«Лицо, которое занимает серьезное должностное положение в правоохранительной системе РФ, предложило сумму денежных средств». Допрос Дениса Никандрова

Судья Олег Музыченко просит свидетеля назвать свое место работы и должность.

Денис Никандров. В настоящее время не работаю. До задержания — первый заместитель руководителя Главного следственного управления Следственного комитета Российской Федерации по городу Москве.

Перед допросом Никандров ходатайствует о переводе заседания в закрытый режим. Он объясняет, что в отношении него расследуется уголовное дело и предъявленное ему обвинение связано с эпизодом Максименко. Чтобы не раскрывать тайну следствия, свидетель считает целесообразным провести допрос без слушателей и прессы. Прокурор не возражает. Представляющий интересы Максименко адвокат Андрей Гривцов настаивает на открытом слушании.

Прокурор Борис Локтионов. Денис Владимирович, расскажите, пожалуйста, об обстоятельствах возбуждения уголовного дела 15 декабря 2015 года по событиям <...> на улице Рочдельской, о движении данного уголовного дела, кто проявлял к расследованию данного уголовного дела интерес? Начните, наверное, с первой части вопроса.

Никандров рассказывает, что сначала не имел отношения к делу о перестрелке на Рочдельской, поскольку в его обязанности как замглавы московского СК входил контроль за расследованием экономических и коррупционных преступлений. Дело о перестрелке входило в зону ответственности другого заместителя — Сергея Синяговского.

Никандров. Соответственно, насколько я помню, изначально интерес к расследованию дела был со стороны нашего безопасника (позже из контекста становится понятно, что речь идет о сотруднике УСБ по фамилии Гусев — МЗ), которому, я так понял, задачу ставили руководители главного управления собственной безопасности Максименко и Ламонов. Он че-то постоянно им звонил, докладывал. Ну, я это так пропускал мимо ушей, просто видел, что какая-то работа идет. Поскольку я первоначального никакого отношения к этому делу не имел.

Затем, рассказывает свидетель, было возбуждено дело о халатности полицейских, которые не предотвратили перестрелку в ресторане на Рочдельской. Этим делом занялся отдел по расследованию преступлений, совершенных сотрудниками правоохранительных органов, который курировал Никандров.

Примерно в первой половине февраля 2016 года меня вызвал к себе руководитель ГСУ СК России по городу Москве (Александр Дрыманов — МЗ) и дал указание уголовное дело по факту перестрелки передать в отдел, который расследует дело по факту халатности, то есть в отдел, подконтрольный мне.

В принципе, к этому отделу у нас в ГСУ было достаточно позитивное отношение, отдел считался один из лучших. Отдел возглавлял Денисов Максим Евгеньевич. <...> Таким образом, в отделе Денисова очутилось дело по факту халатности и по факту перестрелки на улице Рочдельской, которое было возбуждено по статье 105 и 222 Уголовного кодекса Российской Федерации. Соответственно, я дал поручение руководителю отдела Денисову изучить дело и в ближайшее время мне доложить. Соответственно, на ближайшем докладе, то есть, получается, на следующей неделе, он доложил, что дело изучено, и доложил его видение дела. Соответственно, сам я материалы дела этого не изучал, и поэтому об этом деле было <нрзб> только со слов подчиненных мне сотрудников, в частности, в первую очередь со слов Денисова и других работников.

Никандров подробно рассказывает, что Денисов изучил дело и доложил ему о конфликте на Рочдельской улице «между двумя женщинами» из-за 8 млн рублей; с одной стороны в нем участвовали «некий Буданцев с группой поддержки», с другой — сотрудники ЧОП, которое возглавлял Кочуйков-Итальянец. В ресторане произошла перепалка, Буданцев применил подарочное огнестрельное оружие, а «чоповцы» — травматическое. В итоге два человека были убиты, один пострадал. Сначала Денисов считал, что действия Буданцева можно квалифицировать по статье 105 УК (убийство), в отношении сотрудников полиции «рассматривался вопрос о халатности», в отношении чоповцев — «вопрос по хулиганству». Также в отношении людей Кочуйкова было возбуждено дело о вымогательстве.

Позиция подчиненных сотрудников была мне доведена, что вымогательство в их действиях отсутствует, поскольку из содержания разговоров следует, что никто никаких требований не заявлял. Максимум вопрос может рассматриваться по халатности, поэтому обвинение по статье «Вымогательство» предъявлено не было.

Соответственно, с этим предварительным докладом я пошел к руководителю ГСУ СК России по городу Москве. В это время у него находился Максименко. Им обоим я доложил то, что мне доложил Денисов. Максименко проявил интерес к этому делу, в частности, он показал мне видеозапись перестрелки. Я так понимаю, что видеозапись скинул Гусев, который получил ее, наверное, у следователя. Исходя из этой записи, <...> было видно следующее: что Буданцев стреляет, далее человек, в которого он стреляет, упал; после чего никакой перестрелки нет, и, соответственно, его товарищ, упавшего товарищ, пытается его оттащить, и в это время Буданцев передергивает затвор, достает новую обойму и продолжает хладнокровно стрелять далее. Исходя из этого видео, Максименко мне сказал что, да, это вообще вопрос не в превышении, тут вопрос чисто 105-й (статьи УК, убийство — МЗ). В принципе, посмотрев на это видео, я вполне обоснованно с ним согласился и попросил передать это видео мне для того, чтобы я это видео мог передать следователю.

Соответственно, Максименко сказал, что к этому делу могут проявлять нездоровый интерес сотрудники правоохранительных органов.

Никандров говорит, что расследование «продолжалось в стандартном режиме». По его словам, перед мартовскими праздниками Максименко позвонил ему и попросил приехать к нему домой. Никандров приехал к Максименко и встретил там Ламонова.

Ламонов в ходе разговора спросил, как идет расследование. Я говорил, что дело расследуется. Он попросил меня рассмотреть вопрос о передаче дела другому следователю, поскольку тот следователь якобы не справляется. И при этом Ламонов попросил меня за неделю уведомить его о передаче дела. Поскольку я в этой просьбе ничего противозаконного не видел — вполне возможно, у сотрудников управления собственной безопасности были какие-то свои мотивы — я сказал: «Хорошо». Ламонов сказал, что после праздников ко мне подъедет, этот вопрос еще раз поднимет. На этом мы расстались.

В первый рабочий день после 8 марта к Никандрову приехал Ламонов и напомнил о своей просьбе. Никандров позвонил руководителю отдела Денисову, тот критически отозвался о следователе, который работал над делом о перестрелке.

Денисов тоже изъявил необходимость в передаче дела другому следователю. Я предложил кандидатуру следователя Федутинова. Следователя Федутинова я знал, поскольку он был переведен из центрального аппарата. Ламонова я поставил в известность об этом. <...> В ближайшие дни дело было передано следователю Федутинову.

В середине марта Денисов и Федутинов доложили Никандрову о ходе расследования, допустив квалификацию эпизода «по первому трупу» по статье о превышении пределов необходимой обороны — Буданцев, рассуждали они, имел право обороняться от людей, которые его избивали. Второй эпизод, когда адвокат «хладнокровно расстреливал лицо уже после того, как опасность миновала», было предложено квалифицировать по статье об убийстве. Далее Никандров пересказал разговор, в котором он с коллегами обсуждал квалификацию действий чоповцев и подчеркнул, что состава вымогательства там не было. Поскольку следствие находилось на раннем этапе, он распорядился «никаких движений в сторону переквалификации не производить».

У ресторана Elements Edward Kwon на улице Рочдельской 15 декабря 2015 года. Фото: Михаил Терещенко / ТАСС

Соответственно, после этого разговора ближе к концу марта я встречался с Максименко в одном из кафе в районе улицы Покровка. В том числе у нас зашел разговор по этому делу. Соответственно, я доложил, что имеются основания полагать, что в действиях Буданцева будет 105-я, а в действиях их оппонентов состав 163-й (вымогательство — МЗ) отсутствует, возможны вариант 213-й (хулиганство — МЗ) или самоуправства. Соответственно, Максименко в ходе этого обсуждения сослался на некоего своего знакомого Смычковского. Я этого Смычковского ранее неоднократно видел в кабинете начальника ГСУ. Буквально практически каждую неделю бывал у него. Я про Смычковского практически не знал, увидел до этого только один раз. Меня с ним знакомил опять же Синяговский, заместитель руководителя ГСУ. Смычковский являлся одноклассником Синяговского. Либо одноклассником, либо однокурсником. Соответственно, Максименко заявил, что это ситуацию с переквалификацией было бы интересно рассмотреть Смычковскому. На что я ответил, что в настоящее время вопрос ставить преждевременно. И тогда Максименко предложил идею: вы идите тогда <нрзб>, дело попробуйте сбросить в следственное управление по ЦАО, Смычковский с Крамаренко общий язык найдут. Я спросил об их взаимоотношениях, он сказал, что они друг друга знают, Смычковский приходил к Крамаренко по поводу какого-то из уголовных дел и, соответственно, у них давнишняя дружба и они обо всем договорятся. Для того, чтобы аппарат никаких решений, которые могут вызвать сомнение в их законности, не принимал. Хотя на тот момент у меня в принципе особых сомнений в законности переквалификации не было, поскольку я еще даже этот вопрос ставить не предполагал. Я сказал, что над этим вопросом подумаю, но в любом случае решение принимать Дрыманову, и решил ситуацию дальше пустить на самотек.

Через буквально, наверное, неделю ко мне подошел руководитель ГСУ и также попросил рассмотреть вопрос о передаче дела Крамаренко. Это произошло, как я понимаю, после визита Смычковского к нему. <...> Я в это время пытался к нему попасть, но мне секретарь отвечал: Смычковский, лучше не заходите.

Соответственно, мне была поставлена задача передать дело в управление по ЦАО. Я опять же сказал, что это достаточно будет сделать проблематично, но я постараюсь что-нибудь придумать. Соответственно, никаких мер я к этому времени предпринимать не пытался. Однако на следующей неделе на следующем совещании Денисов мне заявил, что отдел у него перенагружен и он считает целесообразным разделить дела — дело в отношении Буданцева оставить у себя, поскольку он адвокат и бывший сотрудник правоохранительных органов, а дело в отношении чоповцев куда-нибудь сбросить. В принципе, согласно действующему Уголовно-процессуальному кодексу, это было достаточно правильное решение о разделении дел, поскольку одни и те же лица являлись по своим эпизодам обвиняемыми и потерпевшими. То есть Буданцев был потерпевшим по делу чоповцев, а чоповцы были потерпевшими по делу Буданцева.

Я этот вопрос вынес на совещание, и, соответственно, доложил о нем руководителю. Я получил указание поддержать мнение Денисова и направить материалы дела в отношении сотрудников ЧОП в следственное управление по ЦАО. Соответственно, об этом я доложил и Максименко. Как это происходило, не помню.

<...>

На следующем совещании было принято решение о разделении дел и передаче материалов в отношении оппонентов Буданцева в следственное управление по ЦАО. В конце апреля Никандров подписал соответствующее постановление.

После подписания постановления я позвонил главе управления по ЦАО Крамаренко, сказал, что пускай изучит и представит свое видение для дальнейшего расследования дела. При этом я полагал, что, поскольку я осуществлял контроль за расследованием дел коррупционной и экономической направленности на территориях, то, соответственно, дальнейший надзор за расследованием уголовного дела будет осуществлять контроль на территориях. Буквально через неделю, может быть, меньше, через пять дней, со мной связался Крамаренко — появился с рапортом. Согласно данному рапорту, он предлагал закончить дело в сжатые сроки, а именно — буквально в течение месяца. Он ставил вопрос о квалификации действий по статье «Самоуправство», обещал, что обвиняемые признают свою вину, — при этом он продолжил какие-то переговоры с обвиняемыми и защитниками, — быстро подпишут статью 217, ознакомление с делом, и дело будет направлено в суд. Этот рапорт был написан на имя Дрыманова и представлен мне. Я предложил Крамаренко доложить ситуацию лично руководителю ГСУ, однако он просил сделать это меня, поскольку <нрзб> к руководителю ГСУ достаточно сложно было попасть на доклад. Соответственно, я взял рапорт Крамаренко и пошел докладывать руководителю ГСУ. Он дал команду провести совещание мне. Я настаивал на том, что лучше проводить совещание <нрзб>, в чьей зоне ответственности находилось уголовное дело после передачи в ЦАО, однако, поскольку <нрзб> только назначили на должность — буквально, может быть, недели две — руководитель мотивировал свое решение тем, что он только назначен, дела не знает, ты знаешь, ты проведи совещание. Соответственно, я дал указание Пахомову подготовить совещание по вопросу по возможности переквалификации действий Кочуйкова и Романова. Соответственно, 4 мая это совещание я провел. Предварительно я проговорил ситуацию с руководителем ГСУ, который дал мне указание согласиться с вопросом передачи дела в ЦАО. Кроме того, руководитель контроля, с которым я неоднократно имел беседы, всячески настаивал на переквалификации по статье 330 (самоуправство — МЗ), поскольку это было изначально его убеждением, и он привез практику Мосгорсуда.

<…>

В ходе данного совещания руководитель следственного управления по ЦАО настаивал на квалификации действий по статье 330, кроме того, он заверял, что обвиняемые признают свою вину, ставил вопрос об изменении меры пресечения. Однако я относительно вопроса об изменении меры пресечения высказался, что к этому вопросу можно вернуться, когда предъявят обвинение и они признают вину. Вопрос остался открытым. Его поддержали руководители отдела по расследованию особо важных дел, <нрзб>, Бычков, начальник отдела процконтроля Пахомов, <нрзб>. Поскольку все участники совещания были за, я согласился — я располагал мнением своего руководителя, соответственно, я согласился и, соответственно, подписал протокол этого совещания. <нрзб> Во исполнение данного совещания было выделено дело в отдельное производство и направлено в следственное управление по ЦАО, по нему было предъявлено обвинение по статье 330 Кочуйкову и Романову. При этом, как оказалось, виновными они себя не признали. Об этом мне сообщил Крамаренко, позвонив по телефону.

<…>

Я, сответственно, дал ему команду в любом случае до продленного срока расследование по делу закончить.

После этого в тот же день Никандров встретился с Максименко, которому рассказал о позиции обвиняемых и нарушениях со стороны Крамаренко — тот предъявил обвинение с нарушением сроков, что позволит обвиняемым выйти из СИЗО.

Максименко сказал, что переговорит со Смычковским и постарается ситуацию отрегулировать. Что Крамаренко со всем справится. После этого я посчитал, что, поскольку мне Дрыманов дал указание провести лишь совещание, а дело к моей ответственности не относится, относится к ответственности <нрзб>, то я никакого отношения к дальнейшему контролю не имею. Далее контроль я не осуществлял. Между тем, как мне стало известно впоследствии, Крамаренко после предъявления обвинения Кочуйкову и Романову на ознакомление с материалами дела не вышел, и 14 июля истек предельный срок содержания под стражей, и они должны были выйти.

В тот день позвонил зампрокурор города Москвы Катасонов — поставил вопрос о том, что следственное управление по ЦАО незаконно переквалифицировало действия с 213-й на 330-ю и ряд обвиняемых должны выйти из под стражи, и попросил меня срочно вмешаться в ситуацию. В то время Дрыманов находился в отпуске. Я исполнял обязанности руководителя ГСУ СК по Москве. Соответственно, я вызвал к себе Крамаренко, но к своему удивлению узнал, что Крамаренко находится на островах, уехал отдыхать, а телефоны выключил. Я стал разбираться в ситуации. Оказывается, Крамаренко, зная, что у него истекают предельные сроки следствия, с ходатайством о продлении сроков следствия не вышел, то есть срок у него истекал 14 июня, однако он должен был за пять суток, согласно УПК, выйти с ходатайством о продлении срока предварительного следствия. А внутренние документы СК требуют, чтобы районный и окружной следователь вышел с таким ходатайством за 15 суток. Однако, соответственно, с таким ходатайством СУ по ЦАО не вышел. Мне Катасонов поставил вопрос отмены постановления о привлечении в качестве обвиняемого и [необходимости] выйти сразу в суд и продлить срок содержания под стражей обвиняемому.

Однако в тот период времени, во-первых, отношения СК с прокуратурой были обострены из-за дела так называемой золотой молодежи на «Гелендвагене». Мы возбудили уголовное дело по статье «Хулиганство», и буквально прокуратура через день наше постановление отменила, и возникло небольшое недопонимание. На фоне этого конфликта, а также мнения руководителя, я позвонил ему, поинтересовался о своих дальнейших действях. На что получил указание продолжать держать нашу линию, поскольку на тот момент мы считали ее правильной. Я еще раз набрал и.о. по ЦАО Семенова, руководителя контроля Пахомова, все они высказались о законности нашей переквалификации, после чего я позвонил зампрокурора Катасонову и отказал ему в его просьбе. Уже ближе к вечеру мне позвонил прокурор ЦАО Москвы Костенецкий и попросил оказать содействие в передаче уголовного дела из нашего органа в органы МВД, поскольку прокуратура вынесла постановление об изъятии и передаче уголовного дела с органов СК в органы МВД. Поскольку я не видел никаких препятствий, я позвонил Семенову и дал соответствующее указание, после чего к нам из прокуратуры поступило информационное письмо либо представление с указаниями выявленного нарушения по части квалификации, неуведомления прокуратуры, невозбуждения ходатайства о продлении сроков следствия, в связи с чем назначили служебную проверку <нрзб>. Относительно движения дела это все, что я могу сказать.

Прокурор интересуется, предлагали ли Никандрову деньги за содействие в «движении дела».

Я отвечу так, что непосредственно с Максименко и Ламоновым никаких денежных средств мы не обсуждали. Был у меня разговор один коррупционного характера — точнее, мне поступило коррупционное предложение, но оно поступило от совершенно другого лица, которое не является в настоящее время обвиняемым по делу.

Прокурор. Расскажите об этом разговоре.

Защитник Никандрова возражает. Судья просит ответить на вопрос прокурора, не называя фамилий.

Никандров. Соответственно, лицо, которое занимает, скажем так, серьезное должностное положение в правоохранительной системе РФ, предложило некую сумму денежных средств. Я бы сказал, что ему предложили сумму денежных средств — и он на нее уже согласился — за решение вопроса о поддержании вопроса о передаче дела в следственное управление по ЦАО и дальнейшей передаче (переквалификации — МЗ) действий Кочуйкова и Романова на статью 330.

Прокурор. А Максименко проявлял какую-либо заинтересованность в отношении Кочуйкова?

Никандров. Ну, я уже говорил это в своих показаниях. В ходе разговора, который состоялся у меня с Максименко в кафе на Покровке в середине марта, он поставил вопрос о том, что…

Прокурор. Нет, я имею ввиду — до встречи проявлял ли он интерес или озабоченность по поводу Кочуйкова и Романова?

Никандров. Мне сейчас трудно вспомнить. Первый разговор с Максименко у меня был в присутствии руководителя ГСУ Москвы, в ходе которого речь шла о Буданцеве, о рассмотрении вопроса следствия в отношении Буданцева, а также вопрос стоял о том, чтобы дать объективную оценку действиям остальных участников конфликта. Потому что со стороны Максименко и Ламонова было определенное непонимание, почему Буданцева, который застрелил людей, мы взяли под домашний арест, а всех остальных арестовали. Был высказан вопрос об объективном разбирательстве — не только в отношении Буданцева, но и в отношении Кочуйкова и Романова, и даче объективной оценки. Но непосредственно результатов желаемых в тот период поставлено не было. Интерес проявлен был, но без конкретизации результата. Соответственно, в ходе разговора в кафе, который состоялся в марте, Максименко дал мне понять, что этим вопросом интересуется Смычковский, и предложил мне рассмотреть вопрос о передаче дела в СУ по ЦАО Крамаренко, где Смычковский, как я предполагаю, вполне возможно, на корыстных началах, мог решить вопрос с Крамаренко, у которого были близкие доверительное отношения, о передаче данного дела и переквалификации.

Прокурор. А Максименко и Ламонов вправе вмешиваться в ход расследования дела?

Никандров. Де-факто если Максименко и Ламонов хотели получить от нас какую-то информацию либо довести до нас какие-то пожелания председателя СК, они могли сделать очень просто, путем одного звонка. <...> Но де-юре мы говорим о процессуальной независимости следователя — оно, к сожалению, у нас фактически не действует.

Прокурор. Эти пожелания, звонки — они были обязательны для исполнения вами и вашими подчиненными? Касательно данного дела.

Никандров. Я, честно говоря, не помню, какие были конкретные звонки мне. Непосредственно я общался с Максименко по данному делу три-четыре раза. Все остальное общение шло, если оно шло, через нашего безопасника Гусева, который ездил, получал по цепочке через Ламонова указания. Естественно, это было для нас обязательным.

Эдуард Буданцев, 18 декабря 2015 года. Фото: Павел Бедняков / ТАСС

<...>

Прокурор. Скажите, пожалуйста, Денис Владимирович, в служебной зависимости от Максименко вы находились?

Никандров. Ну естественно.

Прокурор. Ну вот поподробней можете рассказать?

Никандров. Ну, всем известно, что Максименко был достаточно влиятельной фигурой в системе Следственного комитета. Наверное, вторым или третьим по значимости. По большому счету, и Дрыманов, и я, были назначены на свою должность благодаря поддержке Максименко. Как и половина нынешних действующих руководителей Следственного комитета. Соответственно, управление Максименко проводили проверки по регионам — по результатам контрольных проверок можно снять любого руководителя, либо наоборот, сделать так, что регион в мнении председателя останется в очень хорошем виде.

Прокурор просит Никандрова охарактеризовать подсудимого. По словам свидетеля, Максименко «позитивный» и «всегда был благожелателен ко всем».

Прокурор. Конкретно просьбы со стороны Максименко о переквалификации дела в отношении Кочуйкова и Романова на статью «Самоуправство», кроме встречи в «Кофемании» на Покровке...

Адвокат Андрей Гривцов просит снять вопрос, так как Никандров, по его словам, не давал таких показаний.

Прокурор. Хорошо. Проявлял свой интерес. Кроме встречи на Покровке и у него дома, когда там присутствовал, в том числе, и Ламонов, еще подобный интерес где-либо был?

Никандров. Ко мне приезжал Ламонов. Это было буквально... Между тем, как Крамаренко мне представил докладную, и перед тем, как я проводил совещание. Ко мне приезжал Ламонов, я так понял, что он приезжал от Максименко, расспрашивал по перспективе дела. Естественно, я доложил, что пришел руководитель [следственного управления СК по] ЦАО, просит поддержать его с позицией по переквалификации дела со статьи 213-й на статью 330. Соответственно, как ясно из материалов дела, с которыми я был ознакомлен, в дальнейшем Ламонов эту ситуацию Максименко доложил. Что приходил руководитель ЦАО и просил поддержать его по вопросу переквалификации. Кроме того, у меня еще был один разговор с Ламоновым... Ой, с Максименко. Уже по... Наверное, в июне. Еще у меня был разговор с Максименко после звонка Крамаренко о том, что обвиняемые не признают вину. Я встречался с Максименко и сказал ему, что они не признают вину. Максименко сказал, что воздействует на Смычковского, чтобы тот оказал воздействие на Кочуйкова и Романова, чтобы они признали вину, и в дальнейшем как бы Крамаренко со всем разберется. И был у меня еще один разговор с Максименко непосредственно в июне, уже после того, как были освобождены и заново арестованы Кочуйков-Романов. Опять же, по просьбе того лица, которое до этого делало мне недвусмысленное предложение. По поводу этого лица я встретился с Максименко для того, чтобы эту ситуацию с ним обсудить. В ходе этого разговора мне Максименко сказал, что Ламонов получил 500 тысяч долларов.

Прокурор. Это кто вам сказал?

Никандров. Максименко.

Прокурор. А он не пояснил, за что?

Никандров. Он сказал — «за вопрос переквалификации». Лицо, которое обратилось ко мне с коррупционным предложением, впоследствии поставило мне задачу — уже после освобождения Кочуйкова-Романова — поговорить об этом с Максименко. Я поехал обсуждать вопрос с Максименко. Соответственно, передал ему суть разговора с тем лицом, после чего Максименко мне заявил, что за вопрос переквалификации получил деньги Ламонов — 500 тысяч долларов.

<...>

Адвокат Гривцов. Был ли у вас такой разговор с неким должностным лицом, в связи с которым это лицо называло Ламонова мошенником?

Адвокат Андрей Гривцов, представляющий в процессе интересы Максименко, в 2000-х работал в прокуратуре и СКП следователем по особо важным делам.

В 2010 году Гривцова обвинили в вымогательстве взятки в размере 15 млн долларов (часть 3 статьи 30, часть 4 статьи 290 УК). Следователи утверждали, что Гривцов и начальник отдела по противодействию экстремизму ГУВД Москвы Сергей Хацернов вымогали такую сумму у президента концерна «Росэнергомаш» Владимира Палихаты, угрожая ему уголовным преследованием.

После задержания Гривцов не признал вину и говорил, что Палихата инсценировал вымогательство взятки, чтобы развалить возбужденное в отношении него уголовного дело о рейдерских захватах зданий в Москве. Это дело ранее находилось в производстве у Гривцова; в защиту Палихаты тогда активно выступала сенатор Людмила Нарусова.

В октябре 2012 года Мосгорсуд на основании вердикта присяжных оправдал Гривцова, а через несколько месяцев Верховный суд отправил его дело на пересмотр. В июне 2014-го Хамовнический суд Москвы вновь признал Гривцова невиновным в вымогательстве взятки. При этом суд счел доказанным покушение на мошенничество со стороны Хацернова и приговорил его к трем годам колонии.

В 2013 году в Мосгорсуд на прения по делу Гривцова в качестве слушателя приходил прокурор Борис Локтионов, который теперь представляет гособвинение по делу Максименко.

Никандров. Да, был. Соответственно, после того, как я переговорил с Максименко, я вернулся к этому должностному лицу и рассказал ему суть разговора с Максименко. Узнав про это, он стал кричать, что Ламонов мошенник.

Адвокат Виктория Рудзинская. Скажите, пожалуйста, вот вы произнесли, что вы пару раз в месяц встречались с Максименко, и у вас приятельские отношения. А помимо посещения Максименко у него в квартире, вы где-то еще вместе бывали?

Никандров. Да, в кафе.

Рудзинская. А у вас дома бывал Максименко?

Никандров. Бывал. Бывал.

Рудзинская. Когда вы посещали Максименко в его квартире, кроме разговоров что еще происходило между вами?

Никандров. Распивали спиртные напитки (слышен чей-то смех — МЗ).

Рудзинская. Отлично. А появлялись спиртные напитки откуда — вас угощал Максименко, или вы [со своими] приходили?

Никандров. Честно говоря, я с собой не приносил.

Рудзинская. То есть вы не приносили с собой, Максименко вас угощал, принимал вас как гостя у себя дома?

Никандров. Да, когда он был у меня — я угощал.

<...>

Прокурор Локтионов. Скажите, Денис Владимирович, а в связи с чем подсудимый Максименко поставил вас в известность о получении Ламоновым 500 тысяч долларов?

Никандров. Потому что я имел тогда информацию, переданную мне должностным лицом, о неких коррупционных предложениях. В ходе этого разговора Максименко передал мне информацию о том, что Ламонов получил денежные средства — 500 тысяч.

Второй прокурор. Вопрос был — зачем?

Никандров. Не знаю, зачем... Для информирования.

Второй прокурор. А вы имели беседу с Максименко о том, что надо Ламонова как-то отблагодарить за что-либо?

Никандров (после некоторого размышления). Когда я передавал Максименко суть предложения некоего должностного лица, там в том числе вопрос стоял и о Ламонове.

Второй прокурор. В каком контексте?

Никандров. О том, необходимо ли тому должностному лицу решать вопрос и с Ламоновым. На что был получен ответ, что Ламонов и так получил 500 тысяч.

Локтионов. Когда вставал вопрос о замене следователя, о передаче дела другому следователю — присутствовал ли при этом Максименко?

Никандров. При разговоре с Ламоновым?

Локтионов. При разговоре с Ламоновым.

Никандров. Присутствовал.

Локтионов. Все, все. Больше нет вопросов.

Судья расспрашивает Никандрова о подробностях его разговора в кафе с Максименко насчет переквалификации обвинения и просит охарактеризовать личность Смычковского.

Судья Музыченко. Вы сказали, что Максименко после сообщения о возможной переквалификации сослался на этого Смычковского, о котором вы рассказывали, и предложил сбросить дело в центральный округ к Крамаренко. Смычковский — это сотрудник правоохранительных органов?

Никандров. Смычковский — это...

Судья. На момент, когда вы разговаривали, Смычковский был? Не был?

Никандров. Нет.

Судья. Это не был сотрудник правоохранительных органов. Крамаренко обозначил, в чем заключается интерес Смычковского в этой ситуации?

Никандров. Разговор был с Максименко.

Судья. Прошу прощения, с Максименко. Оговорился.

Никандров. Соответственно, Максименко обозначил, что Смычковский заинтересован в изменении меры пресечения и переквалификации действий Кочуйкова-Романова, но целесообразно это сделать, если ты не хочешь делать от себя, отдай Крамаренко, Крамаренко сделает. Я вспомнил подробности.

Судья. Давайте.

Никандров. Вопрос был поставлен таким образом, что Крамаренко накупил много недвижимости, нет денег платить налоги, поэтому Смычковский с ним быстро вопрос решит, а Крамаренко его уже одолевает вопросами дать ему заработать.

Судья. Понятно. Это то, что Максименко сообщил. А Максименко что-то сообщал вам относительно взаимоотношений Крамаренко и вот этого Смычковского? Жаловался ли Крамаренко Смычковскому на какие-то обстоятельства?

Никандров. Как я понял, Смычковский являлся, во-первых, сослуживцем Максименко, во-вторых, одноклассником Синяговского, в-третьих — другом Дрыманова. Кроме того, в отношении него расследовалось какое-то дело, лет пять-шесть назад; расследовал Крамаренко. С тех пор Крамаренко с ним подружился.

Судья. Бывает. Так, а Максименко говорил, что Крамаренко жаловался на некие действия со стороны вышестоящих следственных надзирающих органов? В связи с чем он еще так интенсифицирует этот вопрос?

Никандров. Да, Крамаренко жаловался, что в результате изменения политики работы центрального аппарата, из-за полностью централизации работы по экономическим преступлениям фактически у него закрылись лазейки незаконного заработка. Поэтому он жаловался Смычковскому, что накуплено много недвижимости, и нечем платить налоги, и просил подыскать ему какую-то «денежную тему».

Судья. Это все вам сообщал Максименко в кафе?

Никандров. Да.

Судья. Момент второй. Скажите, вот то должностное лицо, которое нежелательно называть, оно когда-либо упоминало о том, что за решение всей этой ситуации с переквалификацией Максименко получал деньги?

Адвокат Гривцов. Ваша честь, я возражаю против этого вопроса.

Судья. Я просто пытаюсь выяснить все, что известно.

Гривцов. Мы выяснили, я непосредственно задал вопрос: ему ничего не известно о получении ни 500, ни 400 тысяч долларов США.

<...>

Судья. Не припомните, когда Максименко сообщил вам, что Ламонов получил 500 тысяч, он говорил, если помните, только о Ламонове или как-то в другом?

Никандров. «Ламонов и его ребята».

Судья. Когда-либо вопросы, связанные с получением вознаграждения применительно к этому делу, обсуждались вами в круге таком: вы, Максименко, Смычковский?

Никандров. Это действительно обсуждалось, но уже после того, как ситуации вся прошла.

Судья. Это когда было?

Никандров. Когда произошло освобождение, Максименко находился в Петербурге, а Дрыманов находился в отпуске, Крамаренко тоже уехал на острова. До этого был день рождения Дрыманова, мы с Максименко должны были ехать его поздравлять, с нами должен был ехать Смычковский. Максименко куда-то отлучился, и мы со Смычковским долго сидели его ждали, и в первый раз я со Смычковским познакомился и стал общаться. До этого я просто видел его — такой есть, и не более.

У Дрыманова день рождения был 7 июня. И когда 14 июня произошла ситуация с освобождением, мне на выходных позвонил Максименко и попросил встретиться с тем человеком, с которым я сидел, когда мы должны были ехать к Дрыманову. То есть со Смычковским. Максименко дал ему мой номер телефона, мне позвонил Смычковский, мы встретились в тот же день на заправке в районе Красногорска. Смычковский попросил меня рассказать ситуацию, в связи с чем произошла передача дела, и почему товарищи были освобождены. Я ему сказал, что истекал срок, однако прокуратура просила нас отменить постановление о привлечении в качестве обвиняемого, однако я сделать это отказался. Тогда прокуратура передала дело в милицию — сделала это не совсем правильно, потому что согласно УПК...

Судья. Вопрос касался только общения в таком составе: вы, Максименко, Смычковский. Можете вспомнить?

Никандров. На дне рождения Максименко находился Смычковский, я его уже узнал, и поскольку тогда СМИ активно обсуждали ситуацию с проверкой в отношении сотрудников Следственного комитета, разговор зашел об этой ситуации. Смычковский сказал, что ситуацию полностью контролируют, он договорился с какими-то сотрудниками правоохранительных органов, с ним поступили не совсем честно — рассказывал свою обычную историю мошенника.

Судья. В присутствии вас и Максименко?

Никандров. Меня и Максименко.

Гривцов. Этот разговор, о котором вы говорите, история мошенника — к этой ситуации с 500 тысячами долларов США он имел какое-то отношение? Суржиков, Богородецкий — вот это все?

Никандров. Нет, думаю нет.