«Полицейские — одна из самых незащищенных групп». Администратор паблика «Омбудсмен полиции» — о своем уголовном деле и работе оперативника в Центре «Э»

Обыск. «Серьезный десант высаживается, все по особо важным делам»

Без пятнадцати девять вечера обыск начался. Они начали стучать в дверь; я, в общем-то, понимал, что это такое происходит — так как на РЕН ТВ прошла публикация, что возбуждено уголовное дело, я понимал, кто и зачем ко мне стучится.

Я это прочитал, у меня было 30 минут или час где-то. Если бы я был в чем-то виноват, я бы что-то подчистил. Я ничего делать не стал. Приехал домой с работы в пять часов, пошел погулял с ребенком. В это время один из сотрудников — он живет здесь рядом, в моем же районе — уже наблюдал за подъездом. Оперативно-розыскное мероприятие «Наблюдение». Увидел, что я выхожу на улицу с ребенком, и остался в машине. Мы погуляли где-то час, я вернулся. Ничего не происходило.

Мы уложили ребенка спать. И без пятнадцати девять начали стучать в дверь, очень громко. Опять же, при желании, понимая, что у меня под дверью сотрудники УСБ (управления собственной безопасности МВД — МЗ), я мог бы выбросить ноутбук, избавиться от телефона. Я ничего не стал делать. Все, что они нашли, лежало на столе, а не где-то там в белье спрятанное.

Чтобы они особо не шумели в дверь, я им сразу открыл. Они представились, прошли в квартиру, показали постановление следователя об обыске без судебного решения. То есть [обыск] допускается только при наличии решения суда, но если это случай, не терпящий отлагательства, то просто следователь должен после этого обыска в течение двух или трех дней уведомить суд, и суд принимает решение — законный был обыск или незаконный. Но я думаю, раз они действовали по указке сверху, любой суд признает это законным, даже не вдаваясь в детали.

Ну, они вошли. Очень важный момент, что у меня был адвокат, который в случае чего представляет мои интересы, но они не дали его вызвать, не пустили в квартиру. Он стоял под дверью, и его не пускали. В итоге приехали даже двое защитников, обоих не пустили, а [сотрудники УСБ] копались в вещах, все описывали кропотливо.

В квартире было четыре оперуполномоченных, один эксперт-криминалист и двое понятых. Они прибыли по поручению следователя по особо важным делам. Были трое оперуполномоченных по особо важным делам из московского УСБ и один оперуполномоченный по особо важным делам из главного управления собственной безопасности МВД страны, то есть уровень серьезный.

Они предъявили мне постановление об обыске. Там было написано, что вот эта Иванова Вера из Красноярска обратилась с заявлением сразу в УСБ Москвы. Откуда она могла знать из Красноярска, что это событие имеет привязку к Москве?

Само преступление, по которому возбуждено уголовное дело, оно не превышает двух лет лишения свободы, то есть это преступление небольшой тяжести. И тут такой серьезный десант высаживается, все по особо важным делам — значит, это дело действительно особо важное в их понимании. И на уровне Москвы, и на уровне центрального аппарата МВД внимание приковано очень серьезное.

УСБ. «Благодарили за уволенных подонков»

Где-то шесть часов все это происходило. Они, в общем-то, были корректны, вежливы, говорили, что они сами являются подписчиками этого сообщества, разделяют 99% того, что там публикуется. Очень сильно их самих возмутил вопрос с премиями руководству, который был там освещен: что по 200-300 тысяч получили просто кабинетные работники, которые никакого реального вклада в полицейскую работу абсолютно не вносят.

Благодарили за каких-то там уволенных подонков. [Сотрудники УСБ] сами сказали, что те были у них в разработке долгое время, но у этих людей были связи, и они решали вопрос свой, их не могли уволить, не могли задержать, ничего с ними не могли сделать. А благодаря тому, что [после наших публикаций] вокруг этих ситуаций был создан резонанс, это видели наверху, и от этих подонков избавлялись. И они сами, эти сотрудники УСБ, которые обыскивали мою квартиру, говорили мне, что они за это благодарны.

Под дверью стояли по-прежнему двое адвокатов, был юрист из профсоюза полицейского и еще был один человек как бы из группы поддержки. Когда обыск закончился... Из-за того, что это все длилось так долго, они начали стучать в дверь. Сотрудники УСБ — не знаю, то ли они как-то испугались, то ли что — они позвонили в службу 02 и потребовали сюда наряд полиции. То есть когда адвокат звонит и говорит: дайте наряд полиции, никто не приезжает. Когда звонит сотрудник УСБ и говорит — он так пафосно, дерзко разговаривал с оператором 02, что «я такой-то такой-то, мне срочно сюда наряд полиции» — примчались мигом. Они поднялись на этаж, после чего уэсбэшники увидели через глазок, что наряд полиции приехал. Они вышли и в их сопровождении уехали.

До этого они сказали, что будут проводить обыск еще в машине. Но когда узнали, что снаружи группа поддержки, которая начала бы их снимать на телефон, наблюдать, как-то это их отпугнуло. Хотя что здесь такого, если они будут рядом находиться? Но сказали: не будем, не будем. Я уже сам начал настаивать. Мне скрывать нечего. Нет, нет, у тебя там ничего нет, мы не будем ничего смотреть. В 2:55 они вышли.

[У меня] изъяли четыре мобильных телефона, планшетный компьютер, изъяли три ноутбука, изъяли кучу всего, что вообще не имеет отношения к уголовному делу. То есть они могут изъять только то, что имеет значение для дела — у нас уголовное дело по поводу того, что распространены фотографии этой бабы с членом на носу. А они нашли какую-то старую мою служебную документацию со времен 2011 года и посчитали, что имеют право ее изъять. Ну забрали и забрали, мы, конечно, будем обжаловать все эти их решения. Но мне непонятно, зачем они это сделали. Мое предположение, что это может быть какой-то акт устрашения. Со стороны... Ну не именно с их стороны.

[Сотрудники УСБ] сами в открытую произносили такие слова, что им вообще не нравится заниматься тем, чем они занимаются в моей квартире. Что им дали команду это сделать, они типа заложники ситуации, им самим неприятна эта женщина, и они не горят желанием защищать ее интересы.

Иллюстрация: Мария Толстова / Медиазона

Зачем обыск? «Они рассчитывают что-то новое получить»

Для чего тогда это делается? Вскрываются очень многие моменты в сообществе [«Омбудсмен полиции»] негативные. Это кому-то не нравится. Я думаю, что цель — найти источники, узнать, кто из сотрудников в это сообщество передает какую-то информацию. Никакого здесь уголовного преступления для этих сотрудников нет, но они поймут, кто эти так называемые «иуды», и попытаются создать им неприятности по службе.

То, что [было в переписке с сотрудниками полиции] «ВКонтакте», это удаляй, не удаляй... Это раньше было, когда я сам еще работал оперуполномоченным — если ты удалил переписку «ВКонтакте», изымать уже нечего. Когда у нас вступил в силу так называемый «пакет Яровой», то удаляй, не удаляй, все равно все остается, за последние три года хранится все. Поэтому «ВКонтакте» они и так все это уже давным-давно прочитали, ничего нового после изъятия они не найдут. Что касается тех сотрудников, которые помимо «Контакта», через телеграм [писали], ну, я все-таки думаю, что вот эти все качели — то, что ФСБ прессует Павла Дурова с этими ключами доступа — я думаю, что пока еще здесь бесперспективно, потому что все это удаляется и, получив телефон, они все равно там ничего не найдут.

Поотбирали мои телефоны — ну и что? Ну, размещены эти фотографии, у них давным-давно уже есть вся переписка «Вконтакте», они сами этого не скрывали, у них есть все IP-адреса, с которых это делалось. То есть по сути все просто — бери да расследуй. Нет, вы приезжаете, забираете телефоны, которые ничего нового вам не дадут именно в контексте размещения этих фотографий с членом на носу. Значит, они рассчитывают что-то новое получить.

Мне вручили повестку на пятницу о вызове на допрос в качестве свидетеля. Но нюанс в том, что если я заключаю соглашение с новым адвокатом в течение пяти дней, они не имеют права меня вообще никак трогать, потому что это время дается адвокату на подготовку. Меня, например, вызывает следователь, я приезжаю и говорю: у меня есть адвокат такой-то, и я хочу работать только с ним. И в течение пяти дней следователь не может ничего сделать, это время дается адвокату. Если в течение пяти дней этот адвокат не приедет, то следователь уже ищет бесплатного. Но это время еще не истекло. Я заключил соглашение с адвокатом из очень серьезной организации «Человек и закон», надеюсь, это возымеет положительный эффект на все события.

Полиция. «Все сводится к какой-то бюрократии»

У нас безумно раздутые штаты из-за каких-то специалистов по мобилизации, например. Я не понимаю, может, мы к войне готовимся? Или вот есть музейные работники в погонах. У нас есть музей МВД, там женщина занимает должность начальника экспозиции. У нее звание полковника внутренней службы. Зачем мы кормим этого сотрудника? Преступников он не задерживает, не конвоирует. Абсолютно бесполезная единица. Но из бюджета мы тратим деньги. И таких полно.

А на земле, в районных отделах, там не очень большой штат. А где он есть и где действительно большой, он используется не по назначению. Вот пример из моей практики: я приехал в отдел районный в девять вечера с проверкой. Это время, когда сменяются дневные и заступают ночные. По бумажкам получается, что со смены должны приехать 12 человек. Для одного района 12 полицейских, которые патрулируют его на машине, достаточно. Если бы они все были на машине — это шесть экипажей, это нормально. А в итоге оказалось «живых» четыре.

Остальных нет, они используются не по назначению. Кто-то сидит в кадрах помогает, кто-то поехал еще какой-то бумажной работой заниматься. Кто-то вообще опером работает, а числится полицейским. Я это все выявляю, в бумагах отражаю, отдаю наверх. Реакции никакой. Может, какая-то коррупционная составляющая, я не знаю, или начальники друг с другом договорились и порешали.

Сотрудников грузят ненужной работой. Например, какой-нибудь семейный скандал, на который выезжает разбираться участковый или оперуполномоченный. А полицейских ППС заставляют брать объяснения, хотя они не должны этого делать. Их задача задержать и доставить, а основная — обозначить присутствие. Своим видом, своими мигалками они должны работать на профилактику преступлений. А их грузят ненужной работой. Соответственно, они не успевают делать основную. Плюс маленькая зарплата. 40 тысяч рублей в Москве — это что, деньги?

Но чаще всего полицейские терпят, потому что не могут себя найти в гражданской службе. Меня очень давно бесит то, что происходит. Реальной работы ноль, все сводится к какой-то бюрократии.

«Омбудсмен полиции». «Поставить оборзевших царьков на место»

Я уволился из органов три месяца назад. Сейчас работаю, но не хотел бы пока говорить, где. Последнее место — управление внутренних дел по Юго-Западному административному округу Москвы, два года я там служил. Должность была, условно объясню, старший инспектор по организации деятельности изолятора временного содержания и конвойных подразделений, то есть перевозка заключенных. Еще до этого год в изоляторе временного содержания №1 на Петровке. Если, например, вам что-то говорит имя Ильдар Дадин — вот когда его задержали, я его принимал, можно сказать, его тюремный путь начался, когда его привезли ко мне. Также там содержались убийцы Немцова, эти чеченцы, я с ними общался. Такая вот интересная работа.

До этого три года [служил] в Центре по противодействию экстремизму ГУВД Москвы — получается, с 2011 по 2014 год, когда самая протестная активность нарастала. Очень интересная работа, много нового для себя открыл (смеется). До этого четыре года оперуполномоченным в районных отделах Юго-Восточного округа и еще до этого — в метрополитене, патрульно-постовая служба, три года. Общий стаж 13 лет.

Сообщество «Омбудсмен полиции» появилось 5 февраля этого года. Оно носит консультативный характер — это помощь рядовым сотрудникам в решении каких-то трудовых споров, если там какой-то беспредел, их заставляют работать в выходные, не дают им отгул за это. За эти десять месяцев у меня написано порядка 70 статей именно такого юридического плана и доступным языком, чтобы сотрудники понимали, как действовать в подобных ситуациях. Некоторые же как слепые котята — не знают, что делать. Где-то, например, в Башкирии, в Росгвардии заставляют форму покупать за свой счет. Естественно, мы это освещаем, потому что хоть и передали часть полицейских в Росгвардию, они все равно для нас остались коллегами. Пишем письма в органы власти, чтобы поставить оборзевших царьков на место. И это не нравится многим.

Помимо консультативного характера и правозащитного — привлечение к ответственности. Если ты хороший человек, мы осветим [твою ситуацию], чтобы тебя наградили. Если ты негодяй, мы осветим, что тебя надо гнать с позором из органов. И без разницы, кто ты и что ты, именно твои поступки скажут за тебя.

Из таких громких дел — может, видели ситуацию из Карелии, Алексей Геккин, который «Леша прав»? Всю эту ситуацию полностью запустил я с самого начала. В общем, смысл там такой: полицейский из Беломорска в Карелии сидит у себя дома в выходной день, заходит «ВКонтакте», видит, что у них трое каких-то дегенератов залезли на памятник героям войны Великой Отечественной, ногами встали на него, один зигует, другие там кривляются. И он начинает их парафинить, называет умственными инвалидами, дегенератами. В общем, какие-то оскорбительные слова, но вроде в пределах нормы. А они все подростки. Мамаша одного из них делает скриншоты, вступает с ним в диалог, он ей говорит, что он полицейский. Она такая: «Ах, ты полицейский!».

Сейчас полицейские, со всей этой эпохой охоты на оборотней и ведьм — это одна из самых незащищенных социальных групп. И женщина идет к нему на работу, пишет заявление: типа он оскорбил моего сына, примите меры. То есть ее не парит тот момент, что ее сын, моральный урод, залез на памятник героям войны, ее это не волнует. А что полицейский назвал его тем, кем он является, ее это беспокоит. В отношении него проводят служебную проверку, признают его виновным, там куча, куча процессуальных норм нарушена! Сотрудник пересылает все это мне и пишет: окажи мне помощь юридическую. Я это публикую, по полочкам раскладываю, в чем не прав его начальник — не просто с моральной точки зрения, а именно с юридической. И это вызывает цепную реакцию.

Полицейские со всей страны начинают делать флешмоб — они фотографируются по форме и держат в руках листок: «Леша прав». Это облетает всю страну. Такое же [фото] делает Мария Кожевникова, актриса, бывший депутат. Ситуацию освещают в «Человеке и законе», у Владимира Соловьева, на «Вестях». И в итоге все обвинения снимаются, в Карелию высаживается опять же десант из УСБ, начальника увольняют. Формально он ушел на пенсию по собственному желанию, но его просто вызвал министр по Карелии и сказал: «Давай вали отсюда».

Хорошее дело, простого парня отстояли со всей страны. Он там весь в слезах радости, сам полицейский мужик в возрасте, ему звонят какие-то бывшие одноклассники, которых он 20 лет не видел. Это очень знаковое событие, по всей стране прокатилось.

Следующий момент. Полицейский в Краснодаре спасает суицидника, он присылает мне видео с регистратора. Когда он мне прислал, уже прошел месяц, никто не принял никаких мер к нему. Как только я это осветил, мы разработали обращение, чтобы его поощрить. Ему то ли грамоту, то ли благодарность [вручили]... Как бы мелочь, но приятно, что его отметили. Про него сняли сюжеты местные СМИ. Он говорит: родственники все в слезах радости, спасибо тебе, что наш родственник в хорошем свете оказался на телевидении.

Следующий момент. В Татарстане сбивает гаишника военный следователь — эту ситуацию полностью раскачивал я. Я первый, кто получил это видео с регистратора, и я это отдаю в СМИ. Сначала дело заминалось, но теперь берет на контроль лично Бастрыкин. [Военного следователя] вроде как должны уволить, но он там, конечно борется до последнего. А гаишнику на день милиции, 10 ноября, президент Татарстана Минниханов вручает медаль. То есть как бы хорошее дело.

Или кинолог Оксана Семыкина. Мы создали огласку, вроде как ее выпустили… Я не хочу полностью на себя тянуть одеяло, там и работа адвокатов, это все в комплексе помогло. На войне все средства хороши. Но сам факт, что ее выпустили из дурдома, в котором абсолютно незаконно ее содержали.

4 августа в Петербурге была принудительно госпитализирована сотрудница Центра кинологической службы Оксана Семыкина. Это произошло после того, как ее руководство составило рапорт о том, что кинолог в «нерабочее время» перелезла въездные ворота Центра, прошла в дежурную часть и агрессивно вела себя по отношению к начальнику. В поликлинике МВД ей поставили диагноз «острое полиморфное психотическое расстройство с симптомами шизофрения» с пометкой «недобровольная госпитализация». Семыкину отправили в городскую психиатрическую больницу имени Кащенко.

Родственники девушки начали кампанию с требованием освободить ее из стационара, настаивая, что полицейское руководство наказало кинолога за неуживчивый характер и критику в адрес начальника Центра. 8 сентября 2017 года Гатчинский районный суд Ленинградской области по итогам заседания, длившегося семь часов, принял решение прекратить принудительное содержание Семыкиной в психбольнице.

Да, на погибших сотрудников полиции мы тоже деньги собирали. И вот что важно — я не говорю, присылайте деньги мне, а я потом ими распоряжусь. Все происходит, минуя меня. Вот, пожалуйста, карта родственников, им и перечисляйте. Есть отдельный счет для благодарности мне, куда мне сейчас скидывают деньги на адвоката. Ну и когда люди просто присылают по 100 рублей, это все равно приятно. Главное, что подписчики делают это от души и от чистого сердца.

Иллюстрация: Мария Толстова / Медиазона

Центр «Э». «Когда какой-нибудь генерал топает ножкой»

Часть вещей, которыми я занимался в Центре по противодействию экстремизму, я не могу, конечно, рассказывать, потому что они составляют государственную тайну. Я ходил как сотрудник на все эти митинги, присутствовал. И к «болотному делу» имел отношение, но достаточно далекое. Например, участвовал в обысках у [Алексея] Навального.

Очень сложно давать оценку [деятельности оппозиции]. Все их упрекают, что это типа там «агенты Госдепа», что они отрабатывают у нас иностранное бабло. Ну, сложно оценить. На примере своей ситуации я могу сказать, что [в отношении меня] возбудили абсолютно глупое уголовное дело из ничего. И вот в моей ситуации видно, какие глупые и незаконные принимаются решения. Я могу сказать, что тут никакой Госдеп не нужен. Они сами плодят эту оппозицию такими незаконными решениями.

К делу Максима Марцинкевича я тоже имел отношение. Когда Марцинкевич ловил педофилов, один из пойманых оказался высокопоставленным судебным приставом — замначальника судебных приставов по всей Московской области [Андрей Каминов]. Это большой чиновник, очень крупная такая рыбешка. И когда я работал в Центре по противодействию экстремизму, мы очень плотно сотрудничали со Следственным комитетом.

И вот когда Марцинкевич его поймал, он обосрал его на всю страну, облил мочой и выложил это в интернет. Это опубликовал LifeNews, и Следственный комитет по факту лишь публикации в СМИ возбудил уголовное дело, но не мог расследовать его дальше — активисты все разбежались, и неизвестно, где был сам Каминов. У них не было ни времени точного, ни места, лишь одна голая публикация в газете.

Следователи звонят мне в ЦПЭ, потому что мы сотрудничали, и говорят: ребята, привет, вы можете нам помочь, потому что вот все эти марцинкевичи и вся это компания — это ваши, можно сказать, подучетники. И вот они просят помочь в сопровождении этого дела. Ну, это же все времени требует, затратно. Мы подходим к начальнику, говорим: звонят из Следственного комитета, хотят, чтобы мы оказали содействие. Начальник отвечает: ну, как бы статья такая —на милицейском языке называется «пиписечная» — не совсем наш профиль. Потому что есть специальные отделы по вот этим вопросам. Тем не менее, это тяжкое преступление. Начальник говорит: поступим так — вы им оказываете содействие, включаетесь в работу, но по итогу он выставляет, что раскрыли это преступление мы.

И вот это такой был странный случай, когда Центр по противодействию экстремизму занимался борьбой с педофилами. Мы включаемся в работу, ловим этого пристава-педофила Каминова, я лично надевал ему наручники на руки.

В 2014 году замглавы Службы судебных приставов Подмосковья Андрей Каминов был приговорен к 2,5 годам лишения свободы за развратные действия и приготовление к мужеложеству в отношении лица, не достигшего 16 лет (часть 1 статьи 135, часть 1 статьи 30, часть 2 статьи 134 УК). Мосгорсуд позже сократил срок до двух лет колонии общего режима.

По данным следствия, в мае 2013 года Каминов вступил в переписку с несовершеннолетним и склонял его к сексу за деньги. 7 июня 2013 года он встретился с подростком и передал ему 1 000 рублей в качестве вознаграждения. Преступный умысел обвиняемый не смог довести до конца по независящим от него обстоятельствам, поскольку был задержан «активистами общественного движения», отмечала пресс-служба СК. 2 сентября Каминов был задержан, однако успел избавиться от мобильного и компьютера, с которого вел переписку с подростком. Кроме того, отмечали следователи, он попытался подкупить потерпевшего и «представителя общественного движения».

Создателем и идеологом этого «общественного движения» — «Оккупай-педофиляй» — был известный неонацист Максим Марцинкевич (Тесак), которого суд приговорил к девяти годам колонии строгого режима. По версии следствия, в 2013-2014 годах Марцинкевич и участники еще одного его движения «Реструкт» нападали в Москве на людей «под предлогом осуществления социально-значимых проектов, связанных с противодействием распространению наркотиков». Марцинкевич был признан виновным в разбое (часть 2 статьи 162 УК), хулиганстве (часть 2 статьи 213 УК) и умышленном уничтожении имущества (часть 2 статьи 167 УК). Кроме того, его обвиняли в экстремизме (часть 2 статьи 282 УК) из-за написанной им книги «Реструкт» (признана экстремистским материалом). «Медиазона» рассказывала об уголовных делах, которые в разное время расследовались в отношении неонациста.

Я все свои годы службы находился, ну, не в конфликтах, а в разногласиях с руководством, мог с ним поспорить. Вот из работы в Центре «Э» живой пример есть, который гостайны не составляет. Происходят события перед Олимпиадой в Сочи. Какой-то блогер — я сейчас уже его имя не вспомню, но он точно какой-то кореш [Ильи] Варламова — публикует в своем ЖЖ фото олимпийских объектов, сделанных с высоты (речь идет о записи блогера Сергея Мухамедова — МЗ). И вот он для чего-то написал, что снимал объекты с беспилотника. Параллельно с этим какой-то городской сумасшедший звонит в службу 02 и сообщает, что на Олимпиаде террористы будут использовать в своей деятельности беспилотники, и с их помощью будут пытаться подобраться к нашему первому лицу, чтобы совершить теракт. Какой-то больной идиот позвонил. А потом публикация этого блогера. И вот все руководство на панике — они решают, что это звенья одной цепи.

Мне говорят: давай, ищи этого блогера. Я ему звоню, а он говорит, что с ментами говорить не будет, кричит: «Я вас всех презираю и ненавижу», а потом выкладывает суть нашего разговора к себе в ЖЖ. Меня вызывает начальник и рассказывает, что блогера этого читает первый замминистра МВД [Александр] Горовой, и ему не нравится, что там суть разговора опубликована, что ментов там посылают. И вот Горовой топает ножкой и говорит, что надо этого блогера найти.

Ко мне подходит мой начальник и говорит — выписывай на него срочное задание. Есть такая возможность техническая — установить местоположение человека по мобильному телефону с точностью до метра. Для этого требуется решение суда, потому что это нарушает конституционные права граждан. Но, как и с моим обыском, в случаях, не терпящих отлагательств, можно на двое суток это сделать, а потом уже уведомить суд. А суд это либо признает законным, либо признает незаконным. Я спрашиваю, а какое обоснование-то писать? Он отвечает — терроризм. А я вообще не усматривал здесь ничего. То есть, на мой взгляд, он вообще меня толкал к превышению полномочий, за которые я мог сесть в тюрьму. Я сказал, что делать этого не буду. В итоге я до блогера правдами-неправдами дозвонился, встретился с ним. Сказал: «Чувак, ты не переживай, мы тебя не щемим, как оппозицию. Где ты снял эти фотографии?».

В общем, в итоге я взял с него объяснения и оказалось, что это вообще была реклама компании «Мегафон». Эта компания являлась спонсором строительства олимпийских объектов, они арендовали вертолет и позвали журналистов и известных блогеров, чтобы те с высоты пофотографировали. Я его спрашиваю: «А зачем ты тогда про беспилотник написал?». А он говорит: «Ну, не знаю, хотел придать значимости собственной писанине».

Вы понимаете, к чему я клоню? Когда какой-нибудь генерал топает ножкой, все эти начальники — промежуточные звенья от генерала до простого исполнителя — начинают давить, не вникая в суть, не размышляя о том, законно это или незаконно. «Иди и сделай». То есть у тебя не должно быть собственного мнения. И вот все свои 13 лет службы, если я считал, что меня толкают к какому-то беззаконию, я имел силы, знания и возможности где-то ответить «нет». И при всем при этом, у меня за 13 лет ни одного дисциплинарного взыскания. Кто-то может похвастаться, что у него нет взысканий, но он всю жизнь начальству вылизывал задницу, а у меня совершенно другая ситуация. Я имел свою точку зрения и умел ее отстоять. В сообществе сейчас размещено 70 статей о том, как вести себя в тех или иных ситуациях. И это все мой личный жизненный опыт, чтобы помочь этим простым — молодым и не очень — сотрудникам.

Когда я увольнялся, это не было каким-то изгнанием. Я когда приходил на работу, постоянно включал диктофон, по-другому просто невозможно работать. Я их не использовал, нет, но когда тебя хотят в чем-то обвинить, а у тебя есть записи, то сама проверка тут же исчезает. Достаточно просто пригрозить, что они есть.

И вот мне предложили работу, на которой зарплата больше. Естественно, я подумал: а что вообще за 50 тысяч в этой ментовке делать без каких-либо перспектив? Ну, получил я это звание майора. Но я отлично понимаю, что, при всех разногласиях с руководством ни подполковником, ни полковником, и уж тем более генералом я не стану. Мне, получается, оставалось до пенсии семь лет. Активно ходят слухи, что эту выслугу лет до пенсии поднимут. И что не 20 лет нужно будет отслужить, а 25. И мои семь лет плавно превратятся в 12. А от того, что происходит сегодня, желания служить нет вообще никакого. Я написал [рапорт] на увольнение и спокойно уволился.

Коллеги. «Они называют систему не иначе как "дно"»

Огромное количество сотрудников полиции и Следственного комитета меня в этой ситуации поддерживают. Они называют эту систему не иначе как «дно». Они понимают, что не хотят работать, потому что когда реальное совершено преступление, серьезное, то [чтобы раскрыть его] по горячим следам, днем с огнем помощи не сыщешь. Как только какая-то показуха по указке сверху, то сразу же вот… По сути — уголовное дело ни о чем, говно, но тут сразу же десант высаживается. Все по особо важным делам, все крутые. Из пушки по воробьям это называется. Поэтому очень много претензий к существующему строю. Да и вообще в целом — и дороги, и больницы, и образование, и вот, видите, наша полицейская система.

Они [власти] сами делают так, чтобы оппозиционеров было все больше и больше. Насчет самого Навального я не могу все полностью рассказывать. Не могу сказать — было там иностранное бабло, не было. Могу сказать, что тут и иностранного бабла не надо. Они сами толкают обычных людей к оппозиционным взглядам.

Что касается Ивановой, то такой вид досуга с накладными секс-игрушками в присутствии других людей является дисциплинарным нарушением. Это совершение проступка, порочащего честь сотрудника органов внутренних дел. Потому что сотрудник, как на службе, так и не на службе, обязан заботиться о сохранении своих чести и достоинства. Поэтому когда эта публикация состоялась, по идее, она должна была привлечь внимание начальства и, по моему мнению, ее должны были уволить. Но в итоге ей ничего не сделали, а обыск проводят дома у меня.