его лицу смоченную нашатырем вату. Ей подали стакан воды, но от волнения медсестра случайно облила полицейского. Со второй попытки ей удалось окатить мужчину водой из стакана, после чего Цакоева начала растирать его водкой, которую принес кто-то из сотрудников. Она обратила внимание, что у лежавшего на полу были синяки под обоими глазами, а на руках — ссадины от наручников.

В это же время в коридоре полицейский Сослан Ситохов созванивался с замначальника полиции управления МВД по Владикавказу Казбеком Казбековым. Он описал состояние задержанного и рассказал, что полицейские привезли в отдел знакомого врача. Казбеков предложил отвезти Цкаева в больницу.

Ситохов: Никакая больница!

Казбеков: Ну, в смысле, нормально с ним будет все?

Ситохов: Я что, Бог, что ли? Я не могу это сказать.

Казбеков: Ну, в смысле, ему очень плохо или что?

Ситохов: Казбек Таймуразович, он такой же, как и был.

Казбеков: Ну [врач] укол ему сделал или что?

Ситохов: Он пока давление мерит, все такое.

Казбеков: Давай отвезем его [в больницу], ну его *****!

Ситохов: Никакая больница! Это исключено!

Когда спазм на руках у Цкаева прошел, медсестра Цакоева измерила ему давление. Тонометр показал очень низкий результат — 36/25. Пульс был нитевидный. Она ввела кордиамин — препарат, стимулирующий сердцебиение — но это не помогло. Медсестра сказала полицейским, что сделала все, что могла, посоветовала вызвать скорую помощь и уехала домой.

Среди столпившихся возле лежавшего без сознания были Виктор Кадалаев и его гражданская жена Алла Битиева — наркозависимые, которых полицейские регулярно привлекали в качестве понятых. Они приехали в отдел около восьми вечера, Кадалаев участвовал в оформлении дела о хранении наркотиков. Проходя по коридору, он заглянул в кабинет №57 и заметил мужчину, которому на вид было около 40 лет: тот сидел на стуле без майки, на шее висела массивная серебряная цепь с большим крестом. Рядом были двое сотрудников уголовного розыска.

Поставив все необходимые подписи, Кадалаев уже собирался уходить, когда полицейский Азамат Цугкиев попросил его выступить понятым еще раз. В этот момент Кадалаев, по его словам, услышал крики из кабинета, в котором был мужчина без майки. Он утверждает, что тот стал громко возмущаться, когда сотрудники стали снимать с него крестик и брюки, после чего в кабинет забежали трое полицейских, которые начали бить мужчину и надели на него наручники. Задержанному стало плохо, он побледнел и его уложили на пол.

Ближе к полуночи полицейский Сослан Ситохов решил все-таки вызвать скорую помощь — но сделал это с мобильного телефона понятого. Он попросил прислать скорую на пересечение улиц Революции и Бутырина, сказав, что на тротуаре лежит мужчина без сознания. Около полуночи врач-невролог Фуза Цагараева приехала туда, и тут же, вспоминала она, в машину сел молодой человек в гражданской одежде и с капюшоном на голове. Он представился полицейским и попросил проехать к зданию Иристонского отдела полиции, расположенному на углу проспекта Мира и улицы Бутырина.

В отделе полиции врач Цагараева увидела лежащего на диване мужчину, у которого она заметила ярко выраженный симптом «очков», свидетельствующий о черепно-мозговой травме. По словам врача, полицейские сказали, что он потерял сознание, когда бился головой об пол кабинета. Врач утверждала на допросе, что артериальное давление у него было понижено: 100/60. Она ввела глюкозу с кардиамином, но в сознание мужчина так и не пришел. Впоследствии, когда суд будет выяснять, почему в медкарте записано, будто у Владимира Цкаева было ясное сознание и он согласился на госпитализацию, врач Цагараева ответит, что это была описка, за которую она понесла наказание, а графу о согласии на госпитализацию за нее заполнил кто-то из полицейских.

Владимира Цкаева увезли в Республиканскую клиническую больницу — туда же накануне был доставлен раненый омоновец Плиев. Полицейский Ситохов распорядился выставить конвой у дверей отделения реанимации.

По словам нейрохирурга Соны Туваковой, принимавшей Цкаева в больнице, врачи скорой помощи сказали ей, что «нашли этого мужчину лежащим на улице». Она увидела кровоподтеки на руках Цкаева и синяки около глаз, которые, по ее мнению, не были похожи на симптомы черепно-мозговой травмы. «Завезли его в процедурный кабинет, и он у меня резко там ухудшился — впал в коматозное состояние, и я его подняла наверх. Дальше уже в реанимации начали проводить с ним процедуры», — вспоминала Тувакова.

По официальной версии, Владимир умер в 7:40 утра 1 ноября. В материалах дела указано, что смерть наступила в результате острой гипоксии, «связанной с длительным пребыванием последнего в ограниченном объеме замкнутого пространства (полиэтиленовый пакет)».

Нарастающий отек мозга от удушья привел к остановке сердца.

Утро после смерти

Родные Владимира Цкаева узнали, что полицейские увезли его на допрос, лишь на следующий день — он не хотел волновать их зря и, уходя, попросил жену не рассказывать об этом. Земфира, напрасно прождавшая Владимира всю ночь, позвонила родственникам только утром 1 ноября. «Мы встретились примерно в 11 утра, думали, обсуждали, что делать дальше», — рассказывает сестра погибшего Ирина Демурова.

Уже через час Ирине позвонила родственница, которая рассказала, что знакомая медсестра из Республиканской клинической больницы узнала в одном из пациентов Владимира; вместе они поспешили в больницу. «Он поступил в 00:35. Его к нам привезли, считай, мертвого. Мы его до реанимации подняли, но уже было поздно», — так, по словам Ирины, ответила им сотрудница регистратуры.

Тем же утром тело Владимира передали в городской морг. На опознание пустили только Ирину и ее знакомого адвоката Руслана Дауева. На секционном столе лежал сильно избитый, посиневший мужчина, вспоминает она: «Первая мысль — это не мой брат». В глубине души сестра еще надеялась, что это ошибка, она спросила: «Это же не он?». Адвокат посмотрел на Ирину и ответил: «Это он».

В это время Земфира Цкаева, тоже решившая сначала посоветоваться с подругой-адвокатом, а затем поехать в отдел полиции, выходила из машины. Ей позвонила двоюродная сестра Владимира. Из трубки доносились рыдания. «Зифа, а ты где?» — спросила родственница и попросила Земфиру приехать к больнице.

«Я поняла, что его побили. У меня все упало. Но когда она мне сказала, [что подъехать нужно] со стороны улицы Гагарина… Там морг. Я из машины вывалилась. Я помню, что я так орала», — рассказывает Земфира.

По словам Ирины, к приходу родственников в морге успели «вскрыть, обработать и почистить» погибшего — труп уже забальзамировали без согласования с ними. Вскрытием руководила врач Дзерасса Цалоева, которая в своем заключении указала, что причиной смерти стала острая сердечно-сосудистая недостаточность.

Сотрудники Иристонского отдела узнали, что Цкаев скончался, ранним утром. Как считает Следственный комитет, полицейский Ситохов задним числом составил протокол об административном задержании Цкаева и рапорты от имени сотрудников Ацамаза Датиева, Владимира Валиева, Олега Дзампаева и Алана Бигаева.

В рапортах было указано, что после задержания Цкаев вел себя неадекватно и материл полицейских, поэтому на него составили протокол по части 1 статьи 19.3 КоАП (неповиновение законному требованию сотрудника полиции). Полицейские надели на него наручники, после чего задержанный стал биться головой об пол в кабинете.

Все четверо оперативников подписали составленные Ситоховым документы.

Митинг и похороны

У морга собрались десятки людей — родные, друзья, соседи Владимира Цкаева. Новость о его гибели после допроса в полиции быстро облетела Владикавказ. На следующий день не менее двухсот человек вышли на акцию против полицейского произвола. Они несли в руках плакаты с фотографиями из морга — черные синяки на лице и теле Владимира крупным планом.

Возмущение демонстрантов подогревало сообщение, опубликованное в тот день на сайте МВД Северной Осетии. В пресс-релизе ведомства говорилось, что Владимир в ходе допроса «вел себя неадекватно, угрожал, что если сотрудники его не отпустят, то он сам себе причинит телесные повреждения» и пожалуется в прокуратуру.

«Он внезапно встал со стула и, упав на колени, лобной частью головы нанес несколько ударов об пол. Сотрудники полиции пресекли его действия и далее продолжили беседу», — утверждали в МВД; состояние задержанного ухудшалось, поэтому полицейские вызвали врачей. В тот же день сообщение на сайте ведомства отредактировали, удалив все подробности происшествия.

Толпа прошла вдоль реки Терек, пересекла центральные улицы города и оказалась перед зданием управления МВД по Северной Осетии. Оттуда к собравшимся вышел глава ведомства Артур Ахметханов, который заверил, что уже назначил служебную проверку и отстранил от службы нескольких сотрудников Иристонского райотдела. Митингующие двинулись дальше и дошли до дома правительства, где с ними встретился глава Северной Осетии Тамерлан Агузаров, пообещавший, что все виновные в смерти Цкаева будут наказаны.

Родственники настояли на проведении еще одной судмедэкспертизы, и 2 ноября тело в гробу отвезли на повторное вскрытие. Проводившая эту экспертизу Наталья Олейник заключила, что Владимир Цкаев умер от асфиксии.

Его похоронили 4 ноября в родовом селе Кобань. Тот день Земфира Цкаева почти не помнит — врачи сделали ей несколько уколов успокоительного. Сестра погибшего Ирина Демурова вспоминает, как за несколько недель до смерти, на дне рождения жены, брат почему-то много говорил о смерти. И вдруг признался, что хотел бы, чтобы на его похороны пришло не меньше тысячи человек. «А пришло намного, намного больше», — улыбается она сквозь слезы.

Ирина уверена, что брат умер еще в отделе полиции, а не в больнице: «Они его просто мертвым привезли и до утра там оставили. Может, они его подключали к аппарату [искусственного дыхания], но для галочки». Врачи, по ее мнению, помогали полицейским скрыть следы преступления.

«Мы когда с братом [Артуром] узнали о задержании Вовы, я еще спросила: "Интересно, а его там не побили?" — вспоминает она. — А он ответил: "Зачем им бить? Сейчас же не девяностые". И вот пока мы думали об этом, он уже мертвый был».

Больше двух лет спустя, в январе 2017-го, родные и друзья убитого снова вышли на митинг к Дому правительства. Они требовали довести наконец до конца расследование смерти Владимира Цкаева.

Но в суд дело было передано только в сентябре 2018 года.

Версия обвиняемых

В ходе следствия полицейские несколько раз меняли свои показания, перекладывая ответственность друг на друга. Самые подробные показания давал Алан Бигаев, именно он указал на причастность к пыткам троих оперативников и майора Ситохова. По словам Бигаева, когда Цкаева привезли в отдел, он сам побеседовал с ним «буквально несколько минут», а потом того перевели в кабинет №57.

Он видел своих коллег Цомаева и Хохоева с двумя черными пакетами и «очень удивился этому», а позже заглянул в кабинет и увидел там задержанного на стуле с застегнутыми за спиной руками и пакетом на голове. Бигаев уверяет: он не знал, что Цкаева могли душить пакетом и подумал, что тому просто решили перекрыть обзор. Через некоторое время, говорит полицейский, он заметил Цкаева на полу без сознания, на лице виднелись синяки, голова и шея «были вздуты», как будто ему «вкачали внутрь воздух». Он привел задержанного в чувство и ушел, а позже услышал крики и увидел, как Сослан Ситохов бьет лежащего Цкаева. Узнав о смерти задержанного, Бигаев согласился подписать поддельный рапорт о том, что тот сам нанес себе травмы.

Полицейский Олег Дзампаев поначалу говорил, что Цкаев вел себя неадекватно, бился о сейф и стены кабинета, угрожая, что будет жаловаться в прокуратуру. На него пришлось надеть наручники. После предъявления обвинений он признался, что дал ложные показания, потому что был в состоянии шока.

Доставлявшие Цкаева в отдел Владимир Валиев и Ацамаз Датиев в итоге признали, что не глядя подписали подложные рапорта, которые задним числом за них составил Ситохов. Азамат Цугкиев тоже сказал, что подпись в рапорте поставил по указанию начальства и сам текст не читал.

Сначала признавший вину Спартак Бузоев впоследствии отказался от этих показаний. Он рассказывал, что видел, как опер Майсурадзе бьет Цкаева, но руководству об этом не доложил, потому что «не хотел подставлять своего коллегу».

Сам Шота Майсурадзе во время допроса объявил, что доводы, изложенные в обвинении, «являются плодом творческой фантазии следователя». Он пояснил, что он занимался имущественными преступлениями, а в раскрытии ранения омоновца Плиева был заинтересован Бигаев, так как оно было совершенно на его участке. По словам оперативника, он в тот день расследовал угон машины и хотя и слышал крики из кабинета № 57, но «не заострил внимания» на них.

Он утверждает, что, вернувшись с обыска в доме Цкаевых, отпросился с работы и перед уходом постучал в кабинет №57. Ему открыл взъерошенный Бигаев в майке, задержанный сидел на стуле, на его голове был противогаз. Рядом, по словам оперативника, стоял военно-полевой телефон, провода от которого были подведены к Цкаеву. Об увиденном он рассказал Ситохову.

Сослан Ситохов на допросе утверждал, что тоже занимался своими делами, когда услышал крики в соседнем кабинете №57. Полицейский заглянул туда и увидел лежащего на полу мужчину. Померив ему пульс, Ситохов потребовал вызвать скорую, а после того как потерявшего сознание увезли, заехал домой, взял 10 тысяч рублей, чтобы в случае необходимости купить лекарства, и поехал в больницу к пострадавшему. Там он поговорил с реаниматологом, которая, по словам полицейского, сказала, что угрозы жизни пациента нет.

Став обвиняемым, Ситохов возложил ответственность за смерть задержанного на Алана Бигаева, который, по его словам, стоя рядом с измученным Цкаевым, сказал: «Он у меня отдыхает, приходит в себя».

Оперативники Георгий Цомаев и Алан Хохоев тоже обвинили Бигаева, которого они видели с противогазом и военно-полевым телефоном. Хохоев уверял, что черные пакеты им понадобились не для пытки, а для того, чтобы выбросить мусор.

Протесты родственников полицейских

В марте 2017 года несколько десятков человек — родственники и друзья обвиняемых — вышли к зданию республиканского правительства и потребовали от главы Северной Осетии вступиться за полицейских. По словам родных, расследование дела об убийстве Цкаева затянулось, а всем фигурантам следователи предлагали доносить друг на друга в обмен на свободу.

На акцию вышел и бывший начальник отдела по раскрытию имущественных преступлений Сослан Ситохов — человек, чьи разговоры с коллегами стали доказательствами обвинения. Переминаясь с ноги на ногу, Ситохов убеждал корреспондента «Кавказского узла», что он никакого отношения к убийству не имеет, а бывшее руководство пытается его подставить. В ответ на просьбу журналиста описать состояние Цкаева, Ситохов долго пытался подобрать правильные слова: «Человек уже был без сознания, можно сказать. Состояние стало ухудшаться, когда скорая приехала. Вот в тот момент уже стало… Ну, у него уже… Ему уже… Ну, он был уже неконтактный».

Летом осетинское издание «ОсНова» узнало, что до марта 2019 года обвиняемые числились в штате Иристонского отдела полиции и продолжали получать зарплату — за исключением тех месяцев, которые провели в СИЗО. Эту информацию подтвердили в МВД. Ведомство заверило, что теперь все полицейские уволены. Подсудимые через суд потребовали восстановить их на работе и выплатить по 100 тысяч рублей компенсации — большей части из них Ленинский районный суд Владикавказа уже отказал в удовлетворении исков.

Дело о ранении омоновца

Марат Букулов добровольно пришел в полицию через две недели после гибели своего друга Цкаева. Он признался, что ранил омоновца Плиева в ночь на 31 октября. Сопровождавший его адвокат Игорь Сикоев рассказал «Медиазоне», что Марат принес одежду, в которую был одет в ту ночь. Экспертиза подтвердила, что на ней осталась кровь потерпевшего. По словам адвоката, кровь Плиева была обнаружена и на штанах Владимира Цкаева, однако есть основания считать, что она была нанесена на одежду уже после его смерти.

«Букулов выдал и машину, на которой он был, и оружие, из которого он стрелял», — говорит Сикоев. По версии его подзащитного, в ту ночь драку затеял именно Плиев, которого Марат принял за наркоторговца.

Следствие предъявило Букулову обвинение в покушении на убийство (часть 3 статьи 30 и часть 1 статьи 105 УК). Однако рассматривавший дело Ленинский районный суд Владикавказа пришел к выводу, что «указанные доказательства не подтверждают предъявленные подсудимому Букулову обвинения» и переквалифицировал дело на причинение тяжкого вреда здоровью с применением оружия (пункт «з» части 2 статьи 111 УК). Судья обратил внимание, что у подсудимого не было умысла на убийство, учел его явку с повинной и помощь следствию. В июне 2016 года Букулова приговорили к 2,5 годам заключения.

При этом омоновец Роланд Плиев настаивал в суде, что в него стрелял именно Владимир Цкаев, а не его друг Букулов. Адвокат Сикоев отмечает, что, хотя полицейские и утверждали, будто еще днем 31 октября Плиев в больнице опознал Цкаева по фотографии, по другим данным, омоновец в это время спал. Свидетель Аида Золоева, та самая девушка, что была в машине омоновца, несколько раз меняла показания о внешности нападавшего и не смогла с уверенностью сказать, кто же стрелял в ее друга.

Потерпевший Плиев заседания суда почти не посещал. Оспаривал ли он приговор Букулову, неизвестно. «Я никаких пояснений давать не буду. С ним самим разговаривайте», — сказала адвокат Плиева Римма Бицоева. Связаться с сотрудником ОМОНа так и не удалось. Сам Марат Букулов тоже отказывается общаться с журналистами.

«Я до сих пор убежден, что Цкаева задержали с единственной целью — чтобы он выдал, где находится Марат. Но сами понимаете, такой человек, как Цкаев, никогда бы своего друга не предал», — считает адвокат Игорь Сикоев.

Вопросы к следствию

Следователь Аслан Хугаев возглавил расследование смерти Цкаева в марте 2016 года, до этого он входил в первую и вторую следственные группы из семи человек. Хугаев говорит, что с этого момента вести следствие ему пришлось в одиночку — остальную группу расформировали.

Летом 2018 года, за несколько месяцев до начала суда над полицейскими, Аслана Хугаева обвинили в служебном подлоге (часть 1 статьи 292 УК). По версии следствия, он сфальсифицировал документы по делу Цкаева, внеся в них ложные сведения, необходимые для неоднократного продления сроков следствия и содержания обвиняемых под стражей. Хугаев сделал это, чтобы избежать дисциплинарных взысканий за несвоевременное выполнение работы, считает обвинение. В апреле 2019 года его дело было передано в Ленинский районный суд Владикавказа, заседания неоднократно откладывались, и решение не вынесено до сих пор.

Сам Хугаев в интервью блогеру Алику Пухаеву говорил, что он изначально располагал скудными ресурсами для расследования дела. Следователь уверен, что руководство СК, передавшее ему дело Цкаева, было заинтересовано в том, чтобы оно никогда не дошло до суда.

Земфира Цкаева говорит, что к Хугаеву у нее те же претензии, что и к следствию в целом: «[Он] находился в следственной группе с самого начала и вправе был что-то решать. Вот так профессионально загубить на корню дело, которое в принципе должно было быть раскрыто в течение месяца-полтора, надо постараться».

По словам Земфиры, во время допросов в Следственном комитете подсудимые и свидетели отвечали на вопросы более-менее честно — но только не под протокол. Так, один из подсудимых в неофициальном разговоре со следователем признался, что полицейские заходили в кабинет №57 группами и по очереди пытали Цкаева.

«Они все работали над ним — одна группа уходила, другая приходила. Следователь говорил в приватной беседе, что они под протокол не дают [показания]. Ты в Следственном комитете можешь рассказать всю правду, но если ты не подпишешь бумагу, то это никому не надо», — говорит Земфира. Она утверждает, что полицейский Алан Бигаев признавался следователю, что Цкаева все «пропустили по два раза через полевой телефон». «[Бигаев] мне сказал, что он нечист в этом деле. И глазки, знаете, опустил», — вспоминает вдова.

Серьезные нарушения были допущены уже на начальном этапе следствия, считает Земфира: на месте преступления не работали криминалисты, следователи не изъяли рабочие компьютеры полицейских, их личные телефоны и одежду, которая была на оперативниках в тот день, не осмотрели руки полицейских на наличие ссадин и ушибов, не провели обыски в их машинах и домах. Кроме того, за время следствия из числа вещдоков пропали стул, изолента, на которой была кровь Владимира, и его цепочка с крестом.

«Уголовное дело я принял через полгода. К тому моменту в отделе ни стула того не было, ничего», — оправдывается следователь Хугаев. Он признает, что до него многие следственные действия проводились с нарушениями. Так, на руках Бигаева во время освидетельствования обнаружили следы неясного происхождения, но экспертизу сочли ненадлежащей — среди понятых была девушка, а значит, следователь нарушил УПК.

Впрочем, Хугаев подчеркивает, что доказать применение электротока ему не удалось: камеры в отделе зафиксировали, как полицейские ищут по кабинетам полиэтиленовые пакеты, но не военно-полевой телефон.

Следователь утверждает, что он делал все, что мог, чтобы быстрее передать дело в суд. В конце 2017 года стороны начали знакомиться с материалами дела. «[Обвиняемые] прятались, не приходили, всячески затягивали ознакомление. Фактически ознакомление заняло почти год», — объясняет Хугаев.

Родные Цкаева уверены, что обвиняемых по делу должно быть гораздо больше. В их число должна была войти и судмедэксперт Цалоева, проводившая первое вскрытие — согласно ее заключению, Владимир умер от ишемической болезни сердца, которой никогда не страдал. Земфира Цкаева полагает, что судмедэксперт «вырезала с [тела Владимира] все электрометки», оставшиеся от пыток током, обмотала эти места скотчем и забальзамировала тело.

Эксперт Наталья Олейник, проводившая повторные вскрытие и экспертизу, подтвердила, что на теле имелись признаки забора кусочков кожи и зашитые раны, а труп был забальзамирован в ходе первой судмедэкспертизы. Но в материалах дела говорится, что эксперты не нашли следов применения электротока.

«По-хорошему, [судмедэксперт Цалоева] должна сидеть там же, вместе с этими сотрудниками, — говорит адвокат правозащитной группы "Агора" Сергей Денисенко. — Там же должна сидеть Цакоева, тот врач, которую они вызвали [в отдел]. Там привлекать нужно массу народу, но нужно ждать, когда разрешится основное дело». По его словам, большинство врачей в ту ночь пытались помочь не пострадавшему, а полицейским.

Следователь Хугаев с этим не согласен. Он считает, что сговор полицейских с врачами невозможен. «Обстановка в отделе была очень напряженная, и я не думаю, что у них мозгов бы хватило, чтобы это продумать», — поясняет он. Кроме того, в отличие от родственников погибшего, Хугаев не считает, что Владимир Цкаева скончался еще в отделе полиции.

Но следователь признает, что 90% сотрудников, которые в отделе в тот день, если и не пытали Цкаева, то точно знали, что происходит в кабинете №57.

Суд и показания понятых

К концу 2016 года все обвиняемые вышли из СИЗО под подписку о невыезде. Предварительные заседания начались в Ленинском районном суде Владикавказа только в октябре 2018 года и затянулись до февраля 2019-го: адвокаты обвиняемых просили вернуть дело в прокуратуру и исключить некоторые свидетельские показания, экспертизы и акт исследования тела Цкаева; защитники просили, чтобы процесс был закрытым, объясняя это множеством негативных комментариев в интернете. Судья Олег Ачеев все эти ходатайства отклонил.

18 февраля 2019 года прошло первое заседание, на котором все подсудимые заявили, что не признают вины и не согласны с предъявленными им обвинениями — даже те, кто признавал свою вину во время следствия.

Полицейский Сослан Ситохов — один из самых активных участников процесса, говорит Земфира: «Он хочет подвести к тому, что, когда это происходило, весь руководящий состав находился [в отделе]. По сегодняшний день [начальники отдела] никакой ответственности не понесли. Они даже толком не находятся в статусе свидетелей».

Вдова уверена, что врио начальника Иристонского ОВД Роберт Нанинев, начальник отдела уголовного розыска Сергей Габиев и начальник полиции УМВД по Владикавказу Батрадз Евлоев были в курсе того, как проводятся допросы в отделе. «Они прекрасно знали, что происходит в этом злосчастном кабинете. Без их согласия ничего не делается», — уверена Земфира. По ее словам, те, кто не принимал непосредственного участия в пытках ее мужа, занимались сокрытием преступления: «За убийство человека они только выговоры получили». Роберт Наниев вообще пошел на повышение и стал заместителем начальника полиции по оперативной работе МВД республики.

В суде были озвучены телефонные разговоры подсудимого Ситохова с начальником отдела уголовного розыска Сергеем Габиевым, который в день задержания Цкаева уехал с работы пораньше. Во время первого звонка в 21:55 Габиев спросил, нужно ли ему вернуться, на что Ситохов ответил: «Профессионалы занимаются когда, да, ты отдыхай».

Во время второго разговора в 23:39 Ситохов сообщил, что они вызвали Цкаеву скорую помощь и попросил Габиева все же приехать: «Ему что-то все хуже и хуже становится». Начальник отдела угрозыска обещал прибыть через полчаса, но на работе в тот день так и не появился. Третий разговор состоялся уже 1 ноября в 7:41:

Ситохов: *****, Серый, у нас, короче, катастрофа, *****! Этот, по-моему, умер тип, *****!

Габиев: Ты серьезно говоришь?

Ситохов: Да, сейчас младшие отзванивают, он под искусственным аппаратом, пульс единичный.

Родственники подсудимых отказываются верить, что их сыновья, племянники, могут быть замешаны в убийстве, отмечает сестра Цкаева Ирина. Во время заседаний обвиняемые и их близкие улыбаются, хамят, отпускают реплики в сторону пострадавших. По ее словам, наглее других ведет себя Сослан Ситохов. После одного из заседаний он на глазах у журналистов угрожал своему бывшему коллеге, дававшему показания: «Хабаев, ты сейчас сядешь в машину и ответишь за свои слова, пока я тебе рот не ******** [разорвал]!».

Уже в суде многие свидетели начали менять свои показания, выгораживая обвиняемых, говорит вдова Цкаева. Так, например, полицейский Алан Дзилихов, который привез в отдел свою знакомую медсестру Оксану Цакоеву, в суде объявил, что оговорил Ситохова, когда утверждал, что тот запрещал вызывать скорую помощь.

Важными доказательствами сторона потерпевших считает показания понятых Виктора Кадалаева и Аллы Битиевой. Кадалаев скончался до начала суда, поэтому на заседании его показания зачитали. В них он отказался от своих первоначальных слов о том, что Цкаев оказывал сопротивление, и признался, что давал эти «не совсем объективные показания», опасаясь преследования со стороны полицейских.

Понятой рассказал, что 1 ноября 2015 года их с супругой снова вызвали в отдел, где один из подсудимых — Олег Дзампаев — сказал, что у полицейских проблемы и им нужно помочь. «Олег сказал, что сейчас у нас будут брать объяснения и нужно сказать, что мы видели, как вчера ночью Цкаев сам бился головой об пол и об стол», — говорится в показаниях. Такие же объяснения взяли с Аллы Битиевой и Таймураза Икоева — второго понятого, которого в тот день привлекали полицейские.

Спустя несколько дней после смерти Цкаева за Кадалаевым и его женой приехали двое полицейских и сказали, что им нужно спрятаться на некоторое время. Их отвезли в гостиницу и забрали телефоны, а ночью перевезли в какую-то квартиру и закрыли там, не оставив ключа, рассказывал свидетель. Супруги находились около недели, потом их выпустили и предупредили, что на допросах им нужно сказать, что они видели, как Цкаев сам бился головой об стол и пол.

Гражданская жена Кадалаева — Алла Битиева — сама выступала в суде. Ее доставили туда под конвоем и в наручниках, поскольку она отбывает наказание в колонии-поселении, писал «Кавказский узел». Битиева рассказала, что 31 октября Кадалаева попросили выступить в качестве понятого. Она пошла вслед за мужем и увидела мужчину в «очень плохом состоянии».

«Я сначала подумала, что у него передозировка. Он сползал со стула, был в наручниках, сотрудники пытались привести его в чувство. Там было много сотрудников, человек шесть», — рассказала Битиева, добавив, что в кабинете были и подсудимые Бигаев и Ситохов. По словам свидетельницы, руки Цкаева были не только закованы в наручники, но еще и замотаны скотчем. Она видела, что сотрудники пытались переодеть задержанного.

Подтверждая показания своего партнера, Битиева сообщила, что на следующий день их вновь вызвали в полицию и попросили дать показания, что Цкаев ругался с полицейскими. А потом сотрудники полиции Инал Медоев и Тимур Сытник прятали их от следователей в какой-то квартире, куда в обмен на нужные показания привозили еду и наркотики.

«Нам привозили столько героина, что он даже не успевал заканчиваться», — вспоминала Битиева в суде.

Сам Тимур Сытник, который в 2015 году был оперативником Иристонского отдела полиции, а теперь работает в полиции в Москве, участвовал в судебном заседании по видеосвязи. Он признал, что поселил Битиеву и Кадалаева в квартиру своего друга, покупал еду на собственные деньги, но никаких указаний о показаниях не давал.

По словам Земфиры Цкаевой, сейчас они пытаются привлечь полицейских Медоева и Сытника к ответственности.

Процесс приостановлен

Потерпевшие считают, что обвиняемые и их адвокаты делают все, чтобы затянуть судебный процесс. В июле осетинское издание «Градус» подсчитало, что заседания переносились 22 раза из-за болезней то самих подсудимых, то их защитников. В конце сентября 2019 года адвокат правозащитной организации «Зона права» Виталий Зубенко, представляющий интересы Земфиры Цкаевой, сообщил, что направил жалобу в минздрав Северной Осетии, требуя провести детальную проверку документов, которые сторона обвиняемых предоставляла суду.

По мнению адвоката Сергея Денисенко, обвиняемые полицейские затягивают процесс, ожидая, когда осудят следователя Аслана Хугаева: «Хотят на этом что-то выиграть».

В начале октября защитник полицейского Азамата Цугкиева потребовал провести повторную судмедэкспертизу. По словам адвоката семьи погибшего Анджелики Сикоевой, обвиняемые задали экспертам восемь новых вопросов, главный из которых касается ненадлежащего оказания медицинской помощи Владимиру Цкаеву; они хотят выяснить, могло ли это послужить причиной смерти. «Еще на стадии ознакомления с материалами дела было понятно, что надлежащей медицинской помощи Владимиру в больнице не оказывали. Возможно, потому что он находился в агональном состоянии, посчитали, что смысла в этом нет, может быть, это делалось по сговору с представителями УВД», — предполагает Сикоева.

По ее словам, обвиняемые затягивают процесс по нескольким причинам: пытаются согласовать и подготовить позицию защиты, хотят как можно дольше оставаться на свободе или же стараются выйти за сроки уголовного преследования. Некоторые из предъявленных статей — средней тяжести, срок давности по ним составляет шесть лет. «А тянуть дело могут еще долго, если, допустим, будут возвращать его прокурору для устранения недостатков, они по нескольким статьям могут выскочить», — считает Сикоева.

Несмотря на возражения потерпевших, суд удовлетворил ходатайство о проведении новой комиссионной экспертизы: материалы направят в Российский центр судебно-медицинской экспертизы Минздрава России в Москве. Там же проходило и первое исследование, поэтому Земфира Цкаева надеется, что новое займет не очень много времени. На время его проведения суд над обвиняемыми в убийстве Владимира Цкаева приостановили.

Вдова погибшего замечает, что она уже настроилась на самую тяжелую часть процесса: допросы подсудимых и просмотр записей камер видеонаблюдения, и вынужденное ожидание только сильнее выматывает ее.

«Я иногда думаю [о себе]: наверное, ты все-таки сильная, — говорит Земфира. — Я раньше ходила три раза в неделю в суды, не успевала восстанавливаться, сяду и рыдаю от бессилия. Наверное, в этом сила заключается, что человек нарыдается, потом умывается и дальше идет».

Редактор: Егор Сковорода