Светлана Прокопьева (слева). Фото: личная страница в Facebook
В Псковском областном суде сторона гособвинения попросила приговорить журналистку Светлану Прокопьеву к 6 годам лишения свободы и запретить ей публиковать тексты в течение четырех лет. Прокопьеву обвиняют в публичном оправдании терроризма (часть 2 статьи 205.2 УК) из-за колонки с размышлениями о причинах самоподрыва 17-летнего анархиста Михаила Жлобицкого на входе в здание ФСБ в Архангельске. «Медиазона» публикует часть выступления журналистки в суде, в котором она рассказывает об этом тексте.
[Взрыв в здании ФСБ в Архангельске] был событием той недели, ничего более важного тогда не произошло. У нас до этого не было, к счастью, политических терактов, политически мотивированных терактов, и когда это случилось впервые — все, что случается впервые, это всегда информационный повод. А если это атака в адрес органов государственной власти, ну, извините меня, как настоящий журналист может пройти мимо такой темы? Не может пройти.
Тем более что я увидела в этом медиаповоде возможность коснуться той темы, которая давно, скажем так, меня занимала. Это вопрос баланса между правовой и силовой функцией государства. То есть когда государство вместо того, чтобы защищать, охранять наши права, обеспечивать наше благополучие в широком смысле слова, в том числе в политическом смысле слова, занимается какими-то охранительными функциями, преследует, наказывает и так далее.
Этот нарастающий дисбаланс, эта нарастающая репрессивность — а я ощущала ее потому, что я всегда была связана скорее с оппозиционными какими-то движениями и протестными движениями, критикующими положение вещей. Это меня мотивировало — просто высказаться подробно на эту тему.
Заголовок я придумала. Строго говоря, заголовок отражает смысл текста и говорит о том, что государство оказывается в роли жертвы. Это опасная ситуация, когда государство оказывается в роли жертвы — это ненормально. И вот эта ненормальность, эта вот парадоксальность заголовка безусловно привлекает внимание, вынуждает читателя открыть текст, прочитать его и, надеюсь, задуматься. Как журналисты мы пишем тексты, чтобы люди задумались.
Это была еженедельная обычная программа. Я, как обычно, заявила текст, тему, мне сказали: «Ну давай». Потом я пишу текст, высылаю его на почту, дожидаюсь обратной связи. Иногда мне приходилось долго ждать обратной связи. Я всегда ее ждала, чтобы потом не было вот этих вопросов: какого черта ты, там, чего-то не то. Я всегда получала эту обратную связь [от главного редактора «Эха Москвы в Пскове» Максима Костикова]. Я шла записывала. Записывала, уходила, ждала, когда [после этого текст] появится на «Псковской ленте новостей», чтобы поставить ссылочку в фейсбуке. Все. Никаких замечаний, предложений что-то исправить от Костикова я не получила.
Главная цель [этой публикации] — разобраться и предотвратить повторения [теракта]. То есть это была критическая публикация. Объектом критики, как справедливо заметили эксперты, было государство. Точнее, государственная политика в конкретной сфере, в сфере правоохранительной.
Я увидела вот эту параллель между терактами, которые имели место в истории России в XIX веке, с народовольцами и тем терактом, который был совершен в Архангельске. Я увидела эту параллель. Не одна я увидела, ее очень многие увидели. Были даже обзоры на «Радио Свобода» с цитатами из соцсетей, и каждое второе оказалось упоминанием «Народной воли».
Я все-таки историк по образованию, и просто у меня в голове есть эти знания, что в XIX веке существовала террористическая организация, которая сделала методом своей политической борьбы теракт, насилие.
Как историк я прекрасно помню, к каким ужасным, совершенно катастрофическим последствиям привела деятельность этой террористической организации, потому что террор, который проводила «Народная воля», спровоцировал реакцию царизма, усиление реакции способствовало дальнейшему развитию революционной ситуации. Революционная ситуация складывалась-складывалась и реализовала себя в виде Октябрьской революции. Следствием революции была гражданская война, затяжная гражданская война с массовыми жертвами, в которой погибли миллионы ни в чем не повинных людей, просто по критерию классовой принадлежности. Это привело к уничтожению крестьянства по сути, это привело к уничтожению интеллигенции. Это откинуло культуру на десятилетия, на века назад. И последствия этой катастрофы ощущались очень долго.
Мне кажется, долг любого гражданина сегодня — сделать все, чтобы повторно такой [период] в истории России не начался. И если вдруг мы видим симптом, схожий с тем, который наблюдался в XIX веке на излете Российской империи, мы должны задуматься, куда мы вообще двигаемся. Параллель чудовищная, поэтому она пугает. Просто понимая ход исторического процесса, ты начинаешь как-то исторически воспринимать и текущие события тоже.
И я, соответственно, задумалась о том, откуда вообще берутся политически мотивированные теракты. Политически мотивированный теракт — это абсолютно ясный симптом нездоровья, политического нездоровья в обществе. Моя задача была раскритиковать положение дел, попытаться найти причины, по которым возник этот дисбаланс, возник этот нездоровый, ненормальный теракт, взрыв, обусловленный политическим мотивом. В чем этот политический мотив состоит, откуда он взялся.
И когда мы начинаем искать причины — я там анализирую причины — то мы сами собой выходим на путь решения проблемы. Потому что если мы понимаем, что вот у нас ноги мокрые, потому что дыра в подошве, что мы делаем? Мы подошву чиним, правильно? Соответственно, моя задача была показать дыру в подошве. Вот смотрите, ноги мокнут, потому что дыра в подошве. Дорогой сапожник, пожалуйста, почините эту подошву.
И второе, что меня напугало — это политический мотив. Чем это опасно? Мы привыкли иметь дело с терроризмом, который мотивируется религиозными соображениями или соображениями сепаратизма. И здесь, на Северо-Западе, мы себя чувствовали защищенными, в принципе защищенными от этого терроризма, просто потому что мы территориально никто. Просто я не слышала, чтобы в Пскове была ячейка ИГИЛ. Просто потому что здесь нет исламистов, нет джихадистов, далеко мы от Ирана, Ирака, Сирии. Как-то можно жить спокойно.
А политически мотивированный теракт может случится в любом месте, в любом городе страны. И в этом смысле Архангельск от Пскова вообще ничем не отличается. То есть в Пскове может также найтись какой-нибудь депрессивный анархист, недовольный, удрученный тем, что он читает, тем, что он видит — не знаю, чем он там еще мотивируется — который решит, что все, у меня нет другого выбора, все, что я вижу — это пойти применить насилие и отомстить за поруганную гражданскую честь и достоинство. И жертвами этого теракта может стать кто угодно. Я могу стать жертвой такого теракта, если он произойдет вдруг в Пскове. Я не понимаю, как можно это оправдать.
Весь пафос моей колонки был направлен на защиту прав людей и на их базовое право — право на жизнь. Вы уж простите мне мое оценочное мнение, но оправдание терроризма — это удел психопатов. Если ты оправдываешь терроризм, ты оправдываешь случайные жертвы, оправдываешь убийство случайных людей. Кем меня надо считать, чтобы сказать, что я оправдываю убийство случайных людей? Когда я журналист, и моя работа — служение гражданскому обществу, защита гражданских прав и свобод. Это то, что в корне вообще противоречит терроризму. Профессиональная журналистика не может оправдывать терроризм в принципе. Я этим не занималась, не планировала и не буду никогда, потому что я против насилия как такового.
Насилие — это неприемлемый способ решения конфликтов, поэтому я перечисляю все те способы решения конфликтов, которые у нас есть: митинги, пикеты, акции, обращения, открытые письма, статьи в прессе между прочим тоже способ решения конфликта. И если не затыкать эти способы, если гражданин может пользоваться этими способами, то никому в голову не придет идти взрывать бомбу.
Оформите регулярное пожертвование Медиазоне!
Мы работаем благодаря вашей поддержке