«Один раз ударил меня током, а потом дал мне мандаринку». Задержанные по делу о взрывчатке в Балашихе рассказывают, как их допрашивали

Первым о задержании 25-летнего аспиранта механико-математического факультета МГУ Азата Мифтахова 1 февраля сообщил РЕН ТВ. Телеканал называл его членом «леворадикальной ячейки анархистов "Народная самооборона"» и утверждал, что Мифтахов признался в изготовлении «кисы», перекиси ацетона — взрывчатого вещества. «Интерфакс» уточнял, что аспиранта задержали в комнате общежития на Ленинских горах по подозрению в изготовлении взрывчатки, которая была найдена в подмосковной Балашихе 11 января. 

Кроме того, РЕН передавал, что 17 января Мифтахов якобы вынес из своей комнаты в общежитии пластиковую банку и электропровода и оставил их в неких местах общего пользования. После этого в его комнате прошел обыск; по данным телеканала, силовики нашли анархистскую литературу, бронежилеты, рации, банку с алюминиевой пудрой и «остатки порошка с признаками взрывчатого вещества». Сам аспирант рассказывал, что обыск прошел 18 января в его отсутствие. 

За два дня до этого телеграм-канал «Опер слил» публиковал фотографию паспорта Мифтахова с угрозами: «Мы же тебя предупреждали — прекращай заниматься ерундой». Анонимный автор передавал «привет из Нижнего Новгорода онанистам из Народной самообороны». «Главное не взрывайся, а-та-та!» — заканчивалось сообщение. 

Днем 1 февраля адвокаты Мифтахова нашли его в балашихинском УВД, но защитников к нему не пустили, уверяя, что его там нет. Уже поздно вечером юрист Роман Устинов видел, как человека с синяками на лице, похожего на Мифтахова, выводят из отдела.

Только вечером 2 февраля о задержании Мифтахова официально уведомили его адвоката Светлану Сидоркину. Следовательница сказала ей, что молодой человек якобы был задержан 2 февраля в 19:00 и находится в балашихинском ИВС.

Согласно постановлениям об обыске и протоколу допроса одной из задержанных, дело расследует МУ МВД «Балашихинское». В документах говорится, что 11 января 2018 года в Балашихе в лесу недалеко от улицы Владимирская нашли взрывное устройство. Затем из отдела уголовного розыска местной полиции поступил рапорт о причастности к этому инциденту Мифтахова. Другие детали не приводятся. Об обнаружении похожего устройства в том же районе 12 января прошлого года писало издание «Политпазл».

Всего 1 февраля силовики приходили по пяти адресам. Кроме аспиранта-математика, задержали шестерых активистов антирейдерского движения, троих жильцов квартиры в Перово и еще двух человек, в числе которых Даниил Галкин. Последний — единственный, рассказавший о пытках после задержания. «Медиазона» поговорила с ним и другими задержанными.

Электрошокер и сотрудничество. «Ты будешь внедряться в антифашистскую тусовку и доносить»

Даниил Галкин

Ко мне пришли ближе к шести [утра]. Тетя говорит: «Даня, тут полиция. У них ростовой щит и автоматы». Далее последовал ее вопрос: «Что вам, собственно, надо?». На что ответили: «Откройте дверь, иначе мы будем ее ломать». Она сказала: «Предъявите документы». Я остановил [ее], говорю: «Хорошо, открываем дверь». Тете сказали отойти. Они кричали: «Где он? Где он?». Потом мне сказали лежать. 

Заходит человек в маске. Их было двое в штатском в масках. Говорит: «Что, ты меня помнишь?». Я говорю, что нет. Он говорит: «Ну, ты летом со мной слишком дерзко разговаривал». Что произошло летом: мы гуляли с друзьями в парке, и там какая-то спецоперация, нас вязали. Нас повезли в отделение, попугали, кричали: «Где человек с пакетом?». Позже на телеграм-канале «Опер слил» они сказали, что человек с пакетом, [в котором лежал баннер] — это был Азат Мифтахов. 

Что было дальше. Они провели обыск. Мужчина в пальто и в маске начал задавать вопросы: «Ты знаешь, почему мы здесь? Азат Мифтахов — тебе говорит о чем-то это имя?». Я говорю: «Нет, я не знаю, кто это». Он говорит: «Народная самооборона?». Я говорю: «Ну, что-то видел в интернете, какой-то социальный проект». Он сказал, что мы еще поговорим, и подмигнул. Я уже тогда заподозрил, что меня будут пытать. 

Мне надели наручники, скрутили. Мы вышли из подъезда. Там был [черный] минибусик. Открывается дверочка, там три сиденья и сзади них еще, по-моему, сиденья или что-то еще, я не помню точно. Я хочу сесть, мне говорят: «Ты че, сука, ***** [офигел]? Ложись быстро». Меня кидают на пол, под сиденье, сверху садятся оперативники, кладут на меня ноги. Один положил свой кроссовок мне на лицо. Ехали минут пять. Один сказал: «Ну, я тебе обещал». И они наносят мне удары электрошоком. Били не быстро — один держал мою ногу, а второй секунды три или четыре прикладывал электрошокер к ногам, икрам, ближе к паховой части. А в это время другой оперативник тянул мои руки — то есть они были у меня за спиной, и они всю дорогу, где-то два с половиной часа, мне тянули руки. То есть как ласточка.

Человек, который меня пытал, был очень большой, плотненький, у него были джинсы, туфли, была какая-то сиреневая кофта или майка. У него был какой-то тактический пояс на этой майке и было коротенькое пальтишко и была надета маска такая, что нос… Ну, она такая более выпуклая такая была, интересная. Тот, который «помнишь меня», наоборот. Он, как я понял, один раз ударил меня током. А потом дал мне мандаринку [в отделе] и вообще старался вести себя тактично.

Во второй половине часа толстенький дяденька сказал, что снимет с меня штаны и засунет электрошокер в мой анус. Он начал снимать штаны и рядом я чувствовал, как он стучит [электрошокером]. Это было в машине, пока мы ехали. [Пытался напугать], да.

Задавали вопросы, знаю ли Азата Мифтахова, отношусь ли я к «Народной самообороне». Знал ли я, что у него две бомбы, знал ли я, что он хочет взорвать какие-то мануфактурные объекты, вербовал ли он меня. Когда после 40 [минут] — часа езды я говорю, что нет, у меня уже началась истерика, я кричал. Они сказали, что ты будешь писать в протоколе свидетеля, нам нужен он, но если ты не будешь сотрудничать, то ты тоже пойдешь. 

После, наверное, двух часов я уже был готов как бы делать все, что они мне скажут. Еще минут через 30 мы приехали в Балашиху. Мне сказали, что я должен написать, что я его знал, что я с ним контактировал, что мы с ним проводили акции — вывешивание баннеров, листовки и так далее. Плюс они мне говорили: «Назовите людей, как они представлялись на акциях», — по их мнению, мы не вдвоем их с Азатом вывешивали. Я называл абсолютно вымышленные псевдонимы, абсолютно вымышленные факты. Я это говорил, чтобы меня не били. [В показаниях] описывалось, что мы встречались с ним, делали дело, он мне не доверял, я обычно стоял на шухере. В последний раз я видел его в декабре, мы сходили на развеску баннера, и он пропал.

Неофициально, как я понял, спрашивали меня про такие структуры в Москве, как Angry Youth, концерты и соревнования «Не сдавайся» антифашистского характера, клуб «Молодая кровь», который проводит турниры и тренировки для антирасистов и антифашистов в Москве. Они спрашивали, кто за этим стоит и так далее. Я боялся, что меня будут бить снова, поэтому говорил абсолютно выдуманные прозвища и имена. 

Я слышал, что кто-то упал, выбежал полицейский, сказал: «***** [черт], он вскрылся, он, наверное, симулянт». Потом вроде приехали врачи. Потом меня отвели в комнату, где был еще один оперативник. Он сказал, что приедет «Первый канал», и если ты не хочешь повторения ситуации в машине, ты должен сказать, что осуждаешь действия Азата, что терроризм — это плохо. Мне сказали, чтобы я как мог дискредитировал движение анархистов в России. Я проговорил то, что они мне говорили. Со мной сидел журналист с микрофоном, были камеры, но в интернете я пока свое интервью не видел.

После этого пришел еще один человек, сказал: «Ты сейчас идешь как свидетель, но мы можем причинить проблемы твоей семье, твоей тете, твоему брату, можем причинить вред тебе, ты можешь сесть, ты можешь оттуда не выйти, ты можешь попасть в то место, которое мы захотим, там сделают с тобой все, что захотят. Ты будешь с нами сотрудничать, внедряться в антифашистскую тусовку и будешь доносить информацию, которую мы от тебя хотим. Ты будешь выполнять наши задачи. Мы будем встречаться с тобой раз в неделю». Мне дали номер, сказали найти сим-карту и телефон и отписать на этот номер. Мне было очень страшно, я сказал: «Да, хорошо». 

Даниил Галкин. Фото: личный архив

Они засняли на видео, как я пишу, что «я, Галкин Даниил Владимирович, обязуюсь сотрудничать со следствием». Ну, не так… Я не помню, как точно было. В конце я расписался, и надо было избрать псевдоним, я выбрал первое попавшееся имя — Агата. Я еще раз это повторил на камеру. Они сказали, что если я буду морозиться и их кидать, они сольют это в мою тусовку, где меня посадят на нож. 

Потом пришел другой человек, он был в маске, а потом ее снял. Он говорил очень четко, очень выразительно — было видно, что человек опытный, мне он почему-то внушал страх. Он был смугленький, маленького роста, ну, наверное, метр семьдесят. Он был одет в тактическую синюю куртку, в кепке, ну, балаклаву он опустил. На вид лет 40, может. Он сказал: «То, что с тобой сделали в машине — это еще фигня. Ты меня сейчас выслушаешь, если ты плохо будешь делать, то поеду с тобой в машине я». А до этого меня выводили, заводили в ту комнату на пятом этаже в самом конце. Этот человек, который со мной говорил, он [там] держал Азата полусогнутым, прижатым за шею или скулу лицом к стене, и я видел реально, что Азат стоит, дрожит, дергается, он весь в поту. Он ему говорил: «Не смотри, сука, ты чего смотришь».

Этот человек сказал [мне]: «Ты понимаешь, с кем ты имеешь дело?». Я предположил, что с Центром «Э». Он сказал: «Мне вообще ***** [пофиг] на твои баннера, на то-се, мне вообще это до сраки, но тут две бомбы». Я задаю вопрос — ФСБ? Он кивает головой. Говорит: «С такими, как мы, можно дружить, мы, если что, тебе и нальем, и денежку дадим, и с учебой поможем, и все у тебя будет хорошо». И попросил он меня добавить в допросе, что на вывешивание баннера Азат принес самодельные фаера и поджег. Также он сказал, что надо добавить, что Азат говорил мне, что он является коммунистом. Я старался, когда вели допрос, как-то не максимально усугублять его ситуацию. 

После того, как первый раз написали протокол, человек в пальто подправлял там незначительные факты, которые вносили улучшающую ситуацию в мою сторону — например, он правил не «идеология», а «отношение». Потом он сказал: «Видишь, ***** [блин], ******* [зашибись], мы сработались, я тебе помогаю, все нормально». Потом я рассказал все то же самое следователю. 

Меня отвели в коридор, справа у балкона стоял «Первый канал», а слева в этой комнате или рядом с ней была дверка. Доносились звуки шокера, причем очень громкие, и крики девушки. Потом ко мне подошел фээсбэшник, пожал мне руку и сказал, что «мы накажем этих уродов», подарил мне аэрозольный баллон «Факел», мне дали деньги [на дорогу] домой, 200 рублей, и меня отпустили. 

Мне очень страшно за свою жизнь, я очень боюсь, что после этой огласки что-то случится с тетей или братом — он сейчас служит в армии. Я считаю, что это сфабрикованное политическое дело против анархистов России, и так же, как и «Сеть» — это все, я думаю, в дальнейшем будет основываться на показаниях, которые выбиты пытками. Я не могу сказать, что у человека в голове и так далее. Какие-то бомбы они нашли. Я не знаю.

Я думаю, пока идет следствие, связан ли я с «Народной самообороной» или не связан — это некорректный вопрос, также некорректный вопрос, знал я Азата или не знал Азата. Просто это может быть использовано против меня в дальнейшем. 

Я буду озвучивать, афишировать эти факты, как только могу, через все возможные порталы и ресурсы, приложу все силы, чтобы это показать. Я очень плохо сплю. Я сплю и мне кажется, что за мной придут, выбьют дверь и увезут куда-нибудь в лес, потому что в России это практикуется с людьми, активистами.

Аэропорт. «Он как-то с этой квартирой связан, что-то делал тут»

Рано утром 1 февраля с обыском пришли в квартиру в московском районе Аэропорт, где дежурили шестеро активистов антирейдерского движения: Максим Некрасов, Илья Губский, Леонид Микляев, Анна Макаревич, Камила Канцерова и Екатерина Березина. По их данным, хозяйке квартиры угрожают злоумышленники, которые пытаются завладеть ее жилплощадью; молодые люди говорят, что хотели защитить женщину.

Один из пришедших с обыском силовиков показал удостоверение на имя Михаила Петухова, но его должность активисты не запомнили. В постановлении на обыск он указан как сотрудник полиции. В результате обыска из квартиры изъяли все телефоны и ноутбуки, а активистов отвезли в ОВД «Сокол». Там их опросили, у них сняли отпечатки пальцев. Активисты не знают точно, представители какого ведомства их опрашивали — МВД или ФСБ. Один из работников ОВД в неформальной беседе с задержанными называл людей, которые их сопровождали, сотрудниками ФСБ. Активистов отпустили, не выдав им на руки никаких других документов, кроме постановления об обыске.

Максим Некрасов

Просыпаемся, долбят в дверь. Начинают выносить, не знаю, кувалдой, чем-то очень жестко — у двери вылетают засовы. Видим, что это автоматы, что это люди в какой-то форме спецназовской, мы понимаем, что это не рейдеры, руки подняли, легли. Четыре человека в масках и четыре без масок. Они зашли в квартиру и начали обыск. 

Они говорили нам что-то про Балашиху, мол, какой-то взрыв в Балашихе, они как-то к этой Балашихе привязаны. Говорили, что ищут взрывчатое вещество. Мол, вы знаете там какие-то фамилии? Мы говорим: нет, не знаем. 

[В отделе полиции] они в основном спрашивали про этого Азата. Мы знать не знаем, кто это такой. Каких-то людей фотографии, которые нам тоже незнакомы, показывали. Как он мне со своих слов объяснял, некий человек то ли совершил, то ли готовил что-то со взрывом связанное, то ли хотел. Они говорят, он как-то с этой квартирой связан, что-то делал тут.

Илья Губский

Я шел с ночной смены утром. Когда я поднялся на этаж, меня встретили сотрудники. Они спросили, иду ли я в такую-то квартиру. Я сказал: «Нет», — потому что не знал, кто это. Они сказали: «Ну, пошли с нами». Завели меня в тамбур, там поставили меня головой к стене, руки за голову, ноги на ширине плеч. Потом они выяснили, что я все-таки иду в эту квартиру, сказали: «Че ты мне врешь?» — и два-три раза ударили меня электрошокером. Еще один из людей в маске ударил меня в солнечное сплетение, и несколько раз меня несильно пнули. [В ОВД] нас вначале по очереди приглашали в кабинет разговаривать, как я понимаю, с сотрудником ФСБ. Меня спрашивали, связан ли я как-то с анархической деятельностью. На что я сказал, что не связан.

Люберцы. «Вину он не признавал до моего отъезда»

Тем же утром в Люберцах силовики пришли домой к активистке Елене Горбань, против которой год назад возбудили дело о вандализме (часть 1 статьи 214 УК) за акцию у офиса «Единой России» в московском районе Ховрино — тогда неизвестные разбили окно и внутрь бросили дымовую шашку. После обыска девушку отвезли в УВД Балашихи. Там она провела несколько часов, ожидая допроса. Горбань успела пообщаться с Мифтаховым. После допроса ее отпустили из отдела полиции в статусе свидетеля.

Елена Горбань

Это был такой формальный обыск. Скорее, они хотели изъять телефон и компьютер. У меня изъяли два жестких диска и два телефона. Там были полицейские, но они давали понять, что все приказы выполняют, [поступающие из] ФСБ. 

Потом меня увезли в Балашиху часам к девяти. Где-то минут через 30 привели Азата. До этого его никто не пытал, при мне его тоже не пытали. Он пытался вскрыть вены — это при мне было. Он еще сказал потом, что таблеток наглотался. Я требовала, чтобы вызвали скорую. Мне сказали, что вызвали, но пришли два врача и просто замотали руку. Он потом еще долго лежал на полу. Один раз [силовики] на него наступили, пару раз довольно сильно пнули. Потом его перетащили куда-то в другое место. Я все время про него спрашивала, где-то после трех мне разрешили к нему подойти. Я с ним посидела, а дальше мой адвокат пришел.

Единственное, что я поняла, что пыток не было. Он только их очень боялся. Видимо, они хотели тогда психологически еще [воздействовать]. Вину он не признавал до моего отъезда. Он мне сказал, что ничего не собирал, не готовил. И я ему верю. 

Там еще сидели трое ребят из квартиры в Перово. У меня создалось впечатление, что они совершенно случайно попали… В неудачное время, в общем, переночевали в той квартире; они вроде бы Азата не знали. 

Мой адвокат к четырем приехал, тогда я пошла на допрос. Вопросы были общего характера. Знакома ли я с Азатом, был ли у него интерес к взрывчатке. Это минут пять–десять длилось. Я думаю, я легко отделалась, потому что была с адвокатом со своим. 

Там еще был Галкин, как я поняла, но я его не видела, его видели ребята из Перово. Его раньше всех куда-то отвели, я не знаю — допрашивали, не допрашивали — потому что следователя-то еще не было. Не знаю, кто там где с ним разговаривал.

Перово. «Чувак, давай ты сейчас напишешь донос»

Квартиру в районе Перово, куда тоже пришли с обыском, снимают трое молодых людей — Виктория Захваткина, Алексей Секиров и гражданин Белоруссии по имени Александр, который отказался назвать свою фамилию. Силовики сказали им, что в результате наружного наблюдения за Мифтаховым установлено, будто бы он провел в их квартире несколько дней. Сами Захваткина, Секиров и Александр это отрицают.

Их доставляли в полицию Балашихи — там задержанные тоже видели Мифтахова. Захваткиной он рассказал о побоях и угрозах сексуальным насилием. После опроса следовательница отпустила всех троих. Молодые люди отмечают, что слышали, как кричит Елена Горбань, требуя вызвать скорую; других женских криков они в отделе не слышали.

Азат Мифтахов. Фото: личный архив

Александр

В момент обыска [в квартире] только остались люди в штатском и двое понятых. Я так понимаю, там находились опера из уголовного розыска. Мы их вообще не интересовали. Они искали хозяина квартиры. Нам показали постановление об обыске, что у нас ищут СВУ. Обыск довольно поверхностный был, некоторые вещи вообще не проверяли. У нас изъяли ноутбук, у меня три телефона изъяли, у Вики и у Леши изъяли по телефону, флешку и пару книг. Спрашивали про Азата. Мы сказали, что не знаем этого человека. После этого нас погрузили в машины и повезли в уголовный розыск Балашихи. 

На последний этаж нас отвели, у них коридор большой с кабинетами, и нас посадили в конец коридора. С нами никто не сидел, мы вот так втроем сидели. В какой-то момент привели парня с татуировками (Галкина — МЗ). Его в наручниках привели. По одежде было видно, что его валили где-то на землю. Он слегка помятый был. Потом наручники с него сняли. Нас спрашивали, знаем ли мы друг друга. Никто, естественно, не знает никого. Его спрашивали, знает ли он Азата (Виктория уточняет, что Галкин ответил утвердительно — МЗ). Его увели отдельно в кабинет.

Потом девочка Лена (Горбань — МЗ) появилась и привели Азата. В один из моментов Азат пытался себе руки порезать, он упал на пол. Мы видели вдали все это происходящее. Он какое-то время лежал на полу, ему помощь не оказывали. Лена бегала по коридору, просила, чтобы вызвали скорую. Его потом подняли, он немножко оклемался.

Пришли фээсбэшники, начали спрашивать, кто мы, что мы. Один из них говорит: «Я из ФСБ и специализируюсь на антитеррористической деятельности». Периодически еще другие заходили. Там был один какой-то чувак, он в черном камуфляже был и в маске. Он был только, когда привели вот этого парня в наручниках. И все, он потом исчез. 

Тот, который представился «я из ФСБ», начал пробивать нас. Он знал, что я из Беларуси, сказал: «Я тебя сейчас пробиваю по базам КГБ. И если на тебя что-то будет, то готовься, на депортацию как минимум поедешь». Повели меня в отдельный кабинет. 

Я когда сидел в кабинете один, ко мне зашли репортеры [«Первого канала»]. Я лицо закрыл рукой. Они стали вопросы задавать, я либо отказывался отвечать, либо фигню отстраненную говорил. 

Спустя какое-то время пришли фээсбэшники, начали спрашивать, знаю ли я Азата. Я все время твердил, что я этого человека вообще первый раз вижу. В один момент фээсбэшники сказали: «Блин, чувак, ты фигню какую-то загоняешь, мы конкретно знаем, что он был там на этой хате, и мы знаем про другие хаты, за ним была наружка все это время, начиная от 18-го числа, когда он скрылся из общаги. Мы все время его пасли и не просто так его не задерживали, а хотели весь круг пробить, куда он пойдет, что будет делать». Они конкретные даты назвали, когда он въехал и когда он выехал от нас. Они назвали даты с 22-го по 27-е число. 

Они считали, что я член «Народной самообороны», и говорили: «Признайся, что ты состоишь в ней». Все эти вопросы задавались, наверное, раз сто, если не больше.

В какой-то момент они отвели меня в актовый зал — чтобы я подтвердил, что это Азат, я сказал, что я его не знаю. Он там сидел с двумя сотрудниками полиции. Когда его спросили, знает ли он меня, он отказался от комментариев, ничего не сказал, и меня обратно увели. Было видно, что он эмоционально… Он не сломлен был, но видно, что подавлен. Было видно, что ему довольно-таки несладко уже. 

Меня обратно отвели, и со мной какой-то уже другой фээсбэшник такую игру вел — то хороший, то плохой. Спустя какое-то время он говорит: «Чувак, давай ты сейчас напишешь донос на Азата, что он у тебя был, ты его знаешь, ты видел, как он СВУ собирает, либо он тебе говорил об этом. Мы тебя отпускаем, оставляем жить в Москве, тебя никто не будет трогать больше». Я от этого отказался. Они это еще несколько раз предлагали — и на этом все, они уже ничего этого не говорили.

Примерно в часов восемь ушли сотрудники уголовного розыска. Я еще где-то час просидел, и потом из соседнего кабинета вышли остальные сотрудники — там кто-то из ФСБ и еще какие-то. Было видно, что они собирались уже и просто меня выпустили. Я в конце увидел чувака из ФСБ, который изначально был. Он мне такой говорит: «Не волнуйся, все нормально, можешь оставаться на Перово. Вы нам не нужны вообще». Они изначально еще говорили нам периодически: «Вы просто по сути под гребенку вот так попали». 

Виктория Захваткина

Меня вызвали уже в шесть часов. Допрос длился, наверное, минут 15 от силы. Спрашивали, знаю ли я Азата, как оказалась в квартире и кем мне является Саша. Примерно такие вопросы. На руки вообще ничего не выдавали. Нас называли свидетелями. 

Меня отвели обратно в ту комнату. Потом привели Азата, сказали: «Посиди здесь». Периодически приходили, оскорбляли его: «Ты террорист, ужасный человек». Он спросил мое имя и начал со мной диалог, спрашивал, что о нем говорили полицейские, которые с нами находились, какую-то информацию. Он просил сообщить медиа, что когда его задержали, полицейские уточняли о схроне, то есть, это получается «нычка» по-другому. Они предполагали, что он хотел в Балашихе взорвать газовые трубы в лесу. Он был в подавленном состоянии, чуть ли не плакал. 

Потом привели Лену. У Елены допрос закончился, она быстренько забежала в это помещение, обняла его и сказала, что все будет хорошо, она вызовет ему адвоката. Потом их разлучили прямо уже насильно. 

Он сказал, что его били, и показал увечья. Его шуроповертом тыкали и угрожали, что будут запихивать что-то в задний проход. Не током, а какие-то посторонние предметы. [На теле] был такой красный кружочек, ссадина. Он похож на выстрел. Как будто в него стреляли. Такой кружочек. И какие-то царапинки. [Потом] его отвели в другое помещение, и уже на опознание приводили Александра.