Купянский рай. Репортаж из освобожденных городов Харьковской области

Изюм. Смерть под завалами, пытки, кладбище

По пути на Изюм встречают село Счастливое и поселок Веселое, а вместе с ними оставленные российской армией блокпосты с буквами Z и надписями ЛНР, ДНР и иногда даже ХНР. На дороге лежит оторванный ствол танка, на нем надпись «Вагнер», стоят подбитые БТР.

Город, где до российского вторжения проживали около 50 тысяч человек, сильно разрушен. Украинские власти говорят, что «это Буча и Ирпень, помноженные на трое» и что здесь пострадало 80% зданий, это похоже на правду. Больше месяца Изюм был в осаде, весь март его постоянно обстреливала российская армия, захватили город к началу апреля. Весной и летом Изюм стал логистическим центром для наступления на Донбасс.

Один из самых кровавых эпизодов осады пришелся на 9 марта: ракета попала в жилую пятиэтажку, погибли около 50 человек. Не все умерли сразу — житель этого дома вспоминает, как под завалами оказалась 50-летняя женщина, ей плитой придавило руку. Несколько дней он носил соседке еду и воду, а та просила отрезать ей руку. Но ни подходящих инструментов, ни опыта у него не было.

«Мы дней пять спускались в подвал, кормили, поили, — рассказывает он. — Ей руку придавило плитой. Звали ее Лариса, 50–55 лет. Говорит: "Режь руку". Я говорю: "Вы что? Я же не доктор". Плита, которая между этажами, ее поднять невозможно. А потом как-то спускаюсь с утра — и уже все. Глаза закрыл ей».

Техника, а значит, и возможность разобрать завалы дома появились только сейчас, когда в город вернулась украинская власть. Разбором завалов занялись сотрудники ДСНС, они рассчитывают найти под обломками еще несколько тел. Рядом со спасателями ходят минеры, проверяют траву вокруг здания. Они работают по всему городу, выходить за пределы асфальтированных дорог строго не рекомендуется: всюду могут оказаться растяжки и мины. После почти полного освобождения Харьковской области погибли уже как минимум шесть человек, случайно подорвавшихся на минах.

Местные передвигаются по городу на велосипедах и скутерах. Они радостно машут военным и журналистам, но рассказывать о полугоде под оккупацией соглашаются не все: многие говорят, что все это время пробыли тут с российскими военными, им тут жить дальше, а вдруг россияне вернутся?

Несколько дней назад президент Украины Владимир Зеленский приехал в Изюм и вместе в освобождавшими город бойцами ВСУ поднял украинский флаг на центральной площади. Сейчас на площади группками сидят местные. Они все же решаются рассказать, как прошли эти полгода.

«Грабили сильно. Даже подушки несли из домов в БТР, с дивана уголки мягкие. Мы боялись из дома выходить, зачистка, зачистка — четыре раза нас трясли, — вспоминает женщина, на вид ей около 65 лет. — Они нам принесли освобождение от света, от газа, от воды, от телефона, от цивилизации — от всего нас освободили».

Ее подруга добавляет: «Гуманитарку давали. Ее получилось за полгода как одна моя месячная пенсия. Но я ему ее отдам, а он, гад, пусть вернет мне то, что забрал!».

В разговор вклинивается их знакомый, представляется Романом: «Один [российский военный] на улице Фрунзе звонит, такой, своей мамаше: "Мать, здесь так богато люди живут, каменные дома. И газ, и свет, и холодильник в каждом доме". Она ему отвечает, как я услышал: "Сынок, бери все!"».

Чуть поодаль стоит женщина с кравчучкой. Когда у нее спрашивают, как вели себя военные, женщина начинает плакать: «За жестокость не могу сказать, но пили, девушек водили. Как будто погулять приехали. Нас бы только не трогали».

Центральная больница работала в Изюме все эти месяцы. За эти полгода, говорит врач-травматолог Юрий Кузнецов, через них прошли около 400 пациентов. Параллельно российская армия развернула в городе военный госпиталь. Изюмские врачи, впрочем, говорят, что российские военные врачи им помогали, прежде всего медикаментами. «Врачи есть врачи. Поставляли лекарства и иногда забирали больных, с патологиями которых мы не могли справиться», — вспоминает Кузнецов. Тяжелее всего, по его словам, было эвакуировать пациентов с этажей в подвал больницы, когда шли обстрелы. Сама больница тоже сильно пострадала, часть здания была разрушена.

С приходом российской армии в отделе полиции появилась тюрьма, куда военные свозили задержанных. Там они их и пытали. Местный житель Максим, неделю пробывший там, рассказывал украинскому изданию «Телеграф», что российские войска уходили из Изюма так стремительно, что даже оставили в подвале пыточные инструменты: «Пыточная была в здании полиции. Я нашел камеру, нашел все инструменты для пыток. Россияне разбежались и все бросили. Там, кроме наручников, были специальные палки, держатель от топора длинный с зазубринами — кожу сдирать. Меня палками не били, а вот ребята говорили, что их били палками по пяткам. Также там был телефонный аппарат, который вырабатывал ток».

Главный шок для Украины и остального мира — обнаруженное в Изюме массовое захоронение. 445 могил гражданских и 18 тел украинских военнослужащих, которые нашли в лесу. На каждой могиле крест, на некоторых написаны имена и даты смерти, на некоторых — просто номер.

Здесь хоронили погибших сами местные жители или сотрудники ритуальной службы, которая в каком-то виде продолжала работать и во время осады, и во время оккупации. Большая часть могил появилась в марте-апреле. Стоя на кладбище, глава Харьковской областной военной администрации Олег Синегубов рассказывает, что в основном тела имеют признаки насильственной смерти, то есть люди погибли в результате обстрелов или, например, могли быть убиты выстрелами или каким-либо другим способом. Эксгумация такого количества тел — дело небыстрое. На месте работают десятки криминалистов, прокуроров, полицейских. В день выкапывают по несколько десятков тел, скорее всего, этот процесс растянется на неделю-две.

Среди осмотренных тел уже обнаружились люди со связанными руками, видимо, они были казнены. Пока могилы раскапывают и вынимают уже сгнившие в земле тела, вокруг постоянно звучат взрывы. Это работают саперы: лес вокруг кладбища заминирован. Рядом с могилами — вырытые траншеи, в них располагались российские военные. На земле разбросаны наборы питания с надписью «Армия России».

Купянск. Крики в подвале полиции

Купянск, где до войны жили около 30 тысяч человек, стратегически важный город: через него российская армия по железной дороге снабжала свои подразделения в Харьковской области и отчасти в Донбассе. В отличие от Изюма, который был осажден больше месяца, его оккупировали сразу же, 24 февраля. Чтобы отбить Изюм, украинской армии сначала надо было освободить Купянск. И когда 8 сентября это произошло, успех контрнаступления по всей Харьковской области стал лишь вопросом времени. Как оказалось, буквально дней — российские войска спешно покидали территории, которые занимали в течение полугода.

Но от Купянска, в отличие от большинства освобожденных территорий, война далеко не ушла. Хоть город и находится под контролем ВСУ, позиции российской армии расположены совсем недалеко, она предпринимает регулярные попытки атак. Постоянно грохочет артиллерия, людей на улицах почти нет.

Купянск разделен рекой Оскол. Мосты через нее перебиты, на машине проехать невозможно, только пешком или на велосипеде. Люди с восточного берега в страхе бегут на западный, более спокойный и отдаленный от линии соприкосновения, оттуда можно эвакуироваться дальше в Украину. Возле моста на западном берегу стоят люди, ждущие своих близких. Связи нет, выйдет человек живым или нет с того берега — неясно.

По дороге на Купянск стоит большой постамент с бетонными буквами, до 24 февраля там было выложено название по-украински «Купянський район». Российские военные убрали мягкий знак, чтобы название звучало по-русски, и почему-то буквы О и Н — получился раскрашенный в цвета российского флага «Купянский рай». На деле рай это напоминало меньше всего.

Первый же встреченный при въезде в Купянск человек рассказывает, что российские военные десять дней держали его в плену и показывает шрамы от наручников: «Это уже три месяца прошло. А шрамы остались. Ни за что взяли. Нужны им деньги были. Лишнего я говорить не буду, у меня есть семья, я боюсь. Был как 1937 год здесь. Если к дому подъезжала машина, я думал, что это за мной. Там объясняют доходчиво».

В Купянске тех, кого забрали военные, как и в Изюме, держали в здании полицейского участка. Украинские власти говорят, что на освобожденных территориях обнаружили уже более десяти таких пыточных.

О плене рассказывает еще одна прохожая, Ирина Токарева, шедшая по улице с сыном. Ее освободили только после того, как украинские военные отбили Купянск.

— Сажали людей, убивали людей, мародерили, — описывает Токарева. — Причем многих сажали за то, что не давали мародерить. Некоторых держали и по сто дней. Меня — 17 дней, а потом заставили по бумажке читать типа интервью для каких-то российских журналистов, выпустили 20 августа. А потом меня снова посадили 5 сентября. И спасибо, что пришла Украина. Мы хотя бы удрали. А то оставили нас там, сутки без еды. Мы спасали людей. Было много ребят, прикованных наручниками, мы их отпиливали, как могли.

— Когда вы там были, были слышны пытки?

— Конечно. Когда мы там были, одна бабушка 66 лет, которую в карцере держали без еды, без воды пять дней. Камеры были переполнены, там где было на два человека, держали по десять. Как штабеля. Были такие люди, которых током пытали, убивали, органы внутренние в месиво превращали, просто трупы делали из людей. Слышно было, как забитых людей тащили по полу. Когда нам открывали кормушки в камерах, слышно было, что человек, скорее всего, не жилец. Куда их девали, не знаю.

Четырехэтажное здание отдела полиции стоит буквально в 400 метрах от места, где мы встретили Ирину Токареву. Внутри разбросаны вещи, видно, что люди покидали здание в спешке. Разбросана российская форма с надписями «Полиция», на полу кабинета руководителя отдела валяются портреты Владимира Путина и министра внутренних дел России Владимира Колокольцева, на окне стоит «Почетная грамота Министерства внутренних дел Луганской народной республики капитану полиции Лисняку Евгению Александровичу», выданная в ноябре 2021 года. С обратной стороны от входа — пробоина от обстрела, видно, что на третьем этаже был пожар.

На первом — камеры, где держали людей. Ирина Токарева говорит, что, по ее подсчетам, там было около 200 человек на момент освобождения города. Части из них она помогла выбраться. Всего камер около 12, от двух до четырех кроватей в каждой, где-то оставлены еда, вещи, какие-то книги. Рядом несколько комнат для допросов. Осторожно идем по зданию вместе с украинскими военными, они проверяют комнаты на предмет растяжек и оставленных документов.

В нескольких кабинетах на втором этаже лежат противогазы. «О, а вот это для пыток. Здесь вот дырку закрывают, и человек не дышит», — показывает один из военных.

Улицы города пусты, везде остатки домов, осколки, снаряды, бегают запуганные взрывами собаки. Встречаются военные и редкие машины волонтеров, которые помогают вывозить оставшихся людей. Стоят оборванные билборды — с них срывали российские плакаты, местами на дорогах валяются бело-сине-красные флаги.

Виднеется черный дым от обстрелов восточной части города. Проезжают украинские военные, по рации передают, что двое «двухсотых» гражданских. На одном из центральных перекрестков на доске объявлений перемешаны листовки довоенного и оккупационного периода. Например, объявление о покупке волос, мероприятие было намечено на 24 февраля (от 2 500 до 2 900 гривен за килограмм, контактный номер украинский), и объявление об услугах по переводу документов для получения гражданства Российской Федерации (номер уже российский).

Здесь говорят, что получить российский паспорт могли все желающие. Вообще насильственная интеграция началась почти сразу. Пожилая Нина с внуком, которых мы встречаем на выезде из Купянска, говорит, что «российские военные сразу сказали, что Украины тут не будет, украинского языка тоже. И это было очень тяжело. Из школ вывезли украинские учебники». Первым делом российские власти отключили прием украинских телеканалов, потом в магазинах закончились продукты — до тех пор пока не привезли продукты из России. Потом пропала связь. Можно было купить российскую сим-карту, но и у нее сигнал почти не работал.

Семья из мамы, дочки-школьницы и бабушки с дедушкой рассказывает, что связь глушили, потому что местные жители активно сдавали украинской армии позиции российских военных: «Нам сказали, что вы очень много болтаете, поэтому связи не будет». По их словам, от этих мер страдали и сами военные: чтобы звонить своим родным и близким, им приходилось ходить на холм, где связь хоть как-то ловила.

Банкоматы на оккупированной территории не работали, карточками расплатиться тоже было нельзя. В городе появились менялы, которые за процент обналичивали деньги. Механика, по словам местных жителей, была следующая: ты отдаешь этим людям свои банковские данные, они выезжают туда, где есть интернет, перекидывают на свой счет оговоренную сумму, а тебе выдают наличные. Процент за такой обнал варьировался от 20 до 50.

Семью, которая рассказывает эти подробности жизни под оккупацией, мы случайно встретили в спальном районе Купянска. Они ранним утром вышли пешком из восточной части города, с сумками и другими пожитками, шли около семи километров — несколько часов перемещались перебежками, падая в грязь, когда начинали стрелять, опасаясь осколков. Кто-то сказал этой семье, что в этом месте должна быть эвакуация. Но за несколько часов ожидания мимо проехал лишь один автобус, уже под завязку набитый людьми, который не взял их.

Мы вместе с военными забрали их с собой. Ближе к Харькову появилась мобильная связь, для них, по сути, впервые за полгода в полноценном режиме. Все разом начали звонить знакомым и друзьям, которые не знали, смогли ли выбраться их близкие живыми из Купянска. Многое для людей, которые были эти месяцы под оккупацией, было впервые с начала вторжения. Когда мы въехали в Харьков, зазвучала сирена воздушной тревоги, которую они тоже впервые услышали, и начали спрашивать, обстреливается ли Харьков.

Харьков. «Блядины» никуда не делись

Харьков обстреливается каждый день. Второй по численности город страны располагается в 40 километрах от границы с Россией. Последний раз я был в Харькове в мае, когда украинская армия сначала не дала российским войскам окружить город, а затем смогла отодвинуть военные подразделения России от его пригородов. Но близость Белгородской области, откуда запускаются ракеты каждый день, кажется, будет нести опасность Харькову все время, что война будет продолжаться, насколько бы успешным ни было украинское контрнаступление. За эти месяцы даже на первый взгляд на улицах существенно прибавилось разрушенных домов.

Когда Украина в начале сентября провела успешное контрнаступление и освободила почти всю Харьковскую область (под контролем России остается около 6% территории), в ответ российская армия начала стрелять по станциям, обеспечивающим город электричеством. В Харькове на пару дней пропали свет, связь и вода, так как насосные сооружения тоже перестали работать. При этом снаряды, в том числе и кассетные, которые падают весьма хаотично и не прицельно, летят и просто по жилым районам.

Харьковчанин Ярослав Ильченко с самого начала войны развозит по селам продукты и вещи, эвакуирует людей. Как и, наверное, все жители Украины, он уверен, что эти удары — месть за успешное контрнаступление.

Инфраструктуру обстреливают, чтобы пропадал свет, а значит, и вода, и тепло. Эту практику распространят по всей стране, уверен Ярослав. По его словам, такого развития событий ожидает и большинство украинцев, особенно ближе к отопительному сезону, когда похолодает.

Российские ракеты Ярослав называет «блядинами» — это уже устоявшееся в Харькове определение.

Редактор: Егор Сковорода