«Дети, если вы когда-нибудь это прочитаете, знайте, что мама вас помнит». Лейла Муружева против приставов и архаики

К началу 2014 года москвичке Лейле Муружевой стало окончательно ясно, что отношения с мужем не сложились. Приходя с работы, Р. — сотрудник ФСКН родом из Ингушетии — все чаще скандалил, а иногда и бил жену.

Лейла долго не хотела жаловаться, но на новогодних каникулах, наконец, решилась рассказать о выходках мужа своему отцу. Он поговорил с зятем и, поразмыслив, предложил супругам пожить какое-то время раздельно: «Пусть она с детьми останется у нас, вы пока остынете. А потом, глядишь, помиритесь».

Лейла была не против. По ее словам, она не собиралась разводиться и надеялась, что со временем отношения в семье наладятся. Поэтому когда Р. захотел на день взять детей к себе — его мать специально приехала из Ингушетии в Москву, чтобы повидать внуков — Лейла не возражала. «Это и его дети тоже. Конечно, он имеет полное право с ними общаться, я не могу им запретить», — рассудила женщина и отдала детей свекрови.

В ту ночь Лейла так и не смогла заснуть: она почему-то волновалась. А рано утром она вместе с отцом отправилась к Р. домой.

«Детей там уже не было. Было понятно, что собирались в спешке: взяли детские вещи в охапку и уехали. Это при том, что моя дочка была тогда на грудном вскармливании. Я не знаю, как они ее везли, это отдельный вопрос. Я была шокирована», — вспоминает Муружева. В тот же день стало известно, что мать Р. забрала пятилетнего Имрана и полуторогодовалую Софию в Ингушетию. Их отец остался в Москве.

Несколько месяцев Лейла и ее семья пытались договориться с родственниками мужа. В апреле Муружева подала на развод, надеясь, что Р. одумается и вернет ей детей, но этого не произошло.

По иску Муружевой Измайловский районный суд Москвы определил, что дети должны жить вместе с матерью. В октябре 2014 года это решение вступило в силу, а еще через несколько недель началось исполнительное производство. Московские судебные приставы перенаправили дело своим ингушским коллегам, но там дело застопорилось: сотрудники республиканской ССП по разным причинам так и не смогли забрать детей из семьи столичного наркополицейского. Так, например, несколько раз приставы назначали исполнительные действия, не известив об этом Лейлу. В другой раз они предупреждали ее — но в последние полчаса, и она не успевала приехать из Москвы.

С тех пор Имран и София живут на попечении родителей Р. Сам он по-прежнему работает в Москве — по словам Лейлы, после расформирования ФСКН перешел на руководящую должность в структурах МВД и взял новую жену; впрочем, официально брак не регистрировался.

Лейла уверена, что бездействие со стороны республиканских приставов объясняется тем, что в ССП хорошо осведомлены о роде деятельности ее бывшего супруга.

«У меня нет цели оскорблять бывшего мужа, он в любом случае будет за это отвечать перед высшими законами. Я просто хочу растить своих детей. Почему они живут с чужой женщиной, новой женой моего мужа? Почему они называют ее мамой? В чем проблема передать детей матери, родной матери, которая уже три года бегает по судам?» — недоумевает Муржуева.

Отчаявшись, Лейла обратилась за помощью к старейшинам села, где живут родители Р. Местный имам рассудил, что старшего ребенка нужно спросить, с кем из родителей он хочет остаться, а девочку решено было немедленно передать матери. Родственников Р. попросили приехать на собрание старейшин вместе с детьми, но в назначенное время они не явились. Тогда совет сам пришел домой к Муружевым, где, по словам Лейлы, «произошла очень некрасивая сцена»: родители Р. со скандалом прогнали уважаемых людей со двора.

«Я даю тебе добро на суд, потому что с этими людьми по-другому нельзя, с ними договорится невозможно», — сказал Лейле напоследок имам. Решением совета ее бывших свекровь и свекра «отлучили от села»: теперь ни один из них не может быть похоронен на местном кладбище. «Традиции для нас очень важны в этом смысле. Понятно, что других рычагов у старейшин нет, поэтому они вынесли такое решение», —говорит Муружева.

В 2015 году Лейла Муружева выиграла суд, доказав бездействие судебных приставов в Ингушетии; спустя год она добилась возвращения исполнительного производства в Москву. В качестве компенсации морального ущерба от неисполнения судебного решения столичные приставы выплатили ей 50 тысяч рублей. Юристы из «Правовой инициативы по России» обратились в ЕСПЧ с жалобой на бездействие российских властей.

Очередные исполнительные действия ингушские судебные приставы назначили на 31 января 2017 года. Лейла должна была встретиться с детьми в здании управления ССП в Магасе. Вместе с адвокатами она приехала к офису службы за полчаса до назначенного времени, но в здание ее долго не пускали, ссылаясь на то, что «команды не было».

Имран и София находились в одном из кабинетов ведомства под присмотром дедушки. Когда он вышел, психолог Роза Ганиева, которая приехала вместе с Лейлой, попыталась установить контакт с детьми.

«Я специально привлекла независимого психолога, она уверяла, что может помочь. Роза говорила с детьми, водила их по комнате, но ни одно из действий психолога не было направлено на то, чтобы дети подошли ко мне. Контакт между нами она наладить не смогла, непонятно, зачем она вообще тогда занимается такими вещами», — рассказывает Муружева. Кроме того, в комнате с детьми находились вооруженные автоматами приставы, говорит она. «Дети запуганы родственниками мужа, рядом — автоматчики. Зачем они там нужны? Еще больше запугивать детей?» — удивляется женщина.

Имран на появление матери отреагировал бурно. «Я тебя ненавижу, я к тебе не пойду!» — кричал мальчик, не подпуская Лейлу к себе. По ее словам, психолог в ситуацию не вмешивалась.

Четырехлетняя София вела себя спокойнее: она разрешила матери взять себя на руки, села к ней на колени и обняла ее. Они рассматривали детские фотографии и разговаривали. Девочка позволила надеть на себя куртку, но выйти с ней из кабинета приставов Лейла не смогла: по ее словам, снаружи дверь держали сотрудники ССП.

«Роза, сфотографируйте, как я держу Софию на руках!» — попросила Лейла, но психолог сказала, что у нее нет с собой телефона.

В управлении Федеральной службы судебных приставов по Ингушетии «Медиазоне» подтвердили, что во время встречи девочка легко пошла на контакт с матерью, в то время как старший сын Лейлы отказался от общения.

«Силой приставы не имеют права забирать детей и передавать их матери, такова практика. Пристав не может действовать вопреки явному нежеланию ребенка, если он сопротивляется. Поэтому мы отказались действовать таким образом. Это во-первых. Во-вторых, психолог, который работал с детьми, не позволила нам забрать детей, заявив, что дети психологически еще не готовы к переменам такого характера», — пояснила представитель ведомства.

На вопрос, почему Муружевой не передали хотя бы дочь, в ССП сообщили, что девочка, когда ее спросили, хочет ли она к маме, сказала, что хочет к Мадине — новой жене своего отца.

После того, как Лейла попыталась уйти с дочерью из кабинета, приставы позвали дедушку Имрана и Софии, и он вместе с внуками беспрепятственно покинул здание. Лейле снова не удалось забрать детей, а судебным приставам — исполнить решение суда. Как и когда приставы планируют довести до конца исполнительные действия, в ведомстве пояснить не смогли.

«Я биться за них буду до конца. Если они вырастут и захотят жить с отцом — проблем нет, я не собираюсь их настраивать против него. Но пока они маленькие, пока они во мне нуждаются, они должны жить со мной. Государство меня защитить не может даже со множеством решений суда, вступивших в силу», — говорит Муружева.

По словам юриста «Правовой инициативы по России» Бике Гюльмагомедовой, в случае Лейлы и ее детей ССП сделала далеко не все, что могла. У приставов довольно широкие полномочия, их основная задача — исполнить решение суда, — напоминает юрист.

«Все эксперты привлекаются к делу, только если приставы считают это необходимым. В данном случае привлечение психолога оправдано, поскольку дети не виделись с матерью три года. Она для них человек уже не совсем знакомый, это нормально. Поэтому действительно нужна работа психолога, но правильная. У нас же получилось все вот так: дети разговаривали с психологом, которого они впервые видят, за 20-30 минут до начала производственных действий. Дети были закрыты для диалога с неизвестным им специалистом, а сама обстановка исполнительного действия все еще больше усложняла», — говорит Гюльмагомедова.

«Приставы могут организовывать подготовительную работу детей с психологом. Но ничего такого не делается», — объясняет она.

Правозащитники планируют привлечь к делу федеральных судебных приставов.

«Есть такая эффективная мера, как передача дела в Федеральную службу судебных приставов. У них список полномочий еще шире, поскольку они могут ездить в разные регионы для исполнения судебных действий. Приставы федерального уровня могли бы приехать в Ингушетию, и у них был бы другой взгляд на это дело, а это очень важный момент. Ведь кроме того, что внутри республики могут быть какие-то связи, договоренности или еще что-то, тут играют роль местные обычаи и традиции, которые полностью проникают в деятельность местных государственных органов. В этом случае, например, они могут считать, что дети должны жить с отцом», — говорит правозащитник.

Лейла Муружева признается, что отчаялась, но не собирается оставлять попыток вернуть детей: «Вы поймите, мне самой неприятно выносить грязь из семьи, мне тяжело. Тем более с нашим менталитетом это втройне тяжело. Но почему мне никто не может помочь? Я просто хочу, чтобы мой сын и моя дочка знали, что я их очень люблю, я помню о них каждую секунду. Я хочу, чтобы они знали, что я их не бросала. Дети, если вы когда-нибудь это прочитаете, знайте, что мама вас помнит и ждет вас каждый день».