«Милая, помянуть иду, его же расстреляли, я не знаю где». Ровно 30 лет назад люди окружили здание КГБ живой цепью

Идея встать живой цепочкой вокруг здания КГБ на площади Дзержинского (ныне — Лубянской) появилась в 1989 году на одной из встреч общества «Мемориал», учредительная конференция которого прошла в январе того же года. Так в «Мемориале» решили отметить День политзаключенного — 30 октября. Советским инакомыслящим эта дата была известна с 1974-го, когда астрофизик и правозащитник Кронид Любарский, отбывавший срок в Мордовии, организовал коллективную голодовку с требованием признать осужденных диссидентов политическими заключенными.

Несмотря на дерзость акции, момент для нее казался подходящим — в январе 1989 года Политбюро ЦК КПСС приняло постановление «Об увековечении памяти жертв репрессий периода 30‐40‐х и начала 50‐х годов». После его публикации КГБ стал более благосклонен к историкам и активистам, занятым поиском архивных документов о репрессиях. 

Сергей Кривенко, член правления общества «Мемориал»: 

«По этому документу КГБ было дано задание активировать работу по поиску мест захоронений и прочего. И, насколько я даже сейчас понимаю, это был единственный этап, когда КГБ повернулся лицом к гражданам, насколько это было возможно». 

Главной задачей организаторов было обеспечить безопасность людей, которые выйдут к зданию КГБ — 3 октября 1988-го в МВД появились первые отряды ОМОН, которые за год успели проявить себя при разгоне демонстраций. Поначалу акцию не планировали согласовывать, но оказалось, что в живую цепочку готовы встать пожилые люди — те, кто пережил репрессии сам и потерял в годы Большого террора близких. Поэтому в «Мемориале» решили подстраховаться — активисты заручились поддержкой демократически настроенных депутатов Верховного Совета СССР и отправили уведомление в Моссовет, а Андрей Сахаров лично звонил по высоким инстанциям. 

На случай применения силы против демонстрантов организаторы выработали план отступления: заранее обошли все прилегающие к зданию КГБ улицы и нарисовали карту местности. Уже 30 октября несколько человек прошлись по этим улицам еще раз и проверили, где сосредоточены автозаки и милицейские машины. У одного из активистов был громкоговоритель — он должен был предупредить, если милиционеры двинутся в сторону толпы. Тогда организаторы встали бы в первых рядах живым щитом, чтобы остальные участники акции могли уйти по свободным от силовиков улицам. 

Татьяна Касаткина, руководитель программы «Защита прав человека с использованием международных механизмов» правозащитного центра «Мемориал»: 

«Я иду по подземному переходу от метро Лубянка, а со мной в одну сторону направляется бабушка со свечой, совсем старенькая. Я ее спрашиваю: "А вы куда идете?". Она мне отвечает: "Милая, помянуть иду, его же расстреляли, я не знаю где". Для них эта акция стала возможностью помянуть своих родных, место смерти которых было неизвестно. Я знаю, так многие шли». 

Вопреки ожиданиям, акция на Лубянке прошла мирно и без задержаний. Ровно в 18:00 люди сомкнулись в живую цепочку вокруг здания КГБ и зажгли свечи. Прямо под мемориальной доской Юрию Андропову кто-то развернул плакат: «30 октября — день памяти политзаключенных». У главного входа в здание КГБ активисты стояли в несколько рядов. На следующий год на Лубянской площади появится Соловецкий камень, а еще через год здесь под радостные крики толпы демонтируют памятник первому председателю ВЧК Феликсу Дзержинскому. 

Олег Орлов, руководитель программы «Горячие точки» правозащитного центра «Мемориал»: 

«Когда мы до акции давали интервью, я специально как мантру повторял: мы считаем КГБ преступной организацией. КГБ сегодня — прямой наследник тех репрессивных органов, которые виноваты в смертях миллионов людей. Мы знали, что в КГБ смогут потом говорить о своей причастности к акции». 

Так и произошло. На следующий день по телевидению передавали, что сотрудники КГБ присоединились к людям на улице и встали в цепочку в память о своих репрессированных коллегах. При этом сами участники акции не помнят, чтобы из здания спецслужбы кто-то выходил. 

Когда мероприятие на Лубянке закончилось, примерно треть собравшихся отправилась на митинг Демократического союза, который регулярно проводил там уличные акции, принципиально не подавая властям никаких уведомлений. Вся площадь оказалась оцеплена, всюду стоял ОМОН и милиционеры.

Из статьи Александра Добронравова «Лубянка, 30 октября», опубликованной в газете «Экспресс‐Хроника» 5 ноября 1989 года:

«Круглые шлемы с забралом, светлые прочные комбинезоны закрывают защитные жилеты, подкованные башмаки, в руках дубинки. Патрульные машины отстают и перегораживают улицу сзади шествия. Некоторое время народ и спецназ стоят друг против друга. Офицер говорит тихо, его трудно разобрать: "Приготовиться к бою" — и после паузы — "Вперед". 

Шеренга спецназа в шлемах срывается с места и с разбега врубается в толпу мирных демонстрантов. Рубят дубинками налево и направо — бьют по головам, по плечам, бьют куда попало. Бьют всех подряд, случайных прохожих, подростков, девушек. Упавших на мостовую бьют подкованными башмаками. Гоняются за заранее намеченными людьми, тащат их в автобусы».  

Секретарю «Мемориала» Татьяне Кудрявцевой в 1989 году было 18 лет, это была ее первая акция.

«Я изготовила плакат двухсторонний на картоне и ваткой с зеленкой написала с одной стороны: "Преследование за убеждения — доколе?", а на другой: "Позор милицейскому произволу". На Пушкинской было столько ОМОНа, что даже просто поднять плакат почти не успеешь. Но в какой-то момент я это сделала, и меня сразу же схватил ОМОН. Я не пробыла на митинге даже пятнадцати минут». 

Кудрявцева вспоминает, что ее отвезли в отделение при МГУ, где она тогда и училась. Девушке назначили 15 суток ареста и отправили в спецприемник. Единственный в те годы московский спецприемник находился в районе Клязьминского водохранилища. Если еще в начале перестройки, рассказывает Кудрявцева, передачи в спецприемники были запрещены, то к 1989-му арестованные за участие в митингах — в первую очередь, члены Демсоюза — голодовками добились того, что продукты и книги начали передавать, а «политических» перестали сажать в одну камеру с «бытовиками». На прогулки арестованных не выводили, из камер они выходили только в столовую. С соседями общались через дыру в стене; так же из камеры в камеру передавали спички и сигареты. 

Душа в спецприемнике не было, в каждой камере стояло ведро, предназначенное для личной гигиены, но многие стеснялись им пользоваться. 

Татьяна Кудрявцева: 

«У нас было редкое событие, которое удивило даже старожилов. Нас повезли мыться в Бутырскую тюрьму. Но это были не бани, которые описывал Солженицын, а просто душевые. Я стала вычислять, где же мы находились, и поняла, что мы у северной башни Бутырской тюрьмы. Мы же не ходили на прогулки, поэтому для нас эта поездка была настоящим событием — люди, воздух, перемена места. Мы наконец‐то смогли познакомиться с теми, кто сидел в соседних камерах, я по голосу пыталась узнать ребят, которым передавала сигареты через дырочку в стене, которые пронесла Лера Новодворская». 

По данным «Экспресс‐Хроники», 30 октября 1989 года в Москве были задержаны 76 человек, осуждены по административным делам — 16, из них оштрафованы — семеро. Нескольких человек после разгона на Пушкинской госпитализировали. «Мемориал» выступил с осуждением милицейского произвола и призвал расследовать действия ОМОНа. Этого так и не произошло. 

Публикация подготовлена «Мемориалом» при поддержке посольства Канады в России.