Полигон «Погоново» в Воронежской области. Фото: Ульяна Соловьева / РИА Новости
Во время учений в Воронежской области 20-летний солдат Игорь Галченков ушел в самоволку и повесился на водонапорной башне. Спустя два месяца следователь закрыл дело о доведении до самоубийства (часть 1 статьи 110 УК) — несмотря на то, что в истории рядового многое остается неясным, а его родственники отказываются верить в суицид без причины.
Поздней ночью 3 ноября 2017 года в Хохольском районе Воронежской области рядовой Игорь Галченков ушел с территории военного полигона «Погоново». Позже все его сослуживцы скажут следователю, что не видели, как молодой человек встал, оделся и вышел из казармы. Не видели его ни во время подъема в шесть утра, ни на завтраке. Пропажу Галченкова обнаружит командование — на построении в 8:45.
В 15:50 того же дня труп рядового Галченкова нашли «в повешенном состоянии на опоре водонапорной конструкции близ участка № 245 садоводческого некоммерческого товарищества "Ягодка"», говорится в материалах дела.
Позже судмедэкспертизы подтвердят, что смерть рядового наступила при повешении. Кроме того, на лбу, щеках, челюсти и груди у него заметят кровоподтеки и ссадины.
В тот же день — 3 ноября — военные следователи возбудили дело о доведении до самоубийства (часть 1 статьи 110 УК).
«Игорь был спокойным, сдержанным, трудолюбивым, вежливым, очень добрым молодым человеком. <…> Игорь никогда не стал бы выяснять отношения, никогда не затеял бы драку, он был мягким по характеру человеком, где-то даже наивным. Игорь всегда уходил от конфликта», — так сестра Галченкова описывала своего брата старшему следователю военного следственного отдела СК по Воронежскому гарнизону Алексею Монину.
Игорь Галченков родился в 1997 году в селе Поповка Белгородской области. Мальчика воспитывали мать Ирина, сводная сестра Евгения, которая была старше его на 12 лет, и старший брат Дмитрий. После девятого класса Игорь поступил в Белгородский строительный колледж. По словам сестры, позже молодой человек понял, что специальность отделочника «не его» и перестал посещать занятия; на третьем курсе Галченкова отчислили.
Два года Игорь жил в Поповке, подрабатывал, съездил погостить к сестре в Москву, где, по ее словам, полюбил играть в World of Tanks, но через некоторое время понял, что без военного билета работы не найти. «Ну, он так подумал — надо идти, делать нечего. Надо долг отдавать родине», — говорит Евгения.
В апреле 2017 года молодой человек ушел служить по призыву. Присягу Игорь принял в Нижнем Новгороде, а в июне его перевели в воинскую часть № 91727 в городе Богучар Воронежской области.
Все время службы рядовой Галченков почти каждый день звонил матери и переписывался с сестрой в социальных сетях. Родственники говорят, что не слышали от Игоря особых жалоб на сослуживцев и офицеров; иногда он просил перевести на чужую банковскую карту небольшие суммы — говорил, что это ему на еду и оплату телефона.
«Конкретно не жаловался, но что-то проскальзывало, что-то какие-то мимолетные [проблемы] были, но мы особо не придали значения, потому что армия есть армия. У меня два брата старших служили, ну, дедовщина, ну, такие вот, по мелочи — сигареты принеси, тудым-сюдым, ну, между своими, поэтому мы сильно не зацикливались на этом», — говорит Евгения.
Иногда Игорь жаловался на конфликты с «неадекватным» сослуживцем — тувинцем, который, по его словам, «чуть что хватался за нож» — но в подробности происходящего родных не посвящал.
В октябре 2017 года молодой человек позвонил матери и сказал, что ночью во время его дежурства пропали две столитровые бочки дизельного топлива. По словам Игоря, командование части угрожало его «посадить» и заставить выплатить стоимость горючего, но позже дело неизвестным образом разрешилось — молодой человек просто перестал упоминать эту ситуацию в разговорах.
На допросе у следователя сестра и мать солдата говорили, что они никогда не замечали у Игоря ни мыслей о самоубийстве, ни предпосылок такого поступка. В медицинской характеристике при начале армейской службы психолог отметил у Галченкова «депрессивное состояние, выраженную интровертированность, обособленность и индивидуалистическую позицию в коллективе», но указал, что суицидального риска в его случае нет. Повторная психологическая экспертиза депрессивного состояния у Галченкова уже не обнаружила. Сестра Игоря говорит, что не знает, была ли у брата девушка, но сослуживцы утверждали, что видели ее фотографию. В разговорах с родственниками молодой человек строил планы на будущее.
«Мы с ним и на море собирались после армии, он звонил маме, хотел восстановиться в колледже, доучиться. Начал как-то умнеть, потому что в армию пошел, сам маме рассказывал, что я, говорит, просто отстал от жизни. Насколько, он говорит, мальчики там умнее, сообразительнее. Он с кем-то, видать, общался, маме говорил: хочу доучиться, прийти восстановиться. До того, как уйти в армию, он у меня в Москве несколько месяцев жил. Говорил, работу мне придержите, вернусь, устроюсь. Хотел оператором пойти. Ну то есть, были планы. Ни с того, ни с сего — нет, не мог», — говорит Евгения.
По словам сестры, за три дня до смерти, 30 октября он отправил своей племяннице смс —поздравлял ее с днем рождения — и позвонил Евгении, чтобы поздравить с рождением дочери и ее.
«Тридцатого числа мы с ним общались, он с ней общался. Все ха-ха, хи-хи, и вот, через два дня — на тебе. И даже если бы он и хотел — ну уж никак не через два дня после дня рождения любимой племянницы», — говорит сестра солдата.
Через месяц после начала службы Игорь сообщил, что подал рапорт на контрактную службу. Сестра посоветовала ему не торопиться с решением. Старший брат Галченкова рассказывал на допросе, что это он уговорил Игоря пойти в армию; во время службы брат также советовал солдату заключить контракт.
В конце августа-начале сентября молодой человек звонил брату с чужого номера, говорил, что доволен и готов продолжить службу на контрактной основе. В разговоре с матерью за несколько недель до смерти Игорь сообщил ей, что передумал: «Я не хочу идти по контракту служить, но меня заставляют», — сказал он.
Родственники не придали его словам особого значения, так как не верили, что молодого человека кто-то может заставить служить против его воли. Позже сотрудники воинской части и сослуживцы рядового рассказали родственникам, что в день самоубийства Галченков должен был подписать контракт. Кроме того, в тот же день подразделение должно было покинуть полигон, где около месяца находилось на учениях, и вернуться в казармы. В судебной психолого-психиатрической экспертизе эти факты никак не упоминаются.
Как рассказывала мать рядового, 3 ноября в 10 утра — то есть через час после того, как ее сына не заметили на построении — ей позвонил человек, который представился майором Мамедовым. Он сказал Ирине, что нашел телефон Игоря и выразил намерение его вернуть. Майор спросил у женщины, где ему можно найти солдата. О пропаже Галченкова Мамедов не упоминал, мать узнала об этом позже.
Позже стало известно, что в течение последних двух дней жизни Игоря IPhone 4S, который ему подарила сестра, находился у рядового Монгуша, на поведение которого Галченков не раз жаловался. На допросе Монгуш скажет, что Галченков дал ему телефон сам — на время, попользоваться. При этом сослуживец успел поменять в нем сим-карту и поставить на заставку фотографию своей девушки.
Монгуш рассказал следователю, что за день до смерти Галченков настоятельно попросил его вернуть телефон, но тот отказался, поскольку ему «необходимо было посидеть в интернете» вечером 3 ноября. После этого разговора Галченков ушел расстроенный, заметил он. Позже, по словам Монгуша, к нему подошел майор Мамедов и попросил вернуть телефон, тот пообещал, что отдаст его хозяину после ужина.
Монгуш утверждает, что в последний раз он видел Галченкова живым в час ночи 3 ноября. Солдат подошел к его койке одетый, разбудил и снова попросил вернуть телефон. Как рассказывал Монгуш, он ответил Галченкову, что ему лень вытаскивать телефон из-под матраса, и заснул. На допросе он утверждал, что не знает, слышал ли кто-то их разговор. Позже все свидетели, включая дневального и постовых, скажут, что не видели Галченкова в ту ночь.
Один из сослуживцев в своих показаниях называет погибшего «зависимым» от телефона. Проверка Монгуша на полиграфе покажет отсутствие реакций на вопросы о применении насилия к Галченкову. Евгения настаивает, что ее брат никогда бы не отдал телефон добровольно на столь долгий срок.
«Игорь никогда бы в жизни никому свой телефон не отдал, потому что он в какой-то степени не то, чтобы зависим был от телефона, но он ему нужен был всегда. Он никуда бы без телефона не пошел бы, не побежал бы. Ну, у него связь была с внешним миром…. и просто так, на двое суток», — говорит Евгения.
Первая судебно-медицинская экспертиза показала, что кровоподтеки и ссадины на лице и груди солдат получил еще при жизни. Согласно выводам повторной экспертизы, ссадины на голове образовались раньше, чем на теле — «в пределах трех часов до наступления смерти». «Ссадины на задней поверхности грудной клетки справа» могли образоваться незадолго до смерти или в ее момент, предположил специалист.
Судмедэксперт не сумела дать определенного ответа на вопрос следователя, мог ли солдат получить эти травмы при наложении петли, ее соскальзывании или во время предсмертных конвульсий. Согласно выводам, вероятность того, что Галченков изувечил себя сам, не исключена.
Как рассказал адвокат семьи Галченкова, сотрудничающий с правозащитной организацией «Зона права», Сергей Локтев, на основании этих выводов следствие вынесло постановлении о прекращении уголовного дела в связи с отсутствием состава преступления. Дело закрыли еще 9 января 2018 года, но семья узнала об этом почти через два месяца — 22 февраля. По словам Евгении, с 17 января следователь Монин перестал брать трубку и отвечать на ее письма.
Родственники не верят, что Игорь мог беспричинно покончить с собой. По их мнению, на такой шаг его толкнули неуставные отношения в части и принуждение к службе по контракту.
«Конкретно мы так и не смогли найти контакты и выйти на родственников погибшего. Но в этой же части — даже сам Игорь рассказывал, из его роты, из его состава — сбили мальчика. Убили моего брата, убили другого мальчика. И этот же самый следователь, который сейчас ведет наше дело. Он же то дело и вел. Вот это несчастный случай. Ну, поскользнулся, попал под машину. Умер, умер насмерть. Он стоял на бордюре. Были свидетели там, сослуживцы, он нагнулся завязать какие-то шнурочки, поскользнулся — и рыбкой, значит, под колеса. А в интернете опять-таки мы нашли другую информацию, что офицер был пьяный за рулем. А следователь сказал: ну, поскользнулся. И вот самоубийство. Ну, не самоубийство, а несчастный случай. Тот же самый, что ведет и наше дело. Я не верю в совпадения. Какие случайности, совпадения, мне не 15 лет», — возмущается сестра Игоря.
Оформите регулярное пожертвование Медиазоне!
Мы работаем благодаря вашей поддержке