«В среднем такие дети живут от полутора до трех месяцев». Как полицейские реагируют на малолетних попрошаек

Полицейские и мальчик с Шекспиром

По ситуации с мальчиком — там был ряд совершенно явных нарушений, если смотреть по видео. Тут несколько причин может быть. Во-первых, это неадекватность сотрудников полиции, которые решили задержать и все. Второе — возможно, было какое-то заявление, поступил звонок. И третье — может, мальчик стоял на чьем-то месте и не платил кому-то деньги.

У них по попрошайкам палочной системы нет. Есть по курящим в общественных [местах].

Полицейские и попрошайки с младенцами

Если она (попрошайка — МЗ) стоит с ребенком, она может объяснить ситуацию тем, что у нее трудное жизненное положение, она не может вернуться домой. И тогда полицейские не связываются: вовлечение несовершеннолетнего в попрошайничество (часть 1 статьи 151 УК — вовлечение несовершеннолетнего в занятие бродяжничеством или попрошайничеством — МЗ) в этом случае доказать нельзя. Он же не просит ничего, он просто лежит на руках.

А тот факт, что полицейские даже документы не проверяют у этих людей на детей, это, конечно, досадно — у нас были случаи, когда по одному и тому же свидетельству о рождении у женщины были три разных ребенка. И доказать факт, что это не ее дети, невозможно. В среднем такие дети, которые у них на руках находится, живут от полутора до трех месяцев.

Органы опеки действуют исключительно по территориальному признаку: если у них есть семья на учете, то они будут к ней ходить и с этим разбираться. А что касается задержания людей, которые находятся в Москве и попрошайничают... Органы опеки приходят по месту прописки, а там не проживает этот ребенок с родителями. Соответственно, они не могут дать заключение, в каких условиях находится ребенок. В этом плане органы соцзащиты и защиты детей совершенно бессмысленны и не работают никак.

Полицейские и дети-попрошайки

Здесь уже действует статья 151 УК — вовлечение несовершеннолетнего в попрошайничество. В теории ее доказать можно, но на практике нельзя, потому что ребенок скажет, что он сам попрошайничал.

Когда мы задерживаем тех или иных людей с детьми, сотрудники полиции, как правило, становятся адвокатами этих людей. Главное: «Смотрите, ребенок-инвалид стоит попрошайничает! — Ну и что, а у вас есть дети?». Они всегда почему-то становятся на сторону попрошаек, причем эти попрошайки стоят каждый день на одном и том же участке.

Полицейские и рабы

Все, что касается попрошайничества — это практически всегда касается рабства, но сложно доказуемо, хоть оно и на виду. И практически никогда [полицейские] не вмешиваются.

Это бизнес. В Москве нет мест, куда можно было бы встать и попрошайничать просто так. У всех мест есть хозяева.

Бабушка на Курском вокзале у перехода [стояла]. Привезли ее в 2012 году из Луганской области, из дома для доживания. В юности она потеряла зрение, и ей сказали: в России могут сделать операцию, будет она сиделкой работать. В итоге привезли сюда, зашили глаза. Она стояла, и чем больше гноились глаза, тем больше люди кидали денег. Год она простояла, никто не поинтересовался, как она вообще туда доходит. Всем было просто безразлично, все просто ей кидали денег. Ей говорили, что она зарабатывала до 50 тысяч, и в то же время искали, кого еще искалечить, чтобы поставить [побираться], потому что она много денег приносила.

В основном, это или иностранные граждане — с Украины или Молдовы ([приезжим] из Средней Азии не дают, а дают больше [людям] славянской внешности), или это российские инвалиды, которые оказались без попечения. Их зовут, говорят: есть хорошая работа. В итоге их еще больше калечат и ставят на паперть, чтобы деньги собирали.

Была у нас женщина, Люда, ей 33 года, в 2013 году ее привезли с Одесской области. Сказали: есть работа в магазине. В итоге ее переодевали в бабульку и заставляли попрошайничать. Отобрали у нее документы, и все. Она несколько раз пыталась убежать. Сначала за ней следили, не удавалось ей убежать. Потом удалось все-таки. Пришла она в первое отделение, ей сказали: «Пишите заявление, мы с вами свяжемся через две недели». Во второе отделение — ее выгнали. В третьем отделении позвонили нам, сказали: «Слушайте, мы не знаем, что с ней делать. Напишет она заявление, а куда она дальше пойдет?». У нее нет ни документов, ни денег.

Сотрудники полиции, даже если бы хотели, не могут помочь. Куда этих людей поселить? Как правило, это не граждане России, они без документов. Посольство Украины восстанавливает в среднем на таких людей документы около месяца. То есть месяц этих людей надо где-то содержать. Если даже заведут уголовное дело — срок пребывания для человека закончится раньше, чем уголовное дело дойдет до суда, поэтому оно развалится. Поэтому никто этим не занимается.

Вообще никто никого не интересует. Интересует сейчас только [УВД] на метрополитене, где стали штрафовать за это. Ну, как интересует? Был недавно случай: мужчина из Свердловской области подошел к полицейскому, сказал: «Слушайте, меня держат, я не хочу попрошайничать, у меня отобрали документы, помогите мне». В итоге ему выписали штраф за попрошайничество.

Полицейские и расценки

Естественно, постоянно берут [деньги] сотрудники полиции. Собственно, около храма святой Матроны на Таганке — известно, что есть определенная такса во всех местах. Весь бизнес этот очень высокодоходный и очень криминальный.

Допустим, локация на четверых человек — то есть одна группа держит четверых рабов. Она оплачивает различным патрульным или участковому, который держит эту точку. Это около 100-150 тысяч в месяц. В среднем один попрошайка в день приносит от 10 до 15 тысяч.

Группировка-то небольшая. Как правило, [это] семьи: семья молдаван, молдавских цыган. Бизнес такой: тут астраханские цыгане, молдавские цыгане и какая-то небольшая часть русских — это бывшие зеки или еще кто-то.

Марьяна Шевцова, волонтер ассоциации «Поиск пропавших детей»:

«Если мы обнаруживаем попрошайку с ребенком, мы контролируем процесс: вызываем сами полицию, контролируем, чтобы полиция все-таки доехала до нас, показываем, где попрошайка находится. Дальше едем в отделение, пишем там заявление на попрошайку, общаемся с сотрудниками отдела по делам несовершеннолетних, чтобы была проведена хоть какая-то работа.

Когда полицейские действуют сами, их никто не контролирует, им легче вместо того, чтобы возиться с бумажками, очередной штраф выписывать, просто выгнать попрошаек. И так делать каждый раз. И это позволяет бизнесу процветать.

Если мы присутствуем, то [попрошаек] каждый раз задерживают. Мы настаиваем на этом. Если мы видим, что он (полицейский — МЗ) посмотрел документы и собирается ее отпускать — а это обычно понятно по его действиям — мы подходим и говорим: "Вы что, собираетесь ее отпустить? Нет, давайте мы проедем в отделение". И он уже никуда не денется. Но это когда есть человек, который все контролирует.

Были случаи довольно очевидные. Например, на Таганской — на наш взгляд, там просто очевидно, что полиция куплена и все проплачено, потому что пару лет назад было несколько случаев, когда мы вызывали там полицию, и за пять минут до ее приезда все попрошайки как по волшебству испарялись.

Попрошайки с детьми — это, в основном, цыганские объединения, таборы. Соответственно, у них серьезная крыша над головой. Это не просто уличные музыканты. Они живут все вместе, у них барон, который, вероятно, потом собирает с них деньги».