«На лбу "В", на щеках на одной "О" и на другой "Р"». Ванька Каин и рождение преступного мира

Варлам Шаламов в своих знаменитых «Очерках преступного мира» замечает, что в классической русской литературе нет реалистичных изображений блатарей. Достоевский в «Записках из мертвого дома» и Чехов в «Острове Сахалин» не упоминают о главных действующих лицах преступного мира. Шаламов делает смелый вывод — до революции в России не было развитой воровской культуры.

Это мнение ставит под сомнение историк Евгений Акельев, написавший книгу «Жизнь воровского мира Москвы во времена Ваньки Каина». Легендарный московский вор, Каин, живший в первой половине XVIII века, был так же широко известен, как и убитый несколько лет назад Япончик.

Описывая быт московских воров, Евгений Акельев ссылается на материалы уголовных дел. В 1741-м Каин стал работать осведомителем. По его наводке были пойманы сотни преступников. До нашего времени дошли протоколы допросов, справки, доносы, отчеты. Акельев изучил архивы и написал чрезвычайно подробную книгу.

Согласно Акельеву, сообщество профессиональных воров возникло в России вместе с университетами и газетами на излете Средневековья на московских изогнутых улицах и под мостами через Москву-реку.

Облава

Утром 27 декабря 1741 года во всех церквях Москвы был зачитан именной указ «О всемилостивейшем прощении преступников и сложении штрафов и начетов с 1719 по 1730 год». Молодая императрица Елизавета Петровна, занявшая престол в результате дворцового переворота, делала первый шаг навстречу своим подданным.

28 декабря на двор Якова Кропоткина, главного судьи Сыскного приказа, явился вор Ванька Каин. Он был слегка пьян, при себе имел повинную и список известных московских воров, которых Ванька собирался сдать властям в обмен на помилование. Каин был опытным преступником. Его готовность пойти на сделку с правосудием стала большой удачей.

Со двора судьи Каина повели в Сыскной приказ. Там его допросили и, убедившись в искренности, собрали команду из 14 солдат во главе с опытным подьячим Петром Донским, недавно получившим повышение за успехи в розыскных делах. С наступлением темноты Петр Донской вместе с Каином и солдатами отправились искать воров в Зарядье — густонаселенный район, вытянувшийся вдоль стен Китай-города.

В первом доме, указанном Каином, подьячий задержал слепого по кличке Кизяк, занимавшегося скупкой краденого и сводничеством, его жену Пелагею, племянницу Марфу и знатных воров — Кондратия Безрукого, Ивана Харохорку и прочих; всего 18 человек обоего пола. При обыске в доме было найдено холодное оружие. Воры и их спутницы были пьяны и спали, сопротивления никто не оказал.

От слепого Каин повел команду на двор священника церкви Всемилостивого Спаса. Настоятель и не подозревал, что сданное им в аренду жилище по ночам превращалось в притон. Следуя указаниям Каина, Донской арестовал шестерых постояльцев. Рядом с двором священника находился маленький дворик дьякона. Здесь были схвачены воры Тимофей Чичов и Денис Иванов по прозвищу Криворот.

На дворе настоятеля церкви Николая Чудотворца Москворецкого солдаты взяли вора Тихона Белого и разбойника Матвея Тарыгина, виновного в многочисленных грабежах.

В темном заброшенном дворике, зажатом между Москворецкими воротами, Москворецкой улицей, кремлевским рвом и Китайгородской стеной, Каин указал на одну из стенных печур (ниш, использовавшихся как кладовки — МЗ). В ней были схвачены вор Алексей Соловьев и скупщик краденого Степан Болховитинов. У Алексея Соловьева в кармане нашли черновик прошения о помиловании со списком преступников, которых он обещал сдать властям.

Списки Соловьева и Каина во многом совпадали: Ванька опередил товарища на несколько часов.

Утром подьячий Петр Донской отправился писать отчет, а его место занял подканцелярист Дмитрий Аверкиев. Он вместе с солдатами и доносителем отправился ходить по Красной площади. Целью патруля были торговки, занимавшиеся продажей краденого. Солдаты бегали за указанными Каином женщинами, хватали их, тащили в приказ. За одно утро были задержаны 19 человек. Ночью облава продолжилась. До восхода были арестованы еще девять.

За двое суток, с 28 по 29 декабря, в Сыскной приказ был доставлен 61 человек. Во время допросов большинство признались, что являются профессиональными преступниками. К марту 1742-го по наводке Каина за решеткой оказались 69 мошенников, 17 воров, четыре разбойника, 14 беглых солдат. За усердие Ваньке выдали премию.

Подпись

Воровской язык

Уже в XVIII веке московские преступники общались между собой, используя особый жаргон. Вместо слова «вор» говорили «брат нашего сукна». Отправиться на кражу — «пойти на черную работу», украсть — «поработать», мошенничать — «подавать милостыню», украсть кошелек — «пошевелить в кармане». Орудие грабителя, кистень, называлось «гостинцем», ударить кистенем — «угостить». Тюрьма — «каменный мешок», застенок — «немшоная баня», Тайная канцелярия — «Стукалов монастырь». Для описания стандартных ситуаций использовались устойчивые словосочетания: например, вместо «товарищ попался в тюрьму, нужно скорее дать взятку, чтобы его освободили» говорили «овин горит, а молотильщики обедать просят».

Почти все «мошенники», проходившие по делу Ивана Каина, на допросах назвали свои клички. Подозреваемые, которые не относились к воровской среде, кличек не имели.

Иногда прозвища отражали особенности внешности — Михайла Голован, Денис Криворотый, Петр Губан, Петр Нюхала, Иван Плешивый, Тихон Широкий, Гаврила Рыжий. В других случаях кличка подчеркивала черты характера — Иван Дикой, Григорий Удалой, Савелий Плохой, Иван Буза. Часто клички обозначали профессию (Афанасий Столяр, Никита Монах) или имущественное положение — Иван Голый. Кличка могла быть и указанием на национальность, происхождение — Алексей Ляхов, Иван Швет, Андрей Мурза.

Промыслы

Чаще всего московские воры занимались карманными кражами: срезали кошельки и ножи, доставали часы и драгоценные табакерки, спрятанные за пазухой. Излюбленными местами карманников XVIII века были Красная площадь, Васильевский спуск, торговые ряды, Большой Каменный мост, Успенский и Архангельский соборы во время торжественных служб, Чудов монастырь и праздничные крестные ходы.

Вторыми по популярности были кражи в банях. В документах упоминаются Всехсвятские бани, Кузнецкие, Москворецкие, у Ямской Коломенской слободы на Проломе, за Покровскими воротами, в Тверской-Ямской слободе. В бани регулярно заходили приезжие купцы и торговые крестьяне, имевшие при себе немалые суммы. Воры, действуя группами до шести человек, выслеживали их и незаметно забирали кошельки и одежду.

С началом ярмарок воры переходили на кражи с повозок. Таскали шубы и мешки с овсом и мукой, чтобы потом продать по бросовой цене деревенским мужикам. Опытные охотились за багажом знатных господ. В 1741 году слуга Марии Загряжской подал челобитную: «...на Каменном мосту воровские люди обрезали из-за коляски ларец с платьем, в котором имелось разного платья по цене на тридцать семь рублей девяносто копеек». Кражи с телег, колясок и саней чаще случались в пробках на мостах, в проездах около ворот в Белый город, у Варварских и Яузских ворот.

Городские воры, избегая насилия, редко нападали на людей в открытую. Жертвами грабежей становились, как правило, пьяные, не способные оказать сопротивления. Грабители отправлялись на охоту ближе к ночи, поджидая своих жертв у кабаков. Впрочем, особо дерзкие могли выйти и до захода солнца. Зимним днем 1749 года возле Арбатских ворот при полном равнодушии прохожих был ограблен личный камердинер великого князя Петра Федоровича, будущего императора Петра III.

Самыми прибыльными были набеги на особняки родовой и чиновной знати. В августе 1741 года воры проникли в дом секретаря Московской губернской канцелярии Антипа Чубарова. В одной из комнат они обнаружили шкатулку, в которой лежал большой мешок с рублевыми монетами, серебряная чернильница, золотой перстень «с красным камнем», «перстень сердечком с камнем лазоревым», серебряные серьги с алмазами, золотые серьги с яхонтами, золотая цепочка, несколько серебряных табакерок. Драгоценностей было так много, что ворам пришлось выкинуть наименее ценные предметы.

На подмосковных дорогах орудовали банды разбойников, состоявшие из разорившихся крестьян и беглых солдат. Поляк Иван Буковский в челобитье рассказывал: «…в прошлом 1745 году декабря 8 дня ехал я с подьячим Михайлою Савиным... от Троицкой Сергиевой лавры в Москву на двух санях, при которых были четыре лошади... да при тех лошадях имелись извощиков два человека.... У Красной сосны… напали на нас шесть человек на одной лошади, и меня... и подьячего били смертным боем... и, ограбя, оные воры… подьячего и извощиков привязали в лесу к деревьям, а я… в одной рубахе, бес порт, босой от тех воров ушел».

Подпись

Происхождение

Ссылаясь на архивы, Акельев утверждает, что большинство профессиональных воров Москвы 30–40-х годов XVIII века были выходцами из новых маргинальных групп, образовавшихся после петровских реформ армии и промышленности.

47% воров были беглыми солдатами, попавшими в армию по рекрутскому набору. 28% в прошлом работали на московских мануфактурах, обеспечивавщих армию и флот. Условия труда там были невыносимыми, зарплаты нищенскими, руководство практиковало телесные наказания.

15% были солдатскими сиротами, воспитанниками Московской гарнизонной школы у Варварских ворот, чьи отцы погибли на войне (в войнах эпоха не знала недостатка), а матери, не имея дохода, просили милостыню.

Только 10% относились к традиционным сословиям, составлявшим большинство населения Москвы XVIII века.

Девять из десяти воров родились и выросли в столице. Выходцы из других регионов в Москве, как правило, пополняли нелегальный рынок рабочей силы. При этом именно беглые крепостные и солдаты составляли значительную часть лесных разбойников.

Гульба

В свободное время московские преступники, собравшись в одной из «пристаней», играли в кости, нарды, в карты и зернь и, конечно, напивались. Судя по количеству молодых женщин, задержанных во время облав, проституция была довольно распространена. Солдатские вдовы, жены разорившихся купцов, женщины, бежавшие от семейного насилия, не имея средств к существованию, не желая попрошайничать и заниматься грязной работой, уходили в притоны.

В показаниях вора Осипа Соколова упоминается каша и пиво с дурманом, которую он ел вместе с беглым боярским человеком Дементием Васильевым. Собственно дурман (Datura) — ядовитое растение семейства пасленовых с крупными белыми цветами, способное вызывать галлюцинации, но в XVIII веке так могли называть любое наркотическое средство.

Падение Каина

Осенью 1744 году Каин стал официальным доносителем и добился от Сената указа, запрещающего принимать у москвичей жалобы на него. К 1748-му Каин передал в руки властей 774 человека, из них 153 вора, 157 скупщиков краденого, 48 разбойников и семь фальшивомонетчиков.

Пользуясь официальной безнаказанностью, Каин занялся вымогательством. Так, в 1745-м вор Парыгин потребовал от оброчного крестьянина Еремея Иванова крупную сумму денег, угрожая донести на него, что он раскольник. Иванов отказался платить. Ночью Парыгин вернулся вместе с Каином и командой солдат. Иванов был избит, его жилье и торговая лавка разграблены, возле дома поставлен караул, а его племянница Афросинья задержана по подозрению в «расколе». Каин отвел ее к себе домой, «мучил, бил плетьми чрез всю ночь и доспрашивал, не знает ли она за оным дядею своим Еремеем Ивановым какова расколу, и сама не расколыцица ль?». Девушка выдержала побои, не оговорив ни семью, ни себя.

Утром Каин поехал к Еремею Иванову, снял караул, а хозяину сказал: «Молись де ты Богу, я племянницу твою, Афросинью, свобожу». Тот понял намек и прислал солдата Карпа Макарова, через которого Каин передал, что хочет получить за освобождение племянницы 20 рублей. Встреча Еремеева с Каином состоялась в кабаке в Зарядье. Получив требуемую сумму, Каин отпустил девушку.

Жалобы на Ваньку копились, но хода им не давали, помня об эффективности доносчика.

20 января 1749 года в руки генерал-полицмейстеру Алексею Татищеву попала челобитная, написанная солдатом Федором Тарасовым. Солдат рассказал, что 17 января в его дом за Никитскими воротами приходила посланная от Каина «женка». Она говорила с его пятнадцатилетней дочерью Аграфеной. Спустя некоторое время девушка пропала. Жена Каина проговорилась, что «слышала, какую-то де солдатскую дочь из-за Никицких ворот увес муж ее, Каин, а куда не знает», а работница «объявила, что ее увезли Каин да банщик Иван Готовцев в село Павшино».

Ванька был задержан по дороге в Москву. На допросе он признался, что 17 января «девку Аграфену Федорову... он звал с собой гулять и оная с ним, Каином, ехать из своей воли и намерилась. И он, Каин, взяв с собою свою епанчу лисью да шапку свою ж кунью, надел на нее, чтоб не признали... посадя с собою на наемного извощика, поехал в Новонемецкую слободу в трактирный дом француза Марки Бодвика для питья виноградных питей», где, «взяв белого и меду, пили», а после «с оною девкою чинил блудное дело». Дочь Федора Тарасова подтвердила сказанное Каином.

Соблазнение девушки — тягчайшее преступления с точки зрения московского общества того времени. За такое полагалась смертная казнь. Алексей Татищев лично допрашивал Каина. Чтобы спасти себя, доносчик оговорил всех служащих Сыскного приказа. 19 марта 1749 года Татищев обратился к императрице с докладом о беззакониях, творимых доносителем, и о коррупции в приказе.

25 июня последовал указ «за подписанием Ея Императорского Величества собственныя руки» об отрешении от дел судей приказа и всех приказных служителей, оговоренных Каином, а также о создании для расследования дела о «воре Каине» особого следствия.

Когда приказ был очищен от коррупционеров, а доноситель стал не нужен, в высшей судебной инстанции постановили учинить Каину «наказание кнутом и, вырезав ноздри, поставить на лбу "В", на щеках на одной "О" и на другой "Р" и, по учинении того наказания, заклепав в кандалы, сослать до указу в тяшкую работу в Рогервик (старое шведское название Палдиски, города-порта в современной Эстонии — МЗ)».

В 1756 году приговор был приведен в исполнение. 29 марта Каина отправили в ссылку в сопровождении солдата-конвоира Трофима Грачева.