«Я честно думаю, что он старался сделать Россию лучше»

Анатолий знал, что его отец, Александр, был врагом Владимира Путина, но чем именно занимался папа, оставалось для него загадкой. Маленьким ребенком, живя в России, он думал, что отец – что-то вроде правоохранителя. В Лондоне он говорил одноклассникам, что папа – журналист и офицер полиции. «Я знал, что он работал в спецслужбах в России. Но по-настоящему это меня не касалось. У нас была тихая нормальная жизнь», – рассказывает Анатолий в своем первом подробном интервью. «Казалось, что это все в прошлом. Что это закончилось».

Семья Литвиненко была вынуждена покинуть Москву шестью годами ранее, и в спешке. С тех пор их жизнь протекала в уютной рутине. Анатолий называл отца популярным уменьшительным Саша – как и все остальные. Он помнит отца понимающим и мягким; его мать, Марина, была в этой паре строгим родителем – «типичная мама-коммунистка», – так, улыбаясь, говорила мне сама Марина.

Отец и сын играли в шахматы; Анатолий всегда выигрывал – противник из Саши был никакой. Они ходили за пиццей в «Ла Порчетта», любимый итальянский ресторан в районе. Раз в неделю они отправлялись в досуговый центр «Финсбери», где Анатолий брал уроки тхэквондо, пока Саша, фанатик фитнеса, бежал 16-километровую дистанцию. Потом Анатолий плескался в детском бассейне, а Александр мерил дорожку энергичным кролем. Тем летом они пошли в досуговый центр смотреть Чемпионат Мира-2006 на большом экране; они болели за Англию в матче с Тринидадом и Тобаго.

«Мой папа болел за Англию. Здесь он чувствовал себя предельно безопасно. Ему нравилась свобода самовыражения, то, что люди могут голосовать, за кого им хочется», – говорит Анатолий. Отца подолгу не бывало дома. «Он часто отсутствовал, пропадал в командировках или по работе». Там ему было весело, вспоминает сын. «Он был совершенно расслабленным, любил шутить со мной».

Английские одноклассники Анатолия мало знали о его прошлом. Для них он был Энтони Картером, этот псевдоним для семьи Литвиненко придумали, когда они впервые прибыли в Великобританию в 2000 году. (Офис адвоката семьи, Джорджа Мензиса, находится в Лондоне на Картер-стрит). На одной из фотографий, сделанных в эти месяцы, улыбающийся Саша в шортах цвета хаки и маленький Анатолий позируют на фоне двух лондонских бобби (патрульных полицейских – МЗ) в Гайд-парке. Они только что сходили в Уголок ораторов, и Саша рассказал сыну, что, в отличие от российского, британскому правосудию можно верить. Можно залезть на ящик и говорить, что хочешь.

Однажды Саша взял Анатолия в Кэмбридж, где они переночевали в компании его друга и товарища по изгнанию Владимира Буковского. Буковский – знаменитый советский диссидент, который живет в Британии с тех пор, как Кремль депортировал его в 1976-м. (Он разоблачал политически мотивированные злоупотребления в психиатрии при советской власти и провел более десяти лет в лагерях). Они ходили на экскурсию в колледж Святого Джона. На снимке, сделанном тогда на Мосту Вздохов, Анатолий запечатлен со своим отцом и Владимиром Буковским. «Мой папа сказал мне не болеть за “Челси” (клуб принадлежит русскому олигарху Роману Абрамовичу – Guardian)», – говорит Анатолий. «Так что я выбрал “Арсенал”».

Ничто тогда не могло подготовить Анатолия к экстраординарным событиям наступающей осени. В своей прошлой жизни в России, да и в изгнании в Соединенном Королевстве, Литвиненко задевал интересы ряда могущественных людей. Бывший офицер российской разведки, теперь он работал на английскую секретную службу МИ-6, снабжая агентство полезной информацией о высокопоставленных фигурах в Кремле. У него была долгая история конфликтов и столкновений с режимом Путина и персонально с российским президентом, когда тот был его боссом в шпионском агентстве «Федеральная служба безопасности» (ФСБ).

1 ноября 2006 Литвиненко вышел из своего дома в Масвелл Хилл, сел на автобус, а потом по Северной ветке метро отправился в центр Лондона, чтобы встретиться с двумя гостями из Москвы – Андреем Луговым и Дмитрием Ковтуном. Оба в прошлом были офицерами КГБ. Литвиненко был заинтересован в инсайдерской информации о бизнесе в России. Местом встречи был выбран отель «Миллениум» на площади Гросвенор, неподалеку от посольства США. Трое мужчин заняли место в углу маленького бара на первом этаже гостиницы. Когда Литвиненко пришел на место, его ждала чашка зеленого чая. Он сделал маленький глоток. Встреча продлилась 20 минут; они говорили о возможной сделке с частной охранной фирмой.

В тот вечер, когда Литвиненко был уже дома с Анатолием и Мариной, его начало рвать. Он не мог остановиться. Он чувствовал, что его отравили, хотя и не знал, кто; прошло некоторое время, прежде чем он заподозрил своих русских визитеров. Кроме того, он думал, что выживет.

Он прожил еще 22 дня, агония разыгрывалась при ослепительном освещении международных медиа, в то время как сбитые с толку британские власти лихорадочно пытались идентифицировать орудие убийства. Эксперты-радиологи установили причину болезни Литвиненко за несколько часов до его смерти: отравление полонием-210, практически неуловимым радиоактивным изотопом, который производится на закрытых правительственных объектах в России. Советская разведка использовала полоний и раньше, во внутренних операциях против диссидентов. Но это было нечто новое: беззастенчивое убийство, совершенное в центре Лондона с применением подобия атомной мини-бомбы.

Как только Литвиненко понял, что его положение безнадежно, он пришел к выводу, что приказ о его убийстве отдал лично Путин. В последние несколько дней он дал показания британской полиции и оставил поистине выдающееся предсмертное письмо. О том, сам ли Литвиненко написал это письмо, много спорили. Борис Березовский, его товарищ по изгнанию и враг Путина, нанял пиар-гуру Тима Белла (барон Тимоти Белл, влиятельный английский политтехнолог, руководил избирательными кампаниями консерваторов в эпоху Маргарет Тэтчер – МЗ). Друг Литвиненко Александр Гольдфарб зачитал текст письма журналистам. В любом случае, то, что его центральный посыл принадлежит самому Литвиненко, несомненно. В заключение письма говорится: «Вы можете преуспеть, затыкая рот одному человеку, но гул протеста, раздающийся по всему миру, будет звучать в ваших ушах, мистер Путин, до конца вашей жизни. Пусть Бог простит вас за то, что вы сделали не только со мной, но и с моей возлюбленной Россией и ее народом».

Литвиненко умер 23 ноября 2006 года. Ему было 44.

Спустя более чем восемь лет правда о сенсационном убийстве Александра Литвиненко может наконец оказаться достоянием гласности. 27 января в Высоком суде Лондона начнется публичное дознание об обстоятельствах смерти Литвиненко, которое должно продлиться до апреля. В деле нет ответчиков: Луговой и Ковтун бежали в Москву вскоре после убийства. Луговой сейчас – депутат в российском парламенте, Думе, и защищен государственным иммунитетом. Ковтун, который занял менее высокое положение, работает в бизнесе. Ни один из них не будет представлен в Лондоне.

Дознание об убийстве, впрочем, не является разбирательством без подозреваемых. Напротив, председательствующий судья Высокого суда сэр Роберт Оуэн будет стремиться установить, на ком лежит ответственность за убийство Литвиненко – и ожидается, что он укажет прямо на Россию. Оуэн и ранее отмечал, что prima facie (на первый взгляд, лат. – МЗ) это дело против Москвы и ее оперативников. Путин отрицает это, но он раздраженно отказался выдать Лугового или Ковтуна британскому суду. В 2007-м тогдашний министр иностранных дел лейборист Дэвид Милибэнд в знак протеста выслал четырех российских дипломатов из Соединенного Королевства. Москва ответила просто – высылкой четырех сотрудников британского посольства.

Несмотря на обозначенные для дознания пределы возможного, семья Литвиненко ожидает его с интересом. «Я более чем уверен, что для меня и моей мамы это будет некое завершение», – говорит Анатолий. «Если вы посмотрите на российскую систему, вы увидите, что все исходит сверху. Может быть, Путин дал приказ. Может быть, не отдавал. Но с учетом того, как устроена система власти, он, в конечном счете, виновен».

Мы встречаемся за месяц до начала дознания за кофе и круассаном в Университетском колледже Лондона, где Анатолий, специализирующийся на политике и восточноевропейских исследованиях, учится на втором курсе. В кафе колледжа полно народу, так что мы спускаемся мимо заточенного в шкаф тела философа Иеремии Бентама (согласно завещанию эксцентричного мыслителя XVIII века, после смерти его труп был забальзамирован и выставлен на всеобщее обозрение – МЗ) в пустой бар в подвале. В стеганом пальто и модных очках, купленных в Берлине после того, как предыдущие сломались, с типичным акцентом лондонского студента Анатолий производит впечатление человека тихого, сдержанного и более вдумчивого, чем большинство двадцатилетних. Те, кто знает его близко, объясняют его раннюю зрелость отношениями с Мариной, любящей и нежной матерью. («Я так рада, что мы до сих пор можем обниматься», – скажет она мне позже. «После того, как это случилось, я поняла, что я не могу быть строгой. Я помню, как Саша говорил: “Будь с ним помягче”. Я стараюсь каждый раз говорить ему, как люблю его»). И она позволила Анатолию принимать решения самостоятельно.

Его выбор университета – это кивок отцу. Литвиненко умер поблизости, в палате интенсивной терапии клиники Университетского колледжа, в трех минутах пешком от того места, где мы сидим с Анатолием. Отец, говорит он, гордился бы его академическими успехами: он был в восторге от первого лондонского табеля своего сына. Мы обсуждаем приближающиеся судебные слушания. Анатолий говорит, что это будет «концом эпохи. И, может быть, шансом для нас двигаться дальше. Оставить в прошлом все то, что составляло центр моей жизни на протяжении восьми лет». Он делает паузу. «Я хочу вспоминать его как папу, хочу получить шанс оплакать его по-настоящему».

Он знает, что шансы на уголовное преследование людей, которые убили его отца, невелики, но говорит, что глубины «реалполитик», до которых опустилось британское правительство, его удивили. После высылки дипломатов в 2007-м отношения между Лондоном и Москвой вошли в стадию глубокой заморозки. Но уже к 2010-му Дэвид Кэмерон и его новое коалиционное правительство горели желанием двигаться дальше. Расчет премьер-министра был прост: русские деньги, хлынувшие в Сити, могли способствовать росту британской экономики во времена бюджетной экономии и тем обеспечить будущую победу консерваторов на выборах. (В США Обама предпринял попытку сходной «перезагрузки», обхаживая Дмитрия Медведева, президента-дублера Путина, но с менее выраженными чертами ястреба; на самом деле, Путин никогда не переставал управлять Россией).

В 2012 году Роберт Оуэн, исполняя обязанности коронера (в англо-саксонской правовой системе коронер – должностное лицо, расследующее подозрительные смерти – МЗ), открыл дознание о смерти Литвиненко. Но два месяца спустя Уильям Хейг, занимавший тогда пост министра иностранных дел, швырнул в судебное разбирательство гранату, заявив об исключении из рассмотрения секретных документов правительства. (Собственное разведподразделение Форин Офиса (британского МИДа – МЗ), которое тесно сотрудничает с МИ-6, также составляло заключение об убийстве). Хейг доказывал, что его публикация «может разрушить международные отношения» – иными словами, рассердить Кремль, который обрушится затем на английский бизнес в России. Бен Эммерсон, адвокат, представляющий Анатолия и Марину, напрямую обвинял Хейга и Кэмерона в том, что те «пляшут русскую тарантеллу». Глядя, как ускользает шанс на правосудие, Марина призвала к публичному расследованию; министр внутренних дел Тереза Мэй ответила отказом. Прошлым летом, однако, Мэй совершила удивительный разворот на 180 градусов. Путин аннексировал Крым и начал завуалированное военное вторжение на восточную Украину. Российский президент стал, по сути, международным изгоем. Потом пророссийские повстанцы нечаянно сбили в небе над восточной Украиной пассажирский лайнер MH17, убив 298 человек, находившихся на борту. Мэй объявила о публичном расследовании смерти Литвиненко на следующий день. Она оправдывала свой предыдущий отказ теми же прагматическими соображениями, что и Хейг. Хотя теперь терять было почти нечего: Европа стояла на пороге новой холодной войны.

Анатолия до сих пор преследуют яркие воспоминания о медленной смерти его отца. Семья Литвиненко тогда жила в доме 140 по Озиэр-Кресчент, современном трехэтажном таунхаусе в новостройках Масвелл Хилл. Ахмед Закаев, лидер чеченских повстанцев в изгнании и ближайший друг Литвиненко в Англии, жил со своей семьей через дорогу. Анатолий играл в футбол на площадке напротив, а возвращаясь из школы, срезал путь через дыру в ограде соседей. Аренду жилья Литвиненко покрывала его зарплата: 5 тысяч фунтов в месяц, которые платил ему Березовский. (Позже мы навестили дом, сейчас выставленный на продажу. Снаружи мы столкнулись со взрослыми сыновьями Закаева, Шамилем и Наибом. Шамиль сказал об Анатолии: «Он взрослый. Он зрелый». Почему? «Ему нужно заботиться о матери»).

«Однажды медики пришли проверить папу», – вспоминает Анатолий. «Он был в ужасном состоянии. Они думали, это кишечная инфекция. Мама плакала, когда они впервые забирали его в больницу. А я был типа расслаблен. Это звучит бессердечно, но никто не понимал, насколько плачевно было состояние папы, даже персонал, который поначалу лечил его в районной больнице Барнета». Но состояние Саши ухудшалось, и его перевели в клинику Университетского колледжа. Здесь доктора заключили, что непонятные симптомы Литвиненко – облысение, катастрофическое падение уровня лейкоцитов, рвота – были, возможно, вызваны не вирусом, а отравлением радиоактивным талием. Анатолий несколько раз навестил отца. Потом консультант сказал Марине, что посещения надо ограничить, и он не видел Сашу три дня.

«Я все еще продолжал думать, что он поправится. Потом ему начало становиться хуже, настолько, что его подключили к системе искусственного жизнеобеспечения. Однажды ночью, когда мы были дома – было поздно, около 21:30, я был в пижаме – нам позвонили и сказали: вы должны приехать в больницу прямо сейчас. Нас отвели в маленькую комнату и там сказали, что папа только что умер. Я не понимал. Меня как будто поездом сбило, как будто ударили кулаком. Несколько часов я провел в оцепенении. Я просто пялился в стену. У меня не было эмоций».

Он не может вспомнить деталей последнего разговора с отцом, но сводился он к следующему: «Если я от этого умру, позаботься о своей маме, береги себя и прилежно учись». Марина и Анатолий вышли из больницы незадолго до рассвета. Анатолий вспоминает серый мрак за вращающимися дверями клиники, а потом их окутал ясный белый свет – это были вспышки на камерах десятков фотографов и телерепортеров, которые расположились лагерем снаружи.

Смерть Литвиненко – трагедия мести времен Якова I, в которую трудно поверить – стала новостью номер один по всему миру. Когда Анатолий и Марина вернулись на Озиэр-Кресчент, полиция уже искала там улики. Дом был заражен полонием. Детективы сказали, что взять с собой можно немногое: съезжать нужно было немедленно. Анатолий захватил несколько книг и забыл свой ноутбук.

Последующие несколько дней они провели через дорогу у Закаевых. Невестка Ахмеда Медина познакомила Анатолия с «Металликой» (он уже был фанатом хэви металла). Он смотрел телевизор, переключая каналы, но все они навязчиво показывали одну и ту же фотографию отца: лысый, умирающий, гордый – призрак, вызывающе уставившийся в камеру.

«Поднялся огромный медиашторм», – вспоминает Анатолий. «На время я потерялся в хаосе». Он чувствовал, что не может говорить со своей убитой горем матерью, и вместо нее доверился старому другу семьи, Валентине, которой несколькими днями позже признался: «Я видел папу в последний момент. Это был совсем не папа».

О той знаменитой фотографии своего отца, снятой за три дня до его смерти, с датчиками кардиографа на груди, Анатолий говорит: «Я не помню его без волос. Для меня он больше этого. Он был больше, чем эти последние недели в ноябре 2006-го». И хотя они не могли говорить, Марина и Анатолий были неразлучны. Марина говорит, что первые 40 часов после Сашиной смерти они с сыном провели, «просто обнимая друг друга».

Одноклассники Анатолия прислали ему открытку – писали, что скучают. В школе был выдающийся директор, говорит он; его отсутствие не затянулось. «Я пропускал школу только две недели. Что я сделал после папиной смерти, так это всерьез взялся за учебу. Я наполучал целый букет до тупости хороших отметок».

Если он не хочет вспоминать своего отца умирающим, то каковы же сильнейшие воспоминания? «Это его отвага, которая по-настоящему производит на меня впечатление – говорить, что думаешь, и стоять за то, во что веришь. Я чувствую, что это важно. Я чувствую, что у меня есть решимость поступать так же. Он умер в борьбе за благородное дело. Я честно думаю, что он старался сделать Россию лучше. Одна из причин, по которой он так любил Англию – он видел здесь то, чего недостает в России». Свободу и демократию, иными словами.

Анатолий покинул Москву в возрасте шести лет и никогда не возвращался туда. Он помнит «невероятный» холод и снег московской зимы – пруды, замерзшие и превратившиеся в лед, катание на санках. И знойное лето, которое приходит вслед за большой апрельской оттепелью – купание на Москве-реке («задним числом, это было отвратительно»), поездки в «стильном и восхитительном» неоклассическом метро. Его родители жили в маленькой квартире на московской окраине Чертаново. У Литвиненко было двое детей от первого брака – Александр и Соня.

Подобно многим русским детям, Анатолий проводил долгие летние каникулы на даче в 40 километрах от Москвы, которая принадлежала родителям Марины. (Отношения Литвиненко с его собственными разведенными родителями были напряженными; его воспитала бабушка). На даче был огород и летний домик. На фотографии 1997 года мы видим улыбающегося Анатолия, который растянулся рядом с Александром на диване. Это счастливая симметрия. Дед и бабушка Анатолия по материнской линии были обычными советскими гражданами. Его дед, тоже Анатолий, всю жизнь проработал на заводе, станком ему оторвало два пальца; бабушка всегда заставляла внука доедать. Анатолий-старший обладал природным умом, но в возрасте 12 лет, когда Советский Союз боролся с нацистской Германией за выживание, он был вынужден бросить школу и пойти работать. В конце концов, он поступил в техникум – но только на четвертом десятке. Анатолия назвали в честь деда, которому сейчас 83; его здоровье слабеет, он живет в Москве. Внук говорит, что они похожи характерами. «Он тоже тихий интроверт. Он любит шахматы и логические игры. Он был непобедим в домино. Его товарищи по заводу приходили в ярость, потому что он выигрывал партию за партией. Родись он попозже, стал бы заядлым геймером».

Пока Анатолий не вырос, он думал, что его отец – кто-то вроде офицера полиции. На самом деле Литвиненко был подполковником ФСБ, агентства внутренней безопасности и главного наследника КГБ. Вскоре после рождения Анатолия в 1994 году Александр встретил бизнесмена Бориса Березовского, тогда – влиятельную фигуру при дворе Бориса Ельцина. Они стали друзьями. Литвиненко не был типичным офицером ФСБ. Он был искренне заинтересован в борьбе с коррупцией, многим это давало повод отмахнуться от него как от безнадежно наивного человека. В 1998-м на пресс-конференции в Москве он обвинил руководство ФСБ в том, что оно приказало ему убить Березовского. Заявление взбесило Путина, тогда – шефа ФСБ, и стоило Литвиненко карьеры. Он был арестован и отправлен в Лефортово, некогда мрачную московскую тюрьму КГБ, а ныне – следственный изолятор ФСБ. Марина говорила Анатолию, что его отец уехал в командировку.

Литвиненко освободили, арестовали еще раз и снова выпустили. В 2000 году он ускользнул из России с фальшивым грузинским паспортом, сказав Марине забронировать путевку на отдых в Европе. Анатолий помнит, как они, проведя две «солнечные» недели в испанской Марбелье, встретили беглого отца в Стамбуле. Семья отправилась в посольство США в Анкаре с Александром Гольдфарбом, другом Березовского из Нью-Йорка. «Они обсуждали, куда ехать дальше – Франция, Англия, Америка. Америка – для меня это звучало круто. Я никогда не был», – говорит он.

ЦРУ опросило Литвиненко, но не стало ему помогать. Опасаясь, что русские шпионы идут по их следу, Гольдфарб заказал билеты в Санкт-Петербург через Лондон. В аэропорту Хитроу Литвиненко подошел к стойке паспортного контроля и объявил, что он – нарушивший присягу офицер русской разведки. Драматический момент, но Анатолию было всего шесть: он помнит только, что переел M&M’s и чувствовал себя нехорошо. «Третий терминал был болезненным и отвратительным. Я не понимал, что происходит. Мы оставались там много часов. Я слонялся вокруг. Мне было скучно, и я, вероятно, всем надоедал».

В конце концов семью Литвиненко отпустили и разрешили ей въезд в Соединенное Королевство. Березовский нашел им квартиру в Кенсингтоне. Анатолий не знал английского, он помнит, как в «Макдоналдсе» насыпал соли в свой стакан, перепутав ее с сахаром. Но его приняли в международную школу на Бейкер-стрит, где он вскоре приобрел американский акцент и обзавелся другом из Бразилии. Его отец, по контрасту, так никогда по-настоящему и не освоил английский. Анатолий вспоминает, как помогал отцу читать юридические документы; однажды ему пришлось переводить слово “headquarters” (штаб-квартира, головной офис – МЗ).

В Лондоне Литвиненко писал книги и статьи, в которых обвинял Путина в леденящих душу преступлениях. Одно из его самых серьезных заявлений заключалось в том, что ФСБ подготовила серию взрывов жилых домов в Москве в 1999 году, которая была использована Путиным как предлог для начала новой войны в Чечне. Война оказалась популярной и принесла Путину убедительную победу на президентских выборах. Эта книга (написанная в соавторстве с Юрием Фельштинским – МЗ), «ФСБ взрывает Россию», была издана за рубежом, часть тиража, доставленную в Россию, изъяла ФСБ. Березовский, умерший в 2013 году, поддерживал Литвиненко в Великобритании, выплачивая ему ежемесячную зарплату; он же платил за школу Анатолия.

«Я помню, что Березовский мне очень нравился», – говорит Анатолий. «Он был полон жизни, очень располагал к себе. Он быстро говорил. В его голосе был такой – “Так-тут-надо-быстро-сделать-это-и-это” – особый тон». Британские судьи предоставили обоим мужчинам политическое убежище, отклонив запросы России на экстрадицию (Березовский был заочно осужден за мошенничество и присвоение чужих средств). Кремль был в ярости, и Путин воспринимал этот отказ как личное неуважение.

Как и когда именно Литвиненко начал работать на МИ-6, неясно, хотя некоторые детали его отношений со спецслужбой всплывали. В 2012 году Эммерсон, адвокат Анатолия и Марины, говорил на предварительных слушаниях, что «мистер Литвиненко к моменту своей смерти несколько лет был зарегистрированным и оплачиваемым агентом/сотрудником МИ-6». Литвиненко снабжал МИ-6 информацией о связях между высшими чиновниками Кремля и российской организованной преступностью, взамен МИ-6 регулярно выплачивала ему наличные. Она также назначила ему куратора, «Мартина», и выдала защищенный телефон.

По инициативе МИ-6 Литвиненко начал работать с испанскими спецслужбами; по времени это совпало с проведением серии крупных операций против российских мафиозных боссов в Испании. Тезис Литвиненко – который в 2010 году с одобрением цитировал в своей презентации для американо-испанской антитеррористической группы испанский прокурор Хосе Гринда Гонсалес – состоял в том, что правительство России, ее разведывательные службы и оргпреступность срослись в «мафиозное государство». Свидетельства Литвиненко были ключевыми для ареста крупных криминальных боссов. В последний раз Литвиненко встречался с «Мартином» 31 октября 2006 года. На следующий день его отравили.

Ранее в том же месяце Марина и Анатолий стали подданными Великобритании. «Мы проходили церемонию вступления в гражданство в ратуше округа Харингей», – говорит Анатолий. «Это было по-настоящему скучно». Позже в тот же день Литвиненко в Вестминстере участвовали в панихиде по Анне Политковской, российской журналистке-расследователе, которая была убита в подъезде своего московского дома. Несколькими днями позже на мероприятии в клубе Frontline (клуб-ресторан в районе вокзала Паддингтон, площадка для лекций и дискуссий о расследовательской журналистике. Основан бывшими участниками Frontline TV – содружества независимых телерепортеров, освещавших события 1989 года в Румынии – МЗ) в западном Лондоне Литвиненко, выступавший на русском, обвинил Путина в убийстве Политковской.

Кодекс офицеров КГБ/ФСБ не знает прощения для бывших шпионов, изменивших присяге. Литвиненко был предателем, и наказание для него могло быть только одно. Его убийство ставит перед британскими спецслужбами неприятные вопросы: следовало ли им сделать больше для защиты своего источника? На взгляд Анатолия, «если он работал на них, мера их виновности должна быть исследована. Мы не знаем, какого рода работу он выполнял. Им следовало обеспечить ему лучшую защиту». Но Роберт Оуэн постановил, что публичное дознание не затронет этого – самого чувствительного – аспекта дела. Он настаивает, что «в относящихся к делу правительственных документах нет материала», позволяющего предполагать, что могло быть сделано большее. Оуэн читал эти засекреченные материалы, но мнение МИ-6 остается под спудом для всех остальных – включая Марину и Анатолия. Правительство упорно отказывается раскрыть свои объемистые внутренние файлы по делу. Анатолий и Марина дадут показания и выступят «ключевыми участниками» в дознании Оуэна наряду с представителями Хоум Офиса (британского МВД – МЗ) и Службы столичной полиции. Последние, как ожидается, впервые обнародуют выводы своей въедливой криминалистической экспертизы, касающиеся Лугового и Ковтуна.

После смерти Литвиненко полиция обнаружила след полония, тянущийся от комнаты Лугового в отеле через весь Лондон обратно в Россию – до стула, на котором Луговой сидел в британском посольстве в Москве. Ковтун прибыл в Лондон через Гамбург. Он оставил похожий след в северной Германии, в квартире своей бывшей жены и в BMW. Полиция верит, что эта пара контрабандой ввезла полоний в Лондон во время двух предыдущих поездок, 16 и 25 октября, всего за несколько недель до своей встречи с Литвиненко. Остается неясным, были ли эти поездки генеральной репетицией или ранними неудавшимися покушениями на убийство Литвиненко. Луговой и Ковтун встречались с ним 16 октября; полоний позже был обнаружен в их гостинице и суши-баре, где они ели. Дознание также заслушает показания экспертов-атомщиков, касающиеся производства полония. Дознание постарается установить связь между двумя агентами Москвы и смертью Литвиненко, но оно не ответит на один неразрешимый вопрос – кто в ФСБ или российской администрации президента послал агентов в Лондон, чтобы убить Литвиненко?

После кофе в Университетском колледже я предложил Анатолию навестить могилу его отца. Литвиненко похоронен в западной части Хайгейтского кладбища. Мы сели на Северную ветку, доехали до «Арчуэй» и стали ждать автобуса. «Все это так странно получается», – сказал Анатолий, показывая на электронное табло с расписанием и маршрутами. Один из автобусов, которые идут на кладбище – номер 210. Как полоний. «Ну не безумие?», – улыбнулся он.

Мы сели на другой автобус и пошли к внушительным черным воротам кладбища. Они закрыты для посетителей, но Анатолия здесь знают; обращаясь к своей коллеге где-то внутри, женщина сказала в рацию: «Здесь владелец захоронения, я могу его впустить?»

Анатолий, Марина и несколько близких друзей навещали могилу за десять дней до этого – отмечали восьмую годовщину смерти Литвиненко. Мы пришли накануне его 52-го дня рождения. Мы идем по узкой буколической тропинке. Довольно нелепое место упокоения для русского офицера-патриота. Могила Литвиненко расположена среди викторианских надгробий и ребристых траурных колонн. На мирных полянах – белки и сороки; напротив покоится адмирал, чей фамильный склеп напоминает большой военный корабль.

Анатолий рассказывает мне об учебе: по политологии он проходит русских мыслителей XIX века. Он упоминает Петра Чаадаева, друга Пушкина, который в серии философических писем доказывал, что Россия безнадежно отстала от Запада. (Судьба Чаадаева была предсказуема: после критики царя он был назначен «клиническим сумасшедшим» и помещен под домашний арест). Анатолий также изучает современную российскую политику. Последняя глава в его курсовой была о Владимире Путине. Он зол от того, что США и Евросоюз так поздно распознали подлинную природу Путина и его режима. «Папу обычно раздражало, как много народу на Западе верит Путину. Реальность в том, что он опасен. Он не успокоится». Он добавляет: «Все это говорится с 2003 года. Никто не прислушивался, потому что русские деньги текли в Англию рекой. Вы получаете грязные деньги, и они пачкают все. У Великобритании есть репутация, потому что здесь правосудие выше денег. Но грязные деньги умножают грязь».

Может ли он вообразить свое возвращение в Россию? «Я определенно хочу этого. Но не при Путине». Считает ли он Путина ответственным за смерть отца? Он отвечает: «Спросите себя, сколько стран имеют возможность производить полоний? Пакистан, Северная Корея, Китай, США и Россия. С какой из этих стран у моего папы были проблемы? Это просто». Он добавляет: «Радиоактивный след вел к Луговому. Его невозможно подделать». Анатолий думает, вполне возможно, что Лугового послали убивать Литвиненко, не сказав ему, чем был яд – или, что вещество было настолько радиоактивно, что представляло опасность для него самого.

Что насчет будущего? Анатолий хотел бы стать журналистом, возможно, специализироваться на России. «Там самая интересная для изучения политика в мире. Это как кино про гангстеров», – говорит он. И еще кое-что: он расстается с Энтони Картером, своим британским псевдонимом. Отныне он будет Анатолием Литвиненко.