«Коллеги шутят, что в тюрьме будет много времени, чтобы дописать диссертацию». На этот раз пополнение списка запрещенных организаций ударило по молодым ученым

21 июня Генпрокуратура признала «нежелательной организацией» частный американский Бард-колледж, с которым сотрудничал СПбГУ, через неделю — еще четыре организации из Великобритании и Франции: Фонд Ходорковского, Оксфордский российский фонд, фонд «Будущее России» и «Европейский выбор». В ведомстве утверждают, что «их деятельность представляет угрозу основам конституционного строя и безопасности России».

Еще один просветительский проект — связанную с Оксфордским фондом Лабораторию социальных наук SSL — 22 июня внесли в список некоммерческих организаций, выполняющих функции «иностранного агента». Незадолго до этого лаборатория объявила о своей ликвидации — как раз из-за требования Минюста самостоятельно внести себя в реестр «иноагентов».

Бард-колледж

Американский частный гуманитарный университет Бард-колледж сотрудничал с СПбГУ c 1997 года. В 2011 году на базе российского вуза создали факультет свободных наук и искусств, который возглавил председатель Счетной палаты Алексей Кудрин. Факультет получил неформальное название «Смольный» из-за близкого расположения к Смольному собору.

В марте 2021-го Кудрин сообщил, что факультет отделится от СПбГУ, а новый вуз помимо российского диплома будет выдавать диплом американского Бард-колледжа. В апреле же замректора СПбГУ Сергей Андрюшин направил в Генпрокуратуру запрос о том, не пользуется ли Бард-колледж пожертвованиями основанного американским предпринимателем Джорджем Соросом фонда «Открытое общество», который уже признан в России «нежелательным». Через два месяца такой статус присвоили и Бард-колледжу, сразу после этого с сайта СПбГУ исчезла информация о сотрудничестве университета с Бард-колледжем и готовности Сороса финансировать «Смольный».

Александра Воробьева, редактор

Выпускница Факультета свободных искусств и наук СПБГУ по магистерской программе «Музыкальная критика»

Я поступила на программу в 2013 году, закончить обучение смогла только в 2017-м, потому что работала и долго писала диссертацию. У меня двойной диплом: СПБГУ и Бард-колледжа.

Я училась благодаря тому, что у факультета был эндаумент-фонд, который финансировал несколько абитуриентов из числа лучших. Формально я не прошла на бюджетное место, но благодаря тому, что у факультета была возможность поддержать студентов, я смогла там учиться. Я переезжала учиться из Красноярска, у меня не было работы в Петербурге, не было жилья. Поэтому я жила в общежитии, предоставленном университетом.

Для меня обучение в «Смольном» стало очень серьезным социальным лифтом, там действительно классное образование. Я не знаю, есть ли моему профилю аналоги сейчас в России. Других университетов, которые давали бы такие возможности, я не знаю. Преподаватели на нашей программе были очень крутые и активно интегрировали студентов в современный музыкальный процесс. Мы бесплатно ходили практически во все петербургские музыкальные театры, постоянно посещали филармонию. Это куча возможностей и профессиональных знакомств, которые у меня возникли помимо того, что я получала очень крутое по качеству образование в своей сфере.

Мало того, я побывала на стажировке в самом Бард-колледже. Это был потрясающий опыт. Я никогда в жизни не могла представить, что я окажусь в Штатах, в Нью-Йорке и буду на Таймс сквер. Мы вместе с преподавателями Бард-колледжа учили английский, историю музыки, проходили практику на музыкальном фестивале Bard Summerscape, который колледж организовывает ежегодно. Без «Смольного» этого в моей жизни просто не случилось бы.

К сожалению, я не стала работать по специальности музыкальным критиком, но благодаря профильному обучению в университете у меня сложилась карьера в сфере культуры. Скорее всего, я не смогла бы реализоваться без навыков и знаний, полученных в университете, и того комьюнити, которое там возникло.

О том, что Бард-колледж финансируется в том числе фондом Сороса, я не знала. Я просто занималась музыкой. В университете это никак не обсуждали, мы были сосредоточены на учебе. Политические взгляды студентов были их личным делом.

Оксфордский российский фонд

Все четыре фонда, запрещенные 21 июня, связаны с бывшим главой ЮКОСа Михаилом Ходорковским. Организованный в 2004 году Фонд Ходорковского, к примеру, занимался работой лицея для сирот в подмосковном Кораллове и выделял гранты Оксфордскому российскому фонду — тот, в свою очередь, выплачивал стипендии студентам гуманитарных специальностей в России.

Директором фонда «Будущее России», который выделял гранты для гражданских активистов, исследователей и журналистов, до 2004 года тоже был Михаил Ходорковский, а в «Европейском выборе» (занимался проектами в области образования и прав человека) он был бенефициаром.

Дмитрий Безуглов, переводчик

Стипендиат Оксфордского российского фонда 2010 года, стипендиат Oxford Russia Scholarship 2020 года.

В первый раз я получал стипендию фонда в 2010-2011 учебном году, учился тогда в Екатеринбурге, в Уральском федеральном университете на философском. Тогда мы знали, что фонд может действовать как такая палочка-выручалочка для перспективных студентов. У меня была стипендия, по-моему, тысяч двадцать в месяц, что было приблизительно раз в десять выше официальной стипендии, которая у нас была.

Потом одна знакомая в 2015 году отрекомендовала меня как одного из рецензентов на стипендии по направлению «философия». Где-то заявок 50 я отчитал, за очень скромную сумму, но у этого всего был такой приятный привкус подвижничества, потому что я знал, что эта стипендия мне реально пригодилась.

На программу Oxford Russia Scholarship я подался в 2020-21 учебном году. Нас прошло чуть больше 30 человек с довольно высоким конкурсом на место, и там у людей совершенно разный бэкграунд и поле исследований. По условиям наших стипендий несколько людей объединялись над какой-то задачкой. В случае группы, в которой был я, это была помощь в оценке существующих некоммерческих и государственных инициатив, которые заняты ресоциализацией бездомных.

Мы получали 40 [тысяч рублей] в месяц. Все сильно зависит от города, в котором стипендиат обитает, где-то это классные деньги, где-то просто обычные деньги, которые позволяют тебе на сколько-то освободить себя для учебы. Как мне кажется, базовая функции в этом: тебе выкупают часть времени, чтобы ты мог заниматься учебой либо исследованиями, и с этим программа безусловно справлялась.

[Других фондов] для системной работы с большим количеством студентов, которые могут создавать классные исследования, честно говоря, я не знаю. Мне кажется, счет [стипендиатов Оксфордского российского фонда] переходит на тысячи.

Мне грустно очень по поводу [закрытия фонда]. Это очень нужная была организация, где тебе дают возможность расширения академических контактов, тебя знакомят со стандартами, которым потом хочется соответствовать в работе, то есть это хорошая профессиональная подготовка, и сейчас вынимают очень большой кусок инфраструктуры, работавшей со студентами не как с формальными единицами, которым надо затолкать какое-то количество нормативов в голову.

Ангелина

Стипендиатка Оксфордского фонда, сотрудничавшая с Лабораторией социальных наук SSL. Попросила не называть ее настоящее имя и сферу деятельности.

Я узнала о программе Оксфордского Российского фонда Fellowship от коллег. Мне рассказали, что команда социологов с именами реализует очень крутой по российским меркам проект, где собираются лучшие прикладные исследования. Я занималась разработкой темы про публичные институты и взаимодействия внутри них.

Самое большое преимущество заключалось в отсутствии бюрократии и академических рамок. Заниматься наукой в государственном вузе — это боль адская. Пока составишь сметы, напишешь тысячу обоснований, планов, мотивационных писем, соберешь миллион подписей и рекомендаций, уже на этом этапе сломаешься. Эта же стипендия глобально отличалась тем, что ты мог заниматься настоящим исследованием, без отчетов и вечной необходимости гнаться за дедлайнами. Задача одна — спроектировать теоретически фундированное исследование, получить результат, написать об этом пару хороших статей в лучшие российские и мировые журналы, ну и бонусом — академические колонки для СМИ.

У нас была на программе мощная методологическая часть — нам рассказывали, как работать с источниками, как проектировать исследования, как писать статьи, как работать в поле. За 10 лет в науке я впервые встретила такой подход, где тебе показывают, как можно работать. А вот над чем ты будешь работать — всегда оставалось за нами.

Нам платили немалые стипендии, что позволило работать над проектом и не париться особо над тем, где заработать на жилье и еду. Вот все это вместе — академическая свобода, плюс синтез теории и эмпирики, плюс полная кураторская поддержка, плюс финансовая стабильность.

Мои отношения с фондом и [Лабораторией социальных наук] SSL закончены довольно давно, так что плашка про иноагентов и всякие там организации просто останется в моей биографии. Другое дело, что в нынешней обстановке ты никогда не знаешь наверняка, когда заработает обратная сила закона — последние нововведения с ФБК это доказали.

Возможно, будут закрыты пути для работы в государственных учреждениях, возможно, появятся еще какие-то ограничения. В принципе, я свою жизнь не собиралась связывать с государственной наукой, так что сильно не переживаю. Но неприятно от осознания того, что убивают действительно мощный проект, развивавший настоящую науку и помогавший ребятам со всей страны.

Лаборатория социальных наук SSL

Сотрудничавшая с Оксфордским российским фондом Лаборатория SSL занималась развитием в России социальных наук: проектировала стипендиальные программы, разрабатывала методики преподавания и проводила семинары.

18 июня проект объявил о закрытии — после требования минюста добровольно войти в список «иностранных агентов». За два месяца до этого президент Владимир Путин подписал законопроект о государственном контроле за просветительской деятельностью, по которому вузы обязаны согласовывать с властью международный академический обмен, научные конференции и образовательные программы с участием иностранцев. Тогда же Минпросвещения предложило запретить «иностранным агентам» проводить лекции и мастер-классы.

Борис Грозовский, обозреватель, автор телеграм-канала EventsAndTexts

Сотрудничал с Social Science Laboratory

Oxford Russia Fund выдавал гранты и стипендии двух типов. Первую получали молодые исследователи, которые учатся в докторантуре (PhD), в российской аспирантуре или недавно защитились. Социологи обучали их тому, как придумывать и проводить научные исследования, как писать академические статьи. Я помогал с тем, чтобы исследователи писали не только научные тексты, но и публицистические, научно-популярные, колонки для медиа.

Вторая программа была для студентов помладше, примерно уровня магистратуры. Много лет это были просто стипендии плюс организация всевозможных конференций и семинаров. В 2020-2021 годах дизайн программы изменился — студентов вовлекли в организацию и проведение практических социальных исследований. Например, в области экономики бездомности, статистики домашнего насилия, дизайна образовательных стартапов и так далее.

Гранты молодым исследователям выдавались на исследования в области экономики, социологии права, урбанистики, здравоохранения, социальной помощи, правоприменения. Политических исследований почти не было, а редко встречавшиеся имели совершенно вегетарианский характер. Политической ангажированности не было совсем. И она не входила в планы организаторов программы — приверженцев чистоты научного подхода. Меньше всего мы хотели бы пытаться делать из ученых политических активистов. Это просто смешно.

Сотрудничая с SSL, я обсуждал со стипендиатами темы их научных исследований, вместе с ними придумал, какие можно из этого сделать публицистические тексты, помогал довести их до «публикабельного» состояния. И курировал одну из групп младших стипендиатов, помогая им разобраться, как создается и с какими проблемами сталкивается образовательный стартап.

Я думаю, российские власти, признавая деятельность ORF нежелательной, а SSL — иностранным агентом, вообще не задумывались, чем эти организации занимаются. Достаточно того, что в финансировании работы фонда участвовал Михаил Ходорковский. Власть воспринимает его как врага и по умолчанию считает «вражескими» все проекты, в которых он принимает участие. Логики в этом не больше, чем в действиях Лукашенко, которому не понравилась работа немецкого Института Гете, поддерживающего книгоиздательские, культурные и научные проекты, ничего общего с политикой не имеющие.

Российский политический режим пришел к состоянию, в котором он больше не может мириться ни с существованием оппозиции, ни даже просто с критикой своих действий учеными (если те исследуют, допустим, не строение инфузории туфельки, а современные социальные проблемы). А поскольку возможность устранить и оппозицию, и критиков у власти имеется, она методично это делает. Уголовные дела против медиа, признание их иностранными агентами, нежелательные образовательные организации — инструментарий очень богатый. А каждый, кто осмеливается это все критиковать, в перспективе будет назначен иностранным агентом. Это цельная, вполне сталинская картина мира. В нее не вписывается сама возможность того, чтобы человек или медиа производили критические тексты собственным умом, а не потому, что кому-то из-за рубежа нужно сменить власть в России.

Но современная наука, образование и медиа не могут существовать в автократии. Ученым надо публиковаться в ведущих мировых журналах, ездить на конференции, нужно приглашать иностранных профессоров в наши университеты и ездить самим. ORF не занимался пропагандой и индоктринацией, он ни в коем случае не готовил оппозиционеров и критиков режима, а просто помогал молодым исследователям встроиться в мировую науку. Теперь таких возможностей становится меньше, академический обмен сворачивается. Оказывается, это непатриотично и идеологически опасно, ведь у людей, успешных в мировой науке, довольно часто «неправильные» с точки зрения власти мысли.

Скоро, думаю, очередь дойдет и до регулирования книгоиздания. Видимо, власти поставили перед собой задачу перекрыть большинство каналов (от медиа до науки), которые способствуют тому, что люди «неправильно думают». Ленину и Сталину это на какое-то время удалось, а мы чем хуже — примерно такая у нашего политического режима логика.

Лично для меня одномоментное прекращение работы SSL и ORF — это утрата возможности делать очень интересные проекты. Мне нравится работать с молодыми исследователями и со студентами. В рамках государственных вузов из-за бюрократизации высшего образования осуществлять проектную работу практически невозможно. А возможностей делать это за счет негосударственных средств тоже в последние годы становится все меньше. Государство целенаправленно их перекрывает, желая монополизировать канал, через который, как оно полагает, можно влиять на молодые умы. В современном мире это очень сложно — придется цензурировать весь интернет — но предотвратить эту попытку сейчас мы едва ли в состоянии.

Вероника

Стипендиатка Лаборатории SSL. Попросила не называть ее настоящее имя и сферу деятельности.

SSL — это программа поддержки именно студентов, аспирантов, молодых исследователей, которым интересны эмпирические исследования. И на каждом из этапов работы тебя всегда консультировал кто-то из кураторов.

К сожалению, в России таких программ вообще нет, чтобы молодых исследователей поддерживать. Четыре сферы, в которых эта программа поддерживала людей — правоприменение, социология, городские исследования, этнографические исследования — в России абсолютно недофинансированы.

Я выиграла стипендию и провела исследование, которое очень хотела сделать, потому что я закончила уже магистратуру и чтобы дальше как-то работать в этой сфере развиваться и проводить исследования, денег у меня на это не было, я тратила на это собственные средства, которые просто зарабатывала на другой работе. И фонд позволил мне провести качественное исследование в поле, благодаря которому я могу подаваться дальше и строить карьеру.

Действительно грустно, что в этом видится угроза, хотя никакой угрозы в этом реально не было. Исследование — это нейтральная вещь, там не может быть плохого или хорошего, там есть определенная оценка определенных каких-то своих гипотез, которые ты ставишь, в конкретной очень узкой плоскости. У нас, мне кажется, все-таки репрессии носят такой кластерный характер. Государство вторгается в те сферы, которые относительно независимы от него, либо формируют свою инфраструктуру, свое сообщество, в котором могут быть критически настроенные люди, и государство вдруг в какой-то момент [начинает считать] это опасным. Мне кажется, в образовании случилась та же самая ситуация.

Мои коллеги в чате, с которыми мы раньше обсуждали какие-то академические статьи, конференции, методологию и теорию, теперь уже шутят про то, что в тюрьме будет очень много времени, чтобы дописать диссертацию.

Редактор: Егор Сковорода