«ФМС меня колола, чтобы я вернулся назад»

Почему Украина, а не Россия? Тогда я был очень мал, и я не могу помнить всех причин.

В семье нашей было четыре человека — я, сестра, мать и отец. Когда в 1990-м начались армянские погромы в Баку, мы приехали в Днепропетровск, были родственники у нас там. В Баку был дом, было все, но мы были вынуждены все бросить и в феврале уезжать в чем мать родила. Приехали родители еще по паспортам СССР, и только в 1997 году получили статус беженцев. Я был несовершеннолетним, и получил его автоматически только в 2005-м. И с тех пор никакого гражданства у меня никогда не было.

Скажу вам так. Мы — русскоязычные армяне, мои родители советской закалки, советского воспитания. Тогда я не все понимал, а сейчас… Хотя мы и нормально жили там, в Днепропетровске, но все было чужое. Я даже помню это из высказываний родителей, не все им нравилось, что было украинским. Даже русская речь наша была другой русской речью. Более они были руссконастроенные, что ли, все время хотели уехать в Россию, или в другую страну.

Я вырос с такими же ощущениями. Я не был привязан к этой стране, хотя я и женился на гражданке Украины. Гражданство Украины я решил не брать — не лежала душа. Честно говоря, я даже не задумывался о гражданстве, я жил с удостоверением беженца, и все было нормально. Я не обивал пороги, никогда никого не просил мне помогать, сам зарабатывал себе на жизнь, документ был.

Говорят, что все, что ни делается — все к лучшему. Ведь если бы у меня было гражданство, я наверняка попал бы в армию. В 2013 году, еще до событий на Украине, я хотел мелкое дело открыть свое, это было бы проще сделать с украинским гражданством. Пришел в миграционную службу, поинтересовался у них: «Ну что мне нужно сделать, чтобы принять ваше гражданство?» Они ответили: «Год, а то и больше, с разрешения президента», туда-сюда. Я ответил, что все, не надо мне вашего этого гражданства. Мне нужно было быстро — дело висело.

А когда в конце декабря прошлого года я пришел туда продлевать свое удостоверение беженца, там уже были совсем другие люди. Власть сменилась. Они спросили, не надоело ли мне ходить с этим документом беженца моим. Мы, говорят, можем вам за полтора-два месяца гражданство оформить. «Оганес Николаевич, рано или поздно вы обязаны будете его принять», — вот так мне сказали. Я понял ход их мыслей, это было несложно: в стране шла мобилизация, АТО.

Кто может обязать меня принимать гражданство страны, если я не хочу его принимать? На самом деле — никто. Но я почувствовал угрозу.

Восемь лет назад я женился и переехал из Днепропетровска в Одессу. Работал там в частном охранном предприятии, службе общественной безопасности с лицензией МВД на обеспечение общественного порядка. Мы в случае противостояния, гражданского конфликта, всегда были в помощь спецподразделениям МВД.

Вечером 2 мая 2014-го мы с моим напарником Кириллом на служебной машине дежурили в центре города. Улицы Куликово поле, Ришельевская — вот там примерно. Темнело, было часов восемь-девять. И тут нам дали приказ: собирайтесь, говорят, и уходите, сейчас будет заваруха, можете пострадать сами, машина. Милиция не знала, что делать.

По регламенту мы должны были уйти. Но мы не уехали, мы остались на месте. Любопытство пересилило, слишком интересно было: что же случится дальше. Мы знали, что с Греческой площади в сторону Куликова поля уже идут радикально настроенные представители «Правого сектора» (организация признана в России экстремистской — МЗ) и батальона «Айдар», как нам уже тогда сказали. Они должны были напасть на «куликовцев», противников Майдана, сидевших на Куликовом поле, разбить их палатки и разогнать митинг.

Иллюстрация: Аня Леонова / «Медиазона»

Прошло несколько минут, и мы увидели: начали бежать люди, даже старики были, студенты, малолетки, они вырывали камни из брусчатки, бросали в сторону антимайдановцев. Все происходило очень быстро. Шум, гам, выстрелы, митинговавшие начали быстро забегать в здание Дома профсоюзов, чтобы укрыться от беснующейся толпы, которая их преследовала.

Мое внимание было сосредоточено на другом. В таком беспорядке за всем не уследишь. Метрах в пяти от нас группа из шести-семи человек в камуфляже била троих молодых людей, все тех же «куликовцев». Били битами, били цепями, нападающие были в балаклавах, а люди были в гражданке. Увидев такое, мое человеческое чувство… Кто-то сейчас говорит мне: «Ты сделал это зря, надо было пройти мимо, проехать дальше», но я не мог это сделать. Я просто увидел, как бьют ребят.

Мы с напарником подъехали туда на служебной машине. У нас при себе было оружие, автоматы Калашникова. Я подошел к ним… В общем, под дулом автомата я отбил этих парней. Нападавшие испугались, они же с битами, а тут АКС. Затянули мы их в машину, повезли на Мясоедовскую, в больницу еврейскую. У двоих оказались пробиты головы. Врачи сказали, что мы чудом их довезли.

Потом… Конечно, начальство об этом не знало. Мы все скрыли. Мы уже понимали, что творится в стране, кто берет власть в руки, и что мы завтра можем быть объявлены теми же сепаратистами. Но получилось так, что двое этих ребят, которых мы спасли, узнали адрес нашего офиса и пришли нас отблагодарить, начали нас искать. Они, наверное, это сделали из хороших побуждений.

Об этом узнал мой инспектор группы быстрого реагирования. Он начал меня шантажировать. Говорит, ты знаешь, кому ты помогал? Ты помогал сепаратистам, которые посягали на территориальную целостность Украины. Значит, ты такой же сепаратист. Мой инспектор… Понимаете, в таких охранных структурах работают люди со связями в СБУ, МВД, они — бывшие военные люди, мой инспектор был замполитом. «Ты понимаешь, ты у меня на крючке, ты теперь должен делать все, что я тебе скажу».

Объясню, что это значит. Это мог быть выходной, звонок в три часа ночи: «Собирайся давай, едем освобождать завод от рейдерского захвата». Прошлый год — время такое было, все время захватывали гостиницы, отели, промышленные или частные объекты. Это делали ребята-автоматчики, серьезные боевые группы. «Лихие девяностые», в стране нет власти, в стране правят бандформирования. А нам не всегда выдавались спецсредства, мне и вовсе давали обычно очень слабый бронежилет, который защищал только от колющего оружия, и травмат. Иди, дескать, освобождай.

В один из дней опять случился захват завода, это был «Стальканат» на Водопроводной, 1. Инспектор позвонил мне в три часа ночи — Оганесик, поднимайся, надо идти, освобождать «Стальканат». Я приезжаю на базу, он мне выдает медный бронежилет, который не защищает от огнестрела, и складной травматический автомат. «Иди».

Я отказался идти. Я знал, что там вооруженные до зубов ребята, что автоматчики, что гранатометы «Муха» переносные. Он сказал: «Ты вообще понимаешь, что делаешь? Я сейчас тебя солью». Я сказал — делай, что хочешь. Психанул и ушел.

На следующее утро я, как всегда, должен был заступить на дежурство в группу быстрого реагирования. Я ехал на работу, но позвонил напарник и сказал, что меня в офисе ждут. Капитан и два человека по гражданке. Кто это был? Это могли быть бандформирования «Правого Сектора» или СБУ. В последнее я верю больше. Я понял, что на работу мне уже ехать незачем. Выключил телефон, оборвал все связи.

Сначала я решил обратиться за помощью в УВКБ ООН. У меня же, как ни крути, статус беженца на Украине. Дозвониться им нельзя. Я поехал в Киев.

«Оганес Николаевич, вы видите, что происходит в стране? Мы сейчас сами нуждаемся в защите, чем же мы можем вам помочь?» — вот и все, что я там услышал. Как же так, говорю. Украина дала мне гарантии безопасности, статус беженца. А теперь я слышу такое. Кстати, я вам больше скажу — там, в Одессе, на улице Космодемьянской, 7, был ПВР (пункт временного размещения — МЗ) для беженцев, да они все разбежались. В этом пункте никто не живет, в защиту этой страны они больше не верят.

Понимаете, люди менялись. Двоюродный брат моей жены… Ну, назову вещи своими именами: он был обычный простой алкаш. Я ему частенько объяснял, что так себя вести нельзя, он матерился, пил, у меня дома маленький ребенок, в конце концов. Приходилось, понимаете, «дать» ему иногда немного. А сейчас он, видите ли, вступил в организацию «Правый сектор». Модный, навороченный. Говорит: «Ты знаешь теперь, какой я? Теперь я тебе устрою веселую жизнь!».

Очень много людей на Украине из-за политических разногласий и убеждений ссорятся сейчас. И у меня ситуация аналогичная. Жена моя, даже не знаю, как ее теперь называть — бывшая, или как… Но пока мы с ней не расходились. Так вот, она вообще уроженка Львова, Западной Украины, воспитывалась в семье с ярым украинским наклоном. Глядя на происходящее в стране, мы с ней никогда не сходились во мнениях. Конечно, мы же разные люди, я воспитывался в советской семье, никакой русофобии — а они там, на Западной Украине, поверьте, совсем в другом духе воспитываются. Из-за этого наши с ней убеждения разошлись полностью. Сейчас я приехал сюда, созваниваемся с ней, я говорю, что вот я сейчас легализуюсь, и ты приезжай. А она отвечает — что ты туда поехал, эти русские нас и так бомбят.

Даже не знаю теперь. У меня ведь там сын, ему восемь лет. Мы молодые были, когда поженились, мне было 20 лет, ей — 19. Но ситуация, которая сложилась, показывает, что жили-жили люди, и вот на тебе. Она категорически против переезда сюда, например. Это все с детства. Анекдотики про москаликов, понимаете?

Нет, мне не по пути с этим государством. Для меня героями являются Кутузов, Невский, маршал Жуков, но никак не Бандера или Шухевич. Ну и как дальше жить в стране, где, чтобы стать героем, нужно повалить памятник Ленину, надо осквернить другой советский монумент, а если ты спас человека, как это было в моем случае, тогда ты получаешься сепаратист и террорист?

Иллюстрация: Аня Леонова / «Медиазона»

Не то чтобы я тут защищаю кого-то сейчас, но вы поймите: матушка-Россия — страна огромная. Лезут сюда просто, лезут, лезут и лезут. Вы посмотрите на историю. Я чуть-чуть интересуюсь и я вам скажу так: как только Россия пытается встать на ноги, ей сразу дают по голове. Это началось со времен крестовых походов на славян и Наполеона. И это нельзя отрицать. И у всех сейчас замысел один: свалить, расколоть Россию. Понимаете, они смотрят на карту Сибири, и они в шоке — они такой территории в жизни не видели.

Я уехал из Одессы почти сразу. Доехал до Суземки, это граница в Брянской области. Ехал на поезде «Одесса-Москва»: я взял билет до Брянска, но уже знал, что на границе буду просить убежища. Сразу обратился с ходатайством, причем даже пограничники мне сказали, что, раз ты работник силовой структуры, у тебя все шансы получить статус беженца. Сняли они меня с поезда, я у них же на КПП написал ходатайство, вызвали сотрудников ФМС.

Скажу так. ФМС меня колола на то, чтобы я вернулся назад. Я говорил: «Ребят, ну как так, ну как я могу вернуться в такой ситуации?» Они отвечали: «Ну, если вы не хотите добровольно вернуться, мы сейчас заведем на вас дело об административном правонарушении и в порядке принудительного выдворения отправим вас в страну прежнего пребывания».

Меня увезли в СУВСИГ (Специальное учреждение временного содержания иностранных граждан — МЗ). 5 апреля суд предъявил мне обвинение в пересечении границы без документов, правда, каких именно документов у меня не было, в деле не значилось. Конечно, потому что все документы у меня были. Была даже расписка, что ходатайство принято. Но суд все равно постановил меня выдворить. Кстати, процесса как такового не было — меня просто привели в суд, где вручили постановление.

Я сам, уже после суда находясь в СУВСИГе, сам написал жалобу в вышестоящий суд — и он отменил приговор. Не то, чтобы такие жалобы писать просто человеку из другой страны без юридического образования — но вы знаете, я как только представлял, что со мной сделают украинские пограничники, так сразу очень легко писалось.

Меня вскоре выпустили, в июне. Я приехал в Брянск, пришел в ФМС со свидетельством, что ходатайство о признании меня беженцем приняли. Мне сначала сказали — ждите до 7 июля. А потом спросили, есть ли у меня кто в России. Я и ответил, что дальний родственник в Москве живет, а в Брянске никого нет. Тогда сотрудники ФМС начали мне объяснять, что, если я хочу уехать в другой регион, то мне нужно просто поставить их в известность, а документы они там сами перешлют.

Я не знаю, наверное, я глупо поступил. Но о сделанном не жалеют, после боя кулаками не машут. Надо было дождаться там этого решения, конечно. Когда я согласился на перевод, они обрадовались так и говорят — пишите заявление. Не обращайте внимания, мол, чистая формальность. И продиктовали: «Прошу прекратить процедуру получения статуса беженца по Брянской области в связи с переездом в Москву…».

Это я потом понял, что надо было писать совсем не так. Числа 4 июля я приехал в Москву. Мне еще в Брянске сказали, мол, в семидневный срок вы обязаны прийти в любое ФМС Москвы и встать на учет, я даже подписал соответствующую бумагу. Я и не стал тянуть, пошел сразу в ФМС Москвы на улицу Кирпичную. «Ой, ну это уже все, с тобой все нужно делать заново, эта процедура уже недействительна, но, чтобы подать заявление, тебе нужна регистрация», — отфутболили на Кирпичной. Хорошо. Я сделал регистрацию, но обращаться туда уже не стал, пришел сразу в «Гражданское содействие». Светлана Ганнушкина посоветовала мне обратиться в областное отделение УФМС, они начали ссылаться на квоту, мол, уже не принимаем. Второй раз я пришел к ним с письменным заявлением и добивался письменного отказа. «А мы вам не отказываем», — сказали мне.

Пока что все идет по кругу, мне все морочат голову. Я в Москве живу у родственников — не совсем в Москве, в Нахабино. Но долго они меня терпеть не будут. Работу не могу найти никакую, я же нелегал, да и документ у меня странный — удостоверение украинского беженца. А ведь я здоровый пацан, я не привык так просто жить нахлебником, мне нужно деньги зарабатывать. Меня тут хотели устроить на работу, но там посмотрели на мои документы и отказали мне, мол, мы даже договор с тобой никакой заключить не можем. Но больше всего я боюсь, что меня вышлют назад на Украину. Меня там просто сварят в кипятке, поверьте, я это точно знаю.