321. Статья для тех, кому не сидится

Статья 321 Уголовного кодекса России оговаривает наказание за «дезорганизацию деятельности учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества». Речь идет об учреждениях ФСИН — следственных изоляторах, изоляторах временного содержания, колониях, а также армейских гауптвахтах.

Статья охватывает три состава. Первая ее часть касается ответственности заключенного за применение насилия, не опасного для жизни или здоровья (или угрозу таким насилием), к другому осужденному с целью воспрепятствования его исправлению или из мести за содействие администрации. За такие действия предполагается наказание в виде лишения свободы на срок до пяти лет.

Санкция части второй статьи 321 УК также предусматривает реальный срок до пяти лет; речь в ней идет об аналогичных действиях, но в отношении не заключенных, а сотрудников колоний и СИЗО.

Часть третья грозит заключением от пяти до 12 лет за насилие, опасное для жизни пострадавшего либо совершенное группой, в отношении заключенного или сотрудника учреждения.

Наказаний, альтернативных лишению свободы, статья не допускает.

Теоретически обвиняемыми по статье 321 УК могут стать и сотрудники ФСИН, но ни один из правозащитников и юристов, с которыми поговорила «Медиазона», о таких случаях не слышал. «Это ведь преступления против госвласти. Трудно представить, чтоб сам сотрудник выступил против администрации ИК», — поясняет екатеринбургский адвокат Алексей Бушмаков.

Статья 321 была принята в 1996 году вместе с первой редакцией Уголовного кодекса РФ. Составы статьи в той версии были похожи на современные, только максимальный срок за насилие, не опасное для жизни потерпевшего, составлял десять лет колонии вместо нынешних пяти. Последние изменения в статью внесли в 2001 году.

«Лагерные бунты, восстания, массовые неподчинения»

Составы, аналогичные описанным в 321-й статье российского УК, в том или ином виде упоминались и в уголовных кодексах союзных республик. Однако в УК РСФСР 1926 года слово «дезорганизация» фигурировало лишь раз применительно к воинским преступлениям.

Применить понятие «дезорганизации» к лагерным реалиям советская юридическая мысль не догадывалась до начала 1930-х. О возможности отмены зачетов рабочих дней для «дезорганизующих» заключенных впервые говорилось в Исправительно-трудовом кодексе 1933 года. В июне 1939 года вышел приказ НКВД «О прекращении практики зачетов рабочих дней и условно-досрочного освобождения», вызвавший возмущение заключенных. В связи с этим 3-й отдел ГУЛАГа через месяц выпустил циркуляр «Об усилении борьбы с побегами и нарушениями лагерного режима», который обязывал администрацию лагерей в течение 10 дней после получения этого документа выявить злостных нарушителей, не выполняющих нормы выработки, организаторов групповых побегов и «эксцессов», агитаторов за срыв производственных заданий и «прочих дезорганизаторов лагерной жизни и производства», а затем предать их суду. Согласно данным Центрального государственного архива Октябрьской революции СССР, за девять месяцев действия циркуляра на основании документа судили 4 033 человека, 201 из них приговорили к расстрелу, но некоторым смертный приговор заменили на новые сроки заключения.

Председатель совета правозащитного центра «Мемориал» Александр Черкасов полагает, что в Уголовном кодексе 1926 года статья, подобная современной 321-й, была бы просто избыточна.

«Я не уверен, что тогда была какая-то необходимость в выделении отдельных составов преступления в случае, если это было на зоне. Было достаточно существующих пунктов 58-й статьи, для того чтобы вменить что-то человеку. Например, саботаж, диверсия», — говорит Черкасов.

До 1960 года за бунты в лагерях заключенных могли судить по статье 59.2 УК РСФСР — участие в массовых беспорядках, как-то: погромах, разрушении путей и средств сообщения, освобождении арестованных, поджогах, если при этом участники беспорядков были вооружены. Максимальным наказанием по этой статье был расстрел.

Правда, в 1927 году формулировка статьи изменилась: теперь в ней говорилось о «массовых беспорядках, сопровождающихся погромами, разрушением железнодорожных путей или иных средств сообщения и связи, убийствами, поджогами и другими подобными действиями». По этой статье, например, судили участников Норильского восстания 1953 года.

Наконец, в 1962 году в Уголовный кодекс РСФСР ввели статью 77.1 — действия, дезорганизующие работу исправительно-трудовых учреждений. Статья была включена в главу «Государственные преступления» наравне с изменой родине, шпионажем, терроризмом и разглашением гостайны.

Изначально статья 77.1 касалась только «особо опасных рецидивистов» и осужденных за тяжкие преступления, которые терроризируют осужденных, «вставших на путь исправления», либо напавших на сотрудников администрации, либо организовавших в этих целях группировки или участвующих в них. Наказание — от восьми до 15 лет колонии или смертная казнь. В окончательной редакции 1984 года в статье было уже два состава: к рецидивистам добавили и других отбывающих наказание. За аналогичные действия им грозило от трех до восьми лет лишения свободы.

Несмотря на то, что администрация в те годы часто грозила осужденным статьей 77.1, на практике она применялась редко и только по весомым основаниям, вспоминает правозащитник, советский диссидент Александр Подрабинек, который в 1978 году был приговорен к ссылке, а спустя три года — к 3,5 годам исправительно-трудовой колонии.

«Эта статья была расстрельной, там до вышки, до смертной казни. Она применялась к тем, кто пытался оказывать сопротивление беспределу лагерной администрации, — рассказывает Подрабинек. — Я не знаю случаев, когда эта статья применялась бы по мелким поводам. Неформально она требовала каких-то серьезных действий, формально — просто дезорганизация. Там диспозиция статьи такая резиновая. Все что угодно можно под дезорганизацией понимать: не пришел на развод, письмо отправил нелегальное. Но на практике она все-таки применялась по более серьезным случаям в те времена. Это лагерные бунты, восстания, массовые неподчинения, забастовки, голодовки массовые».

Правозащитник считает, что не в последнюю очередь из-за этого в 1983 году в УК РСФСР ввели новую статью 188.3 — злостное неповиновение требованиям администрации исправительно-трудового учреждения. Максимальное наказание по ней составляло пять лет лишения свободы.

«Статья более мягкая и по санкциям, и по порядку применения. Меня пытались раскрутить по этой статье уже под конец срока, но у них не получилось, там недостаточный повод был: я погоны оборвал, слегка поколотил, но он (сотрудник колонии — МЗ) был сам виноват. Я не попал под нее совершенно случайно, потому что она вступала в действие с 1 января 1984 года, а я освободился 26 декабря», — говорит Подрабинек.

Как отмечает правозащитник, сами сотрудники колоний, в которых имели место случаи «дезорганизации», несли лишь дисциплинарную ответственность. «Но не за то, что они убили заключенного, или избивали, или пытали. А за то, что вовремя не подсуетились и не предупредили, — говорит Подрабинек. — Бунты были спровоцированы только этим (жестоким обращением с заключенным — МЗ). Зеки, они же не самоубийцы, они же не пойдут на открытый протест, на бунт просто так. Лагерный бунт, или забастовка, или голодовка, никогда не бывают на ровном месте. Это всегда шаг отчаяния, последнее средство. Бунт — это всегда ответ на лагерный беспредел».

При этом, добавляет правозащитник, к бунтам могли привести и противоречия между «красной» и «черной» партиями в колонии: «За этим, как правило, стоит лагерная администрация, которая пытается поставить людей, которые с ней сотрудничают, над всеми остальными. Но это (бунт — МЗ) всегда ответ на какое-то систематическое насилие и унижение».

Практика: цифры

С 2010 года число осужденных по части 1 статьи 321 УК, которая устанавливает ответственность за насилие над другими осужденными и угрозы в их адрес, последовательно сокращалось. В 2010 году по этой части осудили 40 человек, в 2015-м — только девять, минимум за последние пять лет. Почти все приговоры были связаны с лишением свободы; большинство из них — сроки до двух лет включительно. Такие же сроки, в основном, получают и осужденные по второй части статьи.

Число осужденных за насилие над сотрудником колонии или СИЗО (часть 2 статьи 321 УК) за последние годы, наоборот, увеличилось: со 124 человек в 2010-м году до 177 человек в 2015-м.

За насилие, опасное для жизни либо совершенное организованной группой (часть 3 статьи 321 УК), с 2010 по 2015 год судили от 12 до 28 человек в год. Максимума число осужденных, согласно статистике Судебного департамента, достигло в 2015 году. Во всех случаях приговоры были связаны с лишения свободы.

По всем трем составам в последние пять лет суды оправдывали крайне редко, по первой части оправдательных приговоров не было вовсе. Кроме того, по частям 2 и 3 статьи 321 УК от четырех до шести человек ежегодно суд отправлял на принудительное лечение. Исключением стал 2013-й — тогда принудительные меры ни к кому не применили. Обвиняемого по части 1 статьи 321 УК за последние пять лет на принудительное лечение отправили лишь однажды.

«Ответная мера»

В 2007 году правозащитник Валерий Абрамкин, выступая с докладом на III Всероссийском съезде в защиту прав человека, говорил о статье 321 УК. «Современный ГУЛАГ — это хуже, чем ГУЛАГ Сталина. А применение статьи 321 УК РФ к заключенным, которые, протестуя против действий сотрудников исправительных учреждений, наносят себе физический вред, ведет к немирному характеру акций протеста, что мы и наблюдаем в последнее время», — цитировала Абрамкина «Новая газета».

«Комитет за гражданские права» сообщал о случаях фабрикации дел по статье 321 УК еще в 2009 году и описывал три подобных дела.

— Хочешь я тебе еще срок добавлю? — обращается сотрудник ростовской ИК-10 к заключенному, который сидит на корточках с завязанными за спиной руками.

— Не надо.

— ***[междометие], может, соберем ему 321-ю, Анатольич? — предлагает второй сотрудник.

Этот диалог попал в видео, оказавшееся в сети в конце 2012 года. На шестиминутной записи несколько работников ФСИН избивают заключенного, нецензурно оскорбляя и унижая его — тюремщики недовольны тем, что заключенный пожаловался на действия одного из них.

Основатель Gulagu.net Владимир Осечкин считает, что эта сценка как нельзя лучше характеризует сложившуюся практику применения статьи 321 УК к заключенным, и называет ее репрессивной. «Над каждым осужденным висит угроза срока нового наказания, если они будут делать что-то, что противоречит воле тюремщиков», — подчеркивает Осечкин.

По его словам, сфабриковать такое дело для сотрудников колоний или СИЗО не составляет труда: «Достаточно справки об ушибе и показаний нескольких тюремщиков о том, что некий осужденный ударил кого-то из сотрудников. Сегодня и медики в колонии зависимы от сотрудников, они могут выписать соответствующий акт освидетельствования. А этот синяк могут сотрудники во время тренировки поставить».

Жертвами злоупотребления статьей, как правило, становятся заключенные, которые обращаются с жалобами в различные инстанции. «Они (сотрудники колоний и СИЗО — МЗ) запросто могут это сделать из чувства мести или из чувства зависти, если к нему красивая жена на кабриолете приезжает», — рассказывает Осечкин.

По сведениям правозащитника, сотрудники ФСИН зачастую записывают на регистраторы и камеры видеонаблюдения момент, когда осужденный агрессивно реагирует на побои или оскорбления, и отключают средства видеофиксации, когда им это удобно. При этом заключенные лишены возможности как-либо фиксировать происходящее с ними. «Никакого иммунитета у простого заключенного нет, потому что сотрудники научились отключать камеры видеонаблюдения и фабриковать рапорты о якобы отсутствии электроэнергии, научились вырезать конкретные куски видео, отворачивать камеры в сторону. У осужденного нет никакой доказательной базы. У осужденного нет ни диктофона с собой, ни фотоаппарата, ни видеокамер», — отмечает Осечкин.

Руководитель Уральской правозащитной группы Николай Щур рассказывает, что в Челябинской области обвинения в дезорганизации обычно предъявляют участникам тюремных акций протеста, зачастую мирных. В то же время правозащитник считает, что в случае с участниками бунта в СИЗО-1 Челябинска применение статьи было оправданным: «Там действительно сопровождались порчей имущества, поджогами и так далее».

В настоящее время в Челябинской области идет судебный процесс по делу о протестах 2012 года в копейской ИК-6. Двум десяткам заключенных предъявили обвинения по статье 321 УК. Щур отмечает, что акция протеста тогда носила исключительно мирный характер. «Их обвиняют в том, что они в количестве более 100 неустановленных лиц подбивали других осужденных на массовые беспорядки. Все это не выдерживает никакой критики», — говорит уральский правозащитник.

Сотрудники ФСИН сплошь и рядом используют статью, чтобы скрыть собственные нарушения, полагает он. «Чаще всего цель одна — сокрыть преступление, которое они делают сами в этой колонии. И все списать на заключенных, — убежден Щур. — Подавляющее число обвинительных заключений вымышленные, сфабрикованные, надуманные и созданы именно для того, чтобы скрыть преступления следователей, прокуроров, судей и, самое большое, работников этих учреждений».

В то же время, по словам Владимира Осечкина, статью 321 УК для давления на заключенных используют сравнительно редко: чаще дела возбуждают по статьям 212 УК (массовые беспорядки) в случае коллективных акций протеста и 306 УК (ложный донос) — против осужденных, которые жалуются на действия администрации.

«321 — это достаточно редкая статья, потому что, если официально фиксируется дезорганизация, нарушения будут и у самих сотрудников. Это внутренние проверки и так далее. Как правило, ход материалам по 321-й дают, когда на осужденном характерные следы побоев, и он успел сообщить об этом членам ОНК, журналистам, координаторам Gulagu.net. Когда они понимают, что у них может маячить впереди реальная доследственная проверка и возбуждение уголовного дела, тогда они тут же все садятся и до 12 ночи пишут под копирку показания, легализуют применение спецсредств в рамках подавления преступника, который дезорганизовывал работу учреждения. Это ответная мера», — поясняет Осечкин.

Адвокат из Екатеринбурга Алексей Бушмаков представлял интересы заключенной, которую обвиняли по части 2 статьи 321 УК и в итоге осудили на четыре года лишения свободы — во время обыска женщина ударила по лицу сотрудницу отдела безопасности. Бушмаков утверждает, что заключенную спровоцировали: до этого сотрудники колонии долгое время издевались над его подзащитной. «Это доказано в суде, — говорит адвокат. — Они хотели наказать за ее непокорный нрав, она очень справедливая и ищет везде правду. Понимаете, если что-то случается в колонии, виноват заключенный, а не сотрудник ФСИН. Это презумпция вины осужденного».

Оценивая практику по 321-й статье, Бушмаков соглашается: нормой УК нередко злоупотребляют. «Провокации очень частое явление», — признает защитник.

Практика: дела

Поводом к возбуждению уголовного дела по 321-й статье могут стать самые разные действия заключенных: участие в бунте, удар, нанесенный надзирателю, словесная угроза.

В апреле этого года на оппозиционера Сергея Мохнаткина завели дело по части 2 статьи 321 УК. «Установлено, что Мохнаткин 4 марта, не желая исполнять законные требования сотрудников администрации колонии, после применения к нему мер физического принуждения со стороны сотрудников УФСИН ударил одного из них в лицо, причинив физическую боль», — утверждает прокуратура. В то же время адвокат активиста считает, что дело было сфабриковано, чтобы покрыть преступление сотрудников ФСИН, которые месяцем ранее избили Мохнаткина при этапировании из колонии в СИЗО. У заключенного тогда диагностировали компрессионные переломы первого и второго поясничных позвонков. В колонии у Мохнаткина были конфликты с сотрудниками администрации, после одного из которых ему добавили 11 месяцев срока по статье 319 УК (оскорбление представителя власти).

По той же части 2 статьи 321 весной этого года осудили на два года колонии строгого режима заключенного Новикова, который угрожал сотруднику ФСИН насилием. Сам осужденный настаивал, что находился в состоянии аффекта, спровоцированного тюремщиком, однако судья отказал ему в назначении психолого-психиатрической экспертизы.

В Нижегородской области заключенного исправительной колонии № 12 Павельева осудили почти на полтора года колонии — он ударил по лицу надзирателя, который из-за невыполненной команды «подъем» потребовал, чтобы осужденный явился к руководству колонии. В момент конфликта Павельев был пьян, он полностью признал вину.

В Смоленской области заключенного Абрамчука приговорили к 2,5 годам колонии по части 2 статьи 321 УК — по версии обвинения, он ударил инспектора отдела безопасности колонии по голове. Потерпевший и его коллеги утверждали, что Абрамчук отказался выходить из камеры для осмотра, после чего заключенному заломили руки, но он попытался вырваться — тогда сотрудники колонии уложили его на пол и несколько раз ударили резиновой палкой по ягодицам, следует из приговора. Абрамчук отрицал вину и говорил, что не бил инспектора; другие заключенные подтверждали его показания. Записи с камер наблюдения не были изучены судом, поскольку администрация колонии не предоставила их, сославшись на короткий срок хранения.

На три года лишения свободы осудили заключенного пермской колонии Ефремкина, который якобы угрожал сотруднику колонии. По словам свидетеля из числа осужденных, Ефремкин сказал: «Ты что, дожидаешься, чтобы тебе кто-нибудь в голову тарелкой кинул?». Показания других заключенных о том, что Ефремкин никому не угрожал, были проигнорированы судом; один из них отмечал, что признанный потерпевшим работник ФСИН сам оскорблял осужденных, а лично его довел до попытки суицида.

Весной этого года по части 3 статьи 321 УК в Брянской области заключенного Подвойского осудили на шесть лет и семь месяцев. Приговор основывался на показаниях сотрудников колонии, сам заключенный не признавал вины. По версии администрации, Подвойский стал вести себя агрессивно, кататься по земле и угрожать членовредительством, когда в жилую зону одного из отрядов вошли двое сотрудников колонии. Те попытались успокоить осужденного, но он становился лишь агрессивнее, из-за чего тюремщики распылили в его сторону газовый баллончик. Когда один из сотрудников учреждения приблизился к заключенному, чтобы выбить деревянный брусок из рук, Подвойский ударил его.

За вылитый на тюремщика кипяток осужденного Бурбучала в Тыве приговорили к восьми годам колонии строгого режима. Он признан виновным по части 3 статьи 321 УК. В суде заключенный говорил, что не имеет отношения к случившемуся, а кипяток вылил другой осужденный, что ожог не был опасен для жизни сотрудника (квалифицирующий признак для части 3 статьи 321 УК), и после инцидента тот в штатном режиме продолжал выходить на работу. После жалобы заключенного на приговор суд добавил ему год колонии.

Дела по статье 321 УК возбуждали после прошлогодних протестов в башкирских колониях, а также массовых конфликтов между заключенными в Новосибирской и Смоленской областях.

В июле 2011 года заключенные Иван Черных и Дмитрий Яльцев были приговорены к двум годам и двум месяцам колонии за поджог жилого барака и бунт в краснокаменской ИК-10, в котором участвовали несколько десятков заключенных. Правозащитники тогда сообщали, что заключенные пытались привлечь внимание к пыткам и издевательствам со стороны тюремщиков. В итоге дела завели и на сотрудников колонии.