Революционер под прикрытием

Болезненно худой, аккуратно одетый господин лет 30 за столом выглядел расстроенным: он вновь проиграл и сбросил карты. «Ну спасибо вам за компанию, Анна Петровна. Надо возвращаться домой, в Пензу. Места себе так и не нашел», — с грустью обратился он к женщине преклонных лет, против которой и играл. Мужчина проиграл к этому времени уже несколько рублей и жаловался на невезение. «Настроение здесь в обществе мне не нравится: очень уж либеральное. Даже вы, умная и серьезная женщина, потворствуете этим смутьянам — студентам да курсисткам», — с вызовом сказал он.

— Хотите, я вас устрою на службу? — парировала партнерша.

— Куда?

— В Третье отделение.

Мужчина выглядел растерянным. Дама объяснила, что в Третьем отделении Собственной Его Императорского Величества канцелярии, которое надзирало за политически неблагонадежными, служил ее покойный муж, а она продолжала поддерживать отношения с его бывшими коллегами и даже оказывать им посильную помощь.

Первый этап своей спецоперации мужчина — его звали Николай Клеточников — провел успешно. 

План «Дворника»

К концу 1878 года борьба русских революционеров против самодержавия была в самом разгаре. Позади было «хождение в народ», первая политическая демонстрация c крайне жесткими приговорами участникам, беспрецедентный «процесс 193». Но репрессии не могли остановить приток молодежи в революционные кружки и группы. Большие тюремные сроки и смерть товарищей только ожесточали противников правительства; общественное мнение было на их стороне. Оправдание стрелявшей в петербургского градоначальника Веры Засулич было воспринято с ликованием не только в революционной, но и в либеральной среде. 

Главная революционная организация тех лет — «Земля и воля» — еще не раскололась на радикальную «Народную волю» и умеренный «Черный передел», но террористические методы борьбы уже стали вытеснять пропагандистские. Царское правительство отвечало не только репрессиями: раскаявшимся революционерам предлагали сотрудничество в обмен на информацию.  

Будущий народоволец Александр Михайлов задумал встречную операцию: внедрить своих агентов в полицию для предупреждения арестов и разоблачения провокаторов. В организации он был главным специалистом по конспирации, за что и получил кличку «Дворник». Михайлов жил среди старообрядцев, со временем мечтая преобразовать веру русских раскольников в революционную религию. Вернувшись в Петербург из деревни, он быстро стал одним из лидеров радикалов. 

Иллюстрация: Люба Березина

Несостоявшийся террорист

Клеточников приехал в столицу, чтобы примкнуть к революционерам. Первая попытка за полтора года до этого не удалась — он заболел и был вынужден вернуться на родину, в Пензу.

«В Петербург Клеточников приехал в конце 1878 года из Симферополя, где занимал второстепенную должность в окружном суде. Перед отъездом Клеточников пережил какую-то личную драму. В чем она заключалась, он не говорил никому, вследствие чего, естественно, никто в разговорах с Клеточниковым не касался этой темы. Страдания Николая Васильевича были так сильны, что он решился на самоубийство. Однако, политические события в Петербурге 1878 года: процесс 193-х пропагандистов, выстрел В. И. Засулич и ее оправдание судом присяжных, убийство жандармского генерала Мезенцова — все это взволновало Клеточникова до такой степени, что он решил вместо самоубийства предложить революционерам свои услуги для совершения террористического акта», — писала революционерка Анна Прибылева-Корба.

Сам Клеточников рассказывал о своих мотивах на суде: «Я искал какого-нибудь общественного дела; к тому же я хорошо знал, что мне недолго осталось жить, и вот я хотел хоть последние дни посвятить какому-нибудь хорошему, полезному делу».

Никому в революционной среде не известный провинциал попал в поле зрения Михайлова. Они неоднократно встречались и разговаривали. Узнавая все больше деталей биографии Клеточникова, Михайлов постепенно склонялся к мысли, что именно он — лучший кандидат для внедрения в политическую полицию. Служил чиновником, письмоводителем ялтинского уездного предводителя дворянства. Потом — кассиром общества взаимопомощи. 

Михайлов предложил Клеточникову расположить к себе 60-летнюю вдову Анну Кутузову. «Дворник» подозревал ее в негласной работе на полицию. Она не скрывала своих оппозиционных взглядов, крестила детей рабочих, дешево сдавала комнаты радикально настроенным студентам. Михайлов обратил внимание, что зачастую эти студенты оказывались в поле зрения охранки.

Сам Клеточников никак не ожидал такого предложения — он прибыл в Петербург, чтобы участвовать в теракте. «Лучше я возьмусь убить царя, взорвать Зимний дворец, но — только не это. Я не смогу недели и месяцы (а может быть, годы?) притворяться перед жандармами», — говорил он. Михайлову удалось его переубедить. Но Клеточников поставил несколько условий: он не будет принимать участия в сыске и провокациях против революционеров. А в случае ареста, чтобы избежать внесудебной расправы над предателем, заявит, что сотрудничал с революционерами на финансовой основе. Так Клеточников надеялся дожить до суда. Михайлов согласился, хотя и понимал репутационные риски возможного разоблачения для всего движения.

Клеточников поселился у Кутузовой, он уже знал о ее страсти к карточным играм и целенаправленно проигрывал выданные ему Михайловым из революционной кассы небольшие суммы, не забывая постоянно жаловаться на отсутствие работы и насмешки со стороны окружавших его молодых людей прогрессивных взглядов.

Иллюстрация: Люба Березина

Внедренный агент

Вдова просила за бедного провинциального чиновника у главы агентурной сети Третьего отделения Григория Кириллова, который изучил биографию Клеточникова и предложил ему за 30 рублей в месяц выявлять преступные намерения молодежи. Но это было далеко не то место, заняв которое, можно было снабжать революционеров нужной информацией. К тому же сам Клеточников не был готов шпионить за студентами — таково было одно из условий, поставленных им Михайлову. Но приходящий без интересной информации агент был не нужен и Третьему отделению. Кириллов уже был готов отказаться от его услуг.

Но однажды генерал попросил Клеточникова что-то написать и был сражен его идеальным почерком. Так он получил назначение в Третье отделение переписчиком. Для Клеточникова это был идеальный вариант: опыт чиновника у него имелся, ему нравилось возиться с бумагами. Он первым приходил на работу и последним уходил с нее; сам Клеточников объяснял это одиночеством провинциала в столице.

«В продолжение всей своей службы отличался особенным усердием и пользовался полным доверием начальства», — признавал потом на суде директор департамента полиции Вячеслав Плеве. 

Клеточников быстро поднимался по карьерной лестнице. К январю 1881-го — то есть всего за два года — он дослужился до младшего помощника делопроизводителя всего Департамента полиции. Таким образом он получил прямой доступ ко всем материалам политического розыска империи, включая сведения об агентах в среде революционеров. Он все так же первым приходил в присутствие и уходил последним, тщательно собирая информацию, которую затем передавал лично Михайлову.

Разоблачил Клеточников как полицейского агента Петра Рачковского, впоследствии прославившегося борьбой с революционерами за границей — на рубеже веков он возглавлял зарубежную сеть полиции. Считается, что Рачковский причастен к созданию «Протоколов сионских мудрецов».

Клеточников предупредил своих товарищей об издательском проекте полиции — Третье отделение рассчитывало, что выпуская за границей русскую псевдооппозиционную газету, удастся посеять раскол в среде революционеров. Три года «Вольное слово» печаталось в Женеве на деньги правительства, однако не имело никакого успеха.

Позже — после раскола «Земли и воли», когда сторонники террора начали «охоту на царя» — агент под прикрытием предупреждал уже народовольцев о неожиданных арестах и дающих показания революционерах. Именно Клеточников сообщил об откровениях Григория Гольденберга, который застрелил харьковского генерал-губернатора. Прокурор убедил его открыть правительству, якобы находящемуся в неведении, истинные планы революционеров. Узнав подлинное положение дел, увещевал прокурор, власти перестанут преследовать своих противников. Гольденберг согласился и раскрыл полиции почти 150 активистов партии «Народная воля».

Иллюстрация: Люба Березина

Арест

Революционеры стали чаще избегать арестов и разоблачать шпионов в своих рядах, такое не могло долго оставаться незамеченным. Михайлов как мог оберегал агента под прикрытием. Когда отрицать сам факт его существования стало сложно, он распустил среди единомышленников слух, будто источник информации был вынужден покинуть полицию.

Но узкий круг революционеров знал о Клеточникове на случай ареста «Дворника». Причем отзывались о нем не самым лестным образом. «Революционеры считали его очень сдержанным человеком и упрекали за буржуазную жизнь. И в самом деле он был очень тонкий знаток крымских вин и играл в карты», — писал народоволец Лев Тихомиров, который впоследствии отрекся от революционных людей и стал монархистом.

К 1880 году народовольцы одержимы идеей убийства царя; они были убеждены, что такой теракт сможет послужить толчком к революции. И не без оснований: правительство и «Народная воля» вели настоящую борьбу за общественное мнение. Рядом неудачных покушений террористы вынудили царское правительство напрямую обращаться за поддержкой к обществу. Меры конспирации в открытом вооруженном противостоянии стали отходить на второй план, о пропаганде революционеры забыли. «Мы затерроризировались», — признавался один из организаторов убийства Александра II Андрей Желябов.

В ноябре 1880 года был арестован Михайлов, и Клеточников потерял свой основной контакт. Народовольцы, с головой погруженные в подготовку новых покушений на царя, неудачно сменили квартиру для встреч со своим агентом. Клеточников был обречен. В конце января на конспиративной квартире его ждала полицейская засада. До убийства царя оставалось чуть больше месяца.

После ареста Клеточников скажет полицейским, что работал на революционеров за деньги — именно об этом он с самого начала договаривался с Михайловым. Первые показания агента под прикрытием вызовут крайне неоднозначную реакцию в революционной среде, многие народовольцы сочтут его поведение малодушным. Итого, в суде Клеточникову придется объясняться не только с правительством, но и с революционерами.

Иллюстрация: Люба Березина

Суд, тюрьма, смерть

В 1881 году в Петербурге казнили народовольцев, ответственных за убийство Александра II. Самым заметным политическим судом 1882-го стал «Процесс двадцати». На скамье подсудимых оказались Михайлов-«Дворник», Николай Морозов, Иван Емельянов и Анна Якимова. С ними судили и Клеточникова: он отказался от своих первоначальных показаний.

«На дознании я находился совсем в исключительных условиях, не в таких, в каких обыкновенно находятся обвиняемые, хотя бы и в политических преступлениях. Я находился под тяжелым давлением. Я был весь в руках своего начальства, всемогущего, озлобленного за то, что я так жестоко его обманул. В таком положении можно было и не то наговорить, на самом же деле я действовал, глубоко убежденный в том, что все общество, вся благомыслящая Россия, будут мне благодарны за то, что я подрывал деятельность III Отделения», — объяснял Клеточников.

«До 30 лет я жил в глухой провинции среди чиновников, занимавшихся дрязгами, попойками, ведшими самую пустую, бессодержательную жизнь. При такой жизни я чувствовал какую-то неудовлетвореность, мне хотелось чего-то лучшего. Наконец, я попал в Петербург, но и здесь нравственный уровень общества не был лучше. Я стал искать причины такого нравственного упадка и нашел, что есть одно отвратительное учреждение, которое развращает общество, которое заглушает все лучшие стороны человеческой натуры и вызывает к жизни все ее пошлые, темные черты. Таким учреждением было III Отделение. Тогда, господа судьи, я решился проникнуть в это отвратительное учреждение, чтобы парализовать его деятельность. Наконец, мне удалось поступить туда на службу», — говорил разоблаченный агент.

Присутствовавшие в зале суда отмечали, что Клеточников плохо выглядит; в заключении вновь обострились хронические болезни; он и сам понимал, что ему осталось недолго жить.

Процесс завершился за неделю, 10 осужденных, в том числе Клеточников, были приговорены к смертной казни, еще семеро — к вечной каторге. Приговор вызвал широкий резонанс, в том числе и за рубежом. «Цивилизация должна вмешаться», — требовал французский писатель Виктор Гюго. Спустя месяц после приговора царь продемонстрировал милосердие: девятерым из смертников казнь была заменена пожизненным заключением. Никто из революционеров при этом о помиловании не просил.

В Петропавловской крепости Клеточников не мог рассчитывать на снисхождение. «Не успел он переступить порог тюрьмы, как смотритель объявил ему: “Ну, а с тебя взыскания будут строгие”», — вспоминал приговоренный к 20 годам каторги народоволец Михаил Тригони.

Страдавший туберкулезом Клеточников быстро терял силы в тюрьме; как и другие заключенные, он заболел цингой. Бывший информатор «Народной воли» решился на голодовку, его пытались отговаривать, но бесполезно. Клеточников не переносил тюремной пищи, она была ему категорически противопоказана из-за воспаления кишечника. На седьмой день голодовки надзиратели стали кормить осужденного насильно. Еще через три дня он в мучениях умер.