Водка «Русская валюта» и омоновцы, которые сами себя заперли. Чем обвинение доказывает вину Виталия Кольцова, поджегшего автозак коктейлем Молотова

Дело Виталия Кольцова рассматривает коллегия присяжных, так что теперь гособвинение пытается доказать им, что Кольцов, «имея, мягко говоря, неравнодушное отношение к сотрудникам правоохранительных органов», 2 мая 2022 года «собрал бензиновую бомбу и пришел на площадь [Революции], где много не только полицейских, но и большое скопление простых граждан, гуляющих там людей». На площади Революции он — и сам Кольцов этого не отрицает — бросил по бутылке с зажигательной смесью в два стоявших на парковке автозака. От одного из них бутылка отрикошетила и разбилась об асфальт. Второй автозак все же загорелся.

Обвинение настаивает, что Кольцов собирался именно убить омоновцев, патрулировавших центр Москвы в тот день. Сам же он говорит, что акция была символической: убивать он никого не хотел и намеревался лишь повредить автобусы Росгвардии — и когда метал коктейли Молотова, был уверен, что внутри автозаков никого нет.

Процесс начался 10 мая, а уже 22 мая прокурор Эльвира Зотчик закончила представлять доказательства обвинения. За пять заседаний суда она не только ознакомила присяжных с вещдоками, но и допросила шестерых потерпевших омоновцев. Выдерживая драматические паузы, Зотчик спрашивала, чувствовали ли себя в опасности сотрудники Росгвардии, которые, как они утверждали в суде, во время пересменки решили попить чаю в отсеке для задержанных и сами себя там заперли, потому что иначе «дверь скрипит».

Судье Виталию Белицкому гособвинительница прямо говорила, что у нее с потерпевшими «одна команда». Впрочем, это не мешало ей и самой иронизировать над омоновцами: «Чай пили? А почему вы не занимались охраной общественного порядка?». Бойцы смущенно поясняли, что патрулированием улиц они не занимаются, а относятся к подразделению, в обязанности которого входит «пресечение несанкционированных митингов».

Омоновцы в суде не смогли сосчитать самих себя

Более-менее точно в суде удалось выяснить, что Виталий Кольцов бросил две бутылки в два автозака, но загорелся лишь один — на его ремонт впоследствии потратили 61 900 рублей. Остальные детали случившегося установить оказалось сложнее: путаница началась уже с вопроса, сколько же сотрудников Росгвардии находилось на площади в тот момент.

Водитель одного из автозаков Владимир Сидоров смог по памяти насчитать около автобусов только шесть человек, а заместитель командующего взводом Юрий Ракустов говорил в суде, что на площадь Революции в тот день приехали 14 человек — он и 13 его коллег. В обвинительном заключении при этом сказано, что Виталий Кольцов покушался на жизнь 12 сотрудников Росгвардии.

Обвинение в суде пыталось акцентировать внимание присяжных на том, что в момент нападения бойцы не просто могли находиться рядом или в патруле поблизости, а были именно внутри своего транспорта, а значит, настаивала прокурор, речь идет о прямой угрозе их жизни.

Ключевыми для этой линии обвинения стали показания бойца Александра Федяева. Выступая на заседании в самом большом зале Мосгорсуда, он рассказал присяжным, что около шести вечера 2 мая 2022 года вернулся с патрулирования в свой автобус и начал снимать куртку. В этот момент Федяев услышал, как с улицы, из промежутка между двумя припаркованными автобусами, его коллега кричит: «Что ты делаешь?».

«Схватил куртку, надел ее, нажал на кнопку — дверь открылась автоматически. И в этот момент я, когда выбежал на улицу, увидел на земле осколки горящей бутылки. Асфальт был черный и горел… Я почувствовал сильный жар, потому что горела передняя часть автобуса рядом с дверью. И запах краски — автобус обуглился, и я почувствовал этот запах. После этого началось задержание», — уверенно рассказывал в суде Федяев.

При этом во время следствия он говорил, что услышал с улицы крик водителя автобуса Сидорова, а в суде перед присяжными назвал совершенно другую фамилию — Катомцев. На это расхождение обратили внимание адвокаты подсудимого Алан Гамазов и Дмитрий Алексеев.

Свидетель Федяев в замешательстве ответил, что ничего не понимает. Своего напарника Катомцева он точно видел и узнал по лысой голове, его голос ему тоже знаком много лет, поэтому он никак не мог указать на допросе другую фамилию. В итоге судья Белицкий просто зачитал присяжным протокол допроса Федяева в СК. В остальном слова о том, как он выскочил из горящего автобуса, под сомнение никто не ставил. О выскочившем после попадания бутылки бойце говорили и другие омоновцы.

Заперлись в отсеке для задержанных, чтобы выпить там чаю

Совершенно иначе обстояли дела с соседним автобусом, который не загорелся — водитель запрыгнул внутрь и сдвинул в сторону от горящего пятна бензина на асфальте. В суде по очереди выступили двое омоновцев, Павел Фролов и Алексей Малофеев, они сказали, что не просто были внутри автобуса, но оказались заперты там в отсеке для задержанных, после того как зашли в него отдохнуть и выпить чаю.

При этом на допросах в Следственном комитете оба говорили, что в момент нападения были снаружи автозака — ключевое расхождение для вопроса, мог ли кто-то пострадать из-за поджога.

Когда впервые в суде прозвучали слова о том, что омоновцы оказались заперты в собственном автозаке, присяжные выглядели растерянными. Они попросили росгвардейца Фролова объяснить, зачем надо было отдыхать именно там, а не в той части автобуса, где есть столик и кресла для сотрудников ОМОН.

«Там были документы. У нас командиры много пишут… А где задержанные — там лавочки есть. Там можно и чуть-чуть, ну, так скажем, не сидя побыть, отдохнуть. Чуть-чуть можно и прилечь. Спина тоже не казенная, как бы», — попытался объяснить омоновец.

Прокурор Эльвира Зотчик попробовала перевести принципиальный момент в шутку и иронично спросила:

— Павел Викторович, а зачем вы заперлись-то вообще?

— У нас дверь скрипит. Она не держится и постоянно болтается, мешается. Мы ее и закрываем. По сути, у нас всегда сотрудники — кто-то есть. А в этот момент все находились на улице, разговаривали — перекур и так далее, кто-то с патруля пришел поговорить, кто-то, наоборот, в патруль уходит. Обычный перекур. Стояли, разговаривали. Погода была хорошая.

Его коллеге Алексею Малофееву на другом заседании пришлось отвечать на те же вопросы. Он сказал, что дверь в отсек задержанных не просто закрывалась, а была «на магните» (при этом другие бойцы описывали конструкцию двери иначе и говорили, что на ней механическая щеколда). Даже после уточнений адвоката Алана Гамазова боец Малофеев настаивал, что щеколды не было, «снаружи ручка стоит» и как та управляет «магнитом», он не знает.

Допрашивая его, прокурор Зотчик несколько раз пыталась добиться нужных формулировок:

— Вашей жизни что-либо угрожало?

— Ну, да.

— Что?

— Тот факт, что возгорание произошло.

— Испугались за свою жизнь?

— Да.

Показания Фролова и Малофеева так сильно противоречили сказанному ими же на допросах во время следствия, что адвокаты Кольцова вынуждены были попросить судью зачитать протоколы. В них оба омоновца однозначно утверждают, что были не внутри, а снаружи автобуса, когда в него попала бутылка.

«Примерно в 18:50 я стоял и разговаривал с коллегой возле автозака с водительской стороны, когда услышал стук, словно ударили кулаком по автозаку, но ничего не увидел. Мы пошли к задней части автозака, где увидели разбитую бутылку на асфальте и огонь на асфальте», — дословно такая формулировка есть в протоколах допроса обоих бойцов.

В сумбуре судебного заседания омоновец Фролов успел сказать, что, возможно, они «периодически выходили» на улицу, потому показания так отличаются. Малофеев молча выслушал свои показания, которые полностью противоречили тому, что он сказал в суде, и комментировать не стал.

Единственный свидетель пришел с борсеткой и говорил казенными фразами

Между потерпевшими омоновцами в суде выступил свидетель — 23-летний Александр Козин. К свидетельской трибуне он вышел с борсеткой на плече. В тот день Козин, по его словам, просто гулял по центру Москвы и случайно оказался около парковки на площади Революции. Он стоял около полицейского заграждения, когда боковым зрением увидел возгорание и начал снимать видео.

Козин не видел, как Виталий Кольцов бросает бутылки с зажигательной смесью, но видел, как тот убегал. По словам свидетеля, «бабушка, которая там побирается», указала омоновцам на убегавшего Кольцова, а сидевший недалеко на лавочке мужчина преградил тому путь.

Козин — единственный свидетель со стороны обвинения (все омоновцы в статусе потерпевших) — говорил исключительно протокольными фразами: «Услышал биение стекла, увидел свет от огня, рядом находились гражданские автомобили». Кольцова он называл исключительно «подсудимым».

Козин, как он сам уверял в суде, вообще частенько прогуливался мимо парковки, где стояли автозаки, и «никогда не видел, чтобы автобусы стояли пустыми».

Присяжным показали осколки от водки «Русская валюта»

На заседание 22 мая прокурор Эльвира Зотчик принесла огромный мешок с вещдоками, некоторые из них были упакованы в коробки из-под доширака и коньяка.

Из коробок гособвинительница достала осколки двух бутылок — в плотных перчатках Зотчик вынимала каждый осколок и медленно проносила мимо присяжных: «Если у кого-то есть желание взять [в руки самостоятельно], у меня еще есть перчатки».

Многие в зале недоумевали, почему Зотчик перебирала прозрачные, зеленые и коричневые осколки, хотя у Кольцова было только две бутылки — прозрачная (из-под водки «Русская валюта») и зеленая. Почему часть осколков коричневая — от закоптившегося горлышка или по какой-то другой причине — присяжным никто не пояснял.

Как все это доказывает позицию обвинения, присяжные пока узнать не смогли: комментировать свои доказательства стороны смогут только в прениях. Поэтому сейчас без объяснения также остался тот факт, что через четыре месяца после нападения следователи почему-то выкопали из земли в Алешкинском лесу канистру в желтом пакете, в которой был бензин.

Никаких комментариев не было и после просмотра видео с камер наблюдения в общественном транспорте, где ехал человек, похожий на Кольцова, — лица его нигде не видно. На обрывочных коротких видеозаписях, показанных не в хронологическом порядке, мужчина в костюме то просто сидит, то надевает медицинскую маску, то что-то пишет в телефоне.

Большую часть вопросов о ходе процесса и доказательствах обвинения, которые задают присяжные, судья Виталий Белицкий даже не озвучивает и обещает все пояснить в напутственном слове уже после прений.

Следующее заседание назначено на 30 мая, на нем свои доказательства начнет представлять присяжным сторона защиты.

Редактор: Егор Сковорода